Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914) - Юлия Лунева

В конце опубликованного в «Британских документах» письма Бьюкенена Грей сделал очень важный комментарий: если Франция согласится, мы можем позволить русским знать, что происходило между нашими военными и морскими властями, но нам было бы лучше как можно дольше откладывать обсуждение этого вопроса[787].

Через несколько дней, 7 (20) апреля 1914 г., Бенкендорф убеждал Сазонова, что Англия пойдет на союз, за что выступают Никольсон и Керзон, но ждут перемены в общественном мнении страны. Бенкендорф писал, что на визит короля не стоит слишком рассчитывать. «Я могу только сказать, что если Англия не играет сейчас в мире той роли, которая, несмотря на все, ей принадлежит и которая к ней несомненно вернется, то скоро она это обнаружит»[788].

9 (22) апреля 1914 г. Извольский в разговоре с французским министром иностранных дел затронул вопрос о более тесном соглашении между Россией и Англией. Г. Думерг самым положительным образом подтвердил послу свое намерение при предстоящем свидании с сэром Э. Греем высказаться в пользу подобного соглашения. Думерг считал, что «будет весьма легко найти в пользу этой мысли убедительные аргументы, ибо вполне очевидно, что, раз Франция имеет отдельные военно-морские соглашения с Россией и Англией, система эта должна быть координирована и дополнена заключением соответствующего соглашения между Россией и Англией»[789].

Министр полагал, что русско-английское соглашение должно принять форму морской конвенции и что при этом могут потребоваться технические совещания между всеми тремя Морскими генеральными штабами. Думерг сказал Извольскому, что Франция и Англия не связаны никакими политическими обязательствами, но что если по ходу событий обе державы будут приведены к совместным активным действиям, они будут руководствоваться выработанными Генеральными штабами техническими соглашениями[790].

Заинтересованность России в соглашении с Англией нашла отражение в публикации петербургской газеты «Вечернее время» от 9 апреля. В статье «О превращении Тройственного согласия в Тройственный союз» говорилось о призыве петербургского правительства к Лондону о создании открытого военно-политического союза. Новость не прошла незамеченной в Европе. Извольский сообщал из Парижа, что во Франции решили, что Россия «разрабатывает план более тесного соглашения и даже союза между Россией и Англией. Посол считал, что обсуждение этого вопроса накануне приезда туда короля Георга и Грея очень нежелательно»[791]. Со своей стороны, Извольский обещал принять меры к тому, чтобы такие крупные газеты, как «Temps» (Темпе) и «Matin» (Матэн), не касались этого предмета. Российский посол передал Сазонову слова французского поверенного в делах Флерио, что «сэр Э. Грей считает, что дальнейшее развитие и скрепление уз, связывающих три державы, могло бы осуществиться лишь после новых предварительных обменов взглядов Англии отдельно с Францией и Россией, по вопросам, непосредственно касающимся ее к ним отношений, так как самое возникновение Тройственного согласия явилось результатом особых соглашений, основанных на взаимных интересах Англии с каждою из этих держав»[792]. Грею представлялось некорректным в разговорах с французскими государственными деятелями касаться подробностей англо-русского договора.

Российская дипломатия вынуждена была на следующий день опровергнуть себя. 10 (23) апреля в наделавшем шума «Вечернем времени» появилось официальное сообщение: «В действительности, — говорилось в нем, — русское правительство, постоянно относясь самым сочувственным образом к дальнейшему укреплению уз, связывающих Россию, Францию и Англию, и видя в более тесном сближении названных государств верный залог мира в Европе, вместе с тем не подымало вопроса о превращении „согласия“ в „союз“»[793]. Таким образом, для английского правительства и не было повода отнестись, как сказано в статье «Вечернего времени», крайне холодно к предложению русского Министерства иностранных дел, так как такого предложения и не было вовсе. Русская дипломатия пошла на попятную, опасаясь негативной реакции Лондона.

Известный историк Покровский обнаружил в архивах царского правительства секретное письмо от 11 (24) апреля 1914 г. французского посла в Петербурге Палеолога Думергу в Париж. Посол сообщал министру, «что весь последний разговор императора с его министром иностранных дел перед отъездом в Крым был посвящен целиком вопросу англо-русского союза [сбоку вопросительный знак простым карандашом]». Обсуждая более или менее близкую угрозу столкновения между Россией и Германией, его величество предусматривал также возможность возобновления враждебных действий между Грецией и Турцией. В этом случае оттоманское правительство закроет Проливы. Россия не могла бы отнестись равнодушно к этой мере, столь вредной для ее торговли и для ее престижа. «Чтобы вновь открыть проливы, — сказал его величество — я прибегну к силе».

Но не встанет ли тогда Германия на сторону Турции? Вот в этом возможном вмешательстве Германии император Николай и «видел главную опасность новых осложнений, грозящих Востоку. Чтобы помешать Турции получить помощь Германии и в особенности чтобы обеспечить себе (в подлиннике — пробел), он надеется на быстрое заключение соглашения с Англией»[794].

Палеолог сообщал Думергу, что «император Николай заявил мне, что он был бы очень благодарен г. президенту, если тот в разговоре с королем Георгом приведет доводы, требующие, согласно его мнению, сближения англо-русских отношений», и добавил, что Сазонов был бы рад всякому сообщению по поводу разговоров французов с сэром Эдуардом Греем[795]. В конце апреля Грей сопровождал Георга V в Париж. Французские дипломаты не могли упустить случая помочь России, тем более что Сазонов согласился на такое посредничество. В Париже Пуанкаре и Думерг стали убеждать приехавшего вместе с монархом Грея установить более близкие отношения с Россией.

Грей согласился обсудить с Россией вопрос о заключении секретной военно-морской конвенции. Сазонов выразил пожелание дополнить морскую конвенцию условным политическим соглашением по образцу писем, которыми обменялись Грей и Камбон[796]. С. Д. Сазонов писал позднее в воспоминаниях: «Особых надежд на визит не возлагали. Это было не более чем прощупывание почвы, и в случае благоприятного ответа со стороны Грея переговоры должны быть перенесены в Лондон и вестись графом Бенкендорфом с великобританским правительством»[797].

29 апреля (12 мая) Извольский «весьма доверительно» сообщил Сазонову о визите англичан. Этим переговорам придавалось столь большое значение, что каждое слово из сообщения в печати по поводу визита короля редактировалось Камбоном, «было тщательно взвешено и проверено не только им самим, но и сэром Эдуардом Греем, который всецело одобрил упоминание в нем России, а также указание, что целью трех держав является поддержание не только „мира“, но и „равноправия“»[798].

Закончив обсуждение вопросов текущей политики — писал Извольский, — Думерг перешел к вопросу об отношениях между Россией и Англией и высказал сэру Эдуарду Грею условленные между ним и мною пожелания; при этом он выставил в пользу более тесного англо-русского соглашения главным образом два аргумента: 1) усилия Германии отвлечь нас от Тройственного согласия, как являющегося будто бы неналаженной и слабой политической комбинацией, и 2) возможность, путем заключения между нами и Англией морской конвенции, освободить часть английских морских сил для энергичных действий не только в Балтийском и Немецком морях, но и в Средиземном море (г. Думерг указал, между прочим, сэру Эдуарду Грею, что через два года у нас будет в Балтийском море сильная эскадра, составленная из дредноутов).

«Сэр Эдуард Грей ответил г. Думергу, что лично он вполне сочувствует высказанным им мыслям и был бы вполне готов заключить с Россией соглашения наподобие тех, которые существуют между Англией и Францией; он не скрыл, однако, от г. Думерга, что не только в среде правительственной партии, но даже среди членов кабинета имеются элементы, против России предубежденные и мало склонные к дальнейшему сближению с нею; он выразил, тем не менее, надежду, что ему удастся склонить г. Асквита и других членов кабинета к своей точке зрения, и предложил следующий modus procedendi: прежде всего оба кабинета — лондонский и парижский, могли бы по взаимному уговору сообщить санкт-петербургскому кабинету все существующие между Францией и Англией соглашения, а именно:

1) выработанные генеральными и морскими штабами сухопутную и морскую конвенции, имеющие… так сказать, условный характер, и