Андрей Кожухов - Сергей Степняк-Кравчинский

- Да, знаю, - отвечал Ватажко.

- Так до свидания. Надо идти.

Было около четырех часов утра, когда Андрей вышел на улицу. Впереди было еще целых тридцать часов, и за это время можно было все устроить без всякой торопливости, но он хотел собрать своих раньше, чем распространится по городу известие об утверждении приговора.

Скорым шагом он в полчаса дошел до конспиративной квартиры и вошел в нее, отперев дверь запасным ключом. Все спали, и никто не слыхал его прихода. Оповещенные Ватажко товарищи не могли собраться раньше как через час. В ожидании их Андрей разложил перед собою план города и определил на нем путь, которым должны были вести приговоренных. При его практическом знании местности ему нетрудно было выбрать лучший пункт для нападения. Он остановился на короткой улице, находившейся между двумя поворотами пути, невдалеке от площади. Правда, благодаря близости к месту казни улица могла оказаться занятой народом, но это неудобство вознаграждалось чрезвычайно удобным путем для отступления - сперва через ряд узких улиц, в которых погоня могла быть легко задержана бомбами, а дальше через городской сад, спускавшийся к реке. Войдя в сад, можно было затворить за собою высокие железные ворота и запереть их двумя или тремя принесенными с собою большими замками. Для большей задержки можно было также приладить у ворот несколько штук усердно рекомендуемых Заикой переносных торпед его собственного изобретения. Затем оставалось только спуститься по саду к пристани, где их будет ждать давно припасенная лодка. В нее предполагалось усадить освобожденных и раненых, если таковые окажутся. Остальные заговорщики должны были выйти через дальний конец сада и затем пробраться задами на Пушкарское поле, где они могли спокойно замешаться в ожидающую казни толпу.

Товарищи Андрея начали сходиться с разных сторон. В четверть шестого все семеро были в сборе и начали военный совет. Он был непродолжителен.

- Слышали? - спрашивал Андрей каждого из входивших.

- Слышал, - отвечал тот.

Андрей в немногих словах изложил им свой план, который был одобрен без всяких прений. Ему сообщили, в свою очередь, время и место трех собраний, на которые предполагалось созвать вновь завербованных заговорщиков. Еще раньше было решено созвать вместо одного многолюдного собрания несколько маленьких. Андрей обещал побывать на каждом, хотя бы на короткое время.

Все было кончено в полчаса, и семеро заговорщиков разошлись в разные стороны.

Тем временем известие, поднявшее на ноги заговорщиков, было набрано, отпечатано и преподнесено в виде утреннего приветствия мирным жителям Дубравника.

У немногих читателей не дрогнуло сердце при известии о предстоящей завтра казни четырех человек и в том числе женщины. Русские люди непривычны к подобным расправам. Что же касается до образованной части публики, то в ней эта весть возбуждала лишь жалость, негодование или бешенство, смотря по темпераменту и отношению к осужденным.

Люди, намеченные как возможные участники в освобождении, были, конечно, не из равнодушных. Большинство из них ничего не знало, получивши приглашение явиться на собрание для обсуждения какого-то важного общественного дела. Но, прочтя о предстоящей казни, все догадались, в чем дело. Когда им сообщили, что все уже готово, рассказали в общих чертах план освобождения и назвали имя предводителя, все были охвачены энтузиазмом и единодушно и радостно присоединились к предприятию. Андрей появлялся на всех трех собраниях. Со своей всегдашней решительностью и хладнокровием и сдержанным бешенством сегодняшнего дня он был именно таким предводителем, какого было нужно

Когда он вернулся с последнего собрания на конспирационную квартиру, там его ожидал очень приятный сюрприз. В его комнате сидел Давид, только что приехавший из-за границы. Узнавши где-то на противоположном конце Европы о том, что творилось в Дубравнике, Давид тотчас же помчался домой и поспел как раз вовремя.

- Я теперь под твоей командой, - сказал он Андрею. - Надеюсь, ты дашь мне работу.

- Дам, брат, дам сколько угодно! - весело отвечал Андрей.

Его настроение улучшилось с утра. Соприкосновение с новыми товарищами придало ему бодрости. Он был так же доволен своими ребятами, как и они им.

- А ведь дело наше, ей-ей, выгорит! - сказал он Давиду. - С нашими бомбочками да с пятьюдесятью ребятами, молодец к молодцу, мы такого натворим, что небу жарко станет. В семь часов у нас будет последний военный совет. Увидишь сам, что это за народ.

В назначенный час люди начали собираться один по одному. Некоторых Давид знал, другим он был представлен в качестве нового товарища.

Собрание было гораздо оживленнее и шумнее утреннего. Дело организации, существовавшее тогда лишь в области возможного, теперь было выполнено, и выполнено как нельзя лучше. Все это чувствовали и были полны надежд. Что же до опасности, на которую они шли, - дело было такое хорошее, что никто об этом и не думал.

Все вопросы вершились очень проворно. Споров и дебатов не было: время было слишком дорого. Многие, однако, делали различные предложения и подавали советы, которые Андрей принимал либо отвергал без разговоров, ставя свое окончательное решение. Общий план был очень прост. Завтра, с семи часов утра, Андрей с десятью товарищами займет выбранное для действия место. Остальные сорок человек будут рассыпаны в разных пунктах поблизости, так как толпиться всем вместе на пустой улице было бы опасно. Затем, по мере того как начнет сходиться публика, Андрей соберет и своих. Если улица будет занята сплошной толпой, заговорщики станут двумя полувзводиками по обеим сторонам улицы, друг против друга, чтобы не быть смятыми и разрозненными, когда при первом взрыве народ шарахнется и бросится бежать.

Если же, наоборот, улица будет слабо наполнена, заговорщики должны будут стоять врассыпную. В таком случае Андрей со своим десятком составит авангард, который задержит на минуту процессию и даст время остальным сбежаться со всех сторон Все это, впрочем, как и многое другое, могло быть окончательно решено лишь на месте действия.

- Теперь, - сказал Андрей, посмотрев на часы, - пора идти за оружием.

Было половина восьмого. Ватажко должен был перевезти бомбы из квартиры Заики. Их предполагалось выдать на эту ночь семерым вожакам для хранения в безопасном месте. Раздать их людям решено было на другой день утром, перед началом действия, в видах осторожности. Полиция могла накануне казни произвести на всякий случай несколько ночных обысков и, наткнувшись на такие опасные вещи, догадалась бы, в чем дело.

Более обыкновенное оружие, вроде револьверов, могло быть роздано немедленно.

Совещание кончилось, и присутствующие собирались разойтись, чтобы встретиться завтра на поле битвы.

Из школьных воспоминаний Андрей знал, что перед битвой классические военачальники говорят речи. Но он не был речист, да и смешно было бы с его стороны воодушевлять таких людей.

- Итак, до завтра! - сказал он вместо речи.

Некоторые уже направлялись к дверям, когда Давид подозвал Андрея и обратил его внимание на подозрительного человека, вертевшегося около дома.

- Я уже минут десять наблюдаю за ним, - сказал Давид. - Он все посматривает на наши окна, хотя и пытается не подать виду.

Андрей взглянул на улицу.

- Ничего, это мой приятель! - поспешил он успокоить присутствующих.

Незнакомец был полицейский писарь, сообщавший ему за небольшое вознаграждение все доходившие до него интересные сведения.

- Да не подходите вы к окнам, - остановил он любопытных. - Приятель мой не храброго десятка и - чуть что - сбежит.

Все отошли от окон, и Андрей, выйдя на улицу, в течение нескольких минут тихо говорил с полицейским.

Когда он вернулся, его лицо было далеко не спокойно, хотя выражало скорее злость, чем смущение.

- Полиция уже что-то проведала, - заговорил он сердитым тоном. - Кто-то разболтал! Это просто срам!

- Что? Что такое? Невозможно! Уверены ли вы в том, что говорите? запротестовали в один голос все присутствующие.

- Совершенно уверен. Полицейский рассказал мне, что незадолго до закрытия присутствия вбежал частный пристав и тотчас прошел к полицеймейстеру. Через пять минут оба поспешно вышли и поехали к губернатору. Они были очень взволнованы и продолжали говорить, проходя через канцелярию. Он уверяет, что ясно расслышал слова "динамитные бомбы". Ни выдумать, ни во сне их увидеть он не мог, так как, конечно, ничего не знает о нашем деле... Ну, что вы на это скажете?

Все были ошеломлены. Факт был налицо, положительный, несомненный и тем не менее совершенно невероятный. Революционеры не всегда осторожны. Тот или другой из вновь завербованных мог проболтаться сестре, невесте, близкому приятелю. Это было в пределах возможного. Поэтому-то и было решено привлечь большинство лишь в последний момент. Но подобным путем тайна не могла распространиться далеко. Только измена, прямой донос могли привести к такому быстрому открытию.