Отец сводной сестры (СИ) - Кострова Валентина Викторовна

— Ты, наверное, родился трудоголиком.

— Когда отец ушел из семьи, я старался подрабатывать, чтобы облегчить жизнь маме.

— У тебя отец ушел из семьи? Я не знала, - замечаю, как пальцы замирают над экраном телефона, нажимает отправить и убирает мобильник в карман пиджака. В глазах задумчивость перемешивается с решительностью. Складочку между бровями хочется разгладить.

— Отец ушел к молодой любовнице. Именно поэтому мать тебя не воспринимает. Она считает, что я повторяю его судьбу и кончу так же плохо, как и он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Он умер? – беру его ладонь, сжимаю. Сегодня день откровений, день сближения. Мне кажется, что никогда с Ромой так не были близки друг к другу и честны, как сейчас.

— Да, три года назад умер от цирроза печени. Он жил один, с матерью не общался, любовница ушла от него через год, после того, как сошлись. По ее меркам он был не слишком богат, не слишком амбициозен. Это его подкосило и покатился по наклонной. С работы, где занимал должность руководителя, уволили, с каждым новым рабочим местом статус все ниже и ниже становился. Последние годы подрабатывал охранником на базе отдыха, была у него пенсия, я ему помогал деньгами. Платил за квартиру, которую он снимал, привозил продукты. Он отказывался, упрямился, но я его не слушал. Чувство вины не позволило ему сблизиться со мной, я считал, что в душу к нему лезть нет смысла. Поэтому, когда женился на Алле из-за ее беременности, мать была не в восторге, считала, что я слишком молод для семьи. И она единственная кто поддержал, когда меня пригласили в Америку, потом в Сингапур по работе. Я все время кажется, что молодые девушки ничего хорошего не дадут, а вот взрослые состоявшиеся женщины более мудрые. Но мы с тобой знаем, что это не так.

Роман крепко сжимает наши ладони, потом подносит и целует мою руку. Я вздрагиваю от его нежности, ловлю себя на мысли, что не хочу ничего менять в своей жизни. Пусть все будет так, как есть и даже лучше. Пусть этот самый невероятный мужчина, которого я когда-либо знала, всегда будет рядом.

— Добрый вечер, - перед нами появился мужчина в халате, смотрит на Романа. – Вы родственники Воронцовой?

— Да, - Рома выпускает мои руки, встает. Мужчины отходят в сторонку. Я зажимаю свои ладони между коленками, внимательно следя за выражением лица Ромы. Он серьезен, слушает врача без улыбки. Страх, что Лика умерла, сковывает меня изнутри, мешая нормально думать и просто дышать. Я не смогу себе простить ее смерть. Не смогу... Ребенок... Что с ним?

— Она умерла? – вскакиваю на ноги, как только Рома возвращается ко мне. Удивленно вскидывает брови, качает отрицательно головой.

— Нет. Она жива, состояние тяжелое, сейчас в реанимации. К ней никого не пускают, пока не переведут в палату. Оставаться нам в больнице нет смысла. Поехали домой, - берет под локоть и тянет меня на выход. Я упираюсь. Один вопрос не дает мне покоя: что с ребенком?

— Ром, - выворачиваюсь из его рук, он останавливается и раздраженно на меня смотрит. Злится. – Что с ребенком?

— С ребенком? – сдержанно усмехается, подходит ко мне вплотную. В нем нет и грамма сочувствия. – Ребенка нет.

— Как нет? – мир перед глазами плывет, меня поддерживают, не дают упасть. Боже, это настоящее горе. Лика, наверное, еще не знает об этом. А Рома... Рома сердится без причины, когда тут плакать надо. Черствый.

— Дин, дослушай меня. Сейчас речь идет о том ребенке, о котором нам с тобой говорила Лика. Его нет и не было. Она придумала свою беременность, чтобы разлучить нас с тобой, привязать меня к себе, - вздыхает, заправляет мои волосы за уши, обхватывает мое лицо. Я изумленно рассматриваю темнеющие его глаза, пытаясь понять, как Лика могла с такими вещами шутить.

— Поехали домой, - ласково меня обнимает за плечи и увлекает на улицу. Я иду на автопилоте, смотря перед собой. Почему люди поступают так жестоко? Почему ради своей выгоды они не гнушаются использовать ценности, над которыми лучше не шутить? Как Лика могла соврать про ребенка?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не понимаю, - шепотом говорю свои мысли вслух, потерянно обращая взгляд на Рому. Он сжимает зубы, на скулах ходят желваки. – Зачем? Я бы никогда не посмела с такими вещами так легкомысленно обращаться!

— Дин, это ты не стала бы шутить ребенком, а Лика готова идти по головам, наплевав на все ценности, которые есть у человека. Ее можно понять и осудить.

— Я не понимаю, - обхватываю себя руками, устремляя растерянный взгляд в окно. Рома вздыхает, но ничего не говорит. Я благодарна ему за молчание, потому что мне нужно все переварить и сделать выводы по поводу того, как поступила Лика.

58 глава

Заезжаю во двор закрытого жилого комплекса, в котором проживает мать. Пять лет назад я купил ей двухкомнатную квартиру в новом доме, устав слушать о том, как ей все надоело все надоело, скучно живется. Рассчитывал, что новое жилье займет ее время, позволит ей окунуться с головой в планировании интерьера. Год назад отправил мать в кругосветное путешествие. Все это время ей некогда было лезть в мою личную жизнь, я особо не распространялся по поводу того, с кем встречаюсь. Все равно жениться не планировал, пока не встретил Дину. Эта мудрая, добрая девушка сидит во мне занозой, нужна больше, чем кто-либо в этом мире. Влюбился и забыл все на свете. А зря. Материнское око то не дремлет. И оказывается мой выбор ей не нравится и готова идти на все, чтобы я поменял свое мнение. Мама явно забыла, что я никогда никого не слушаю.

— Рома? А почему не позвонил, не предупредил? Я бы твоих любимых котлеток нажарила, - Софья Антоновна тепло улыбается, ждет, когда сниму ботинки, чтобы заключить в объятия. Терпеливо выдерживаю приступ материнской ласки, иду на кухню.

— Как дела? Ты сегодня не работаешь? Все же два часа дня.

— Из дома работал, Дина плохо себя чувствует, - смотрю на мать, та поджимает губы, демонстративно направляется к плите, шумно ставит чайник, включает газ.

— Даже не спросишь, что с ней, как она? – присаживаюсь на стул, пододвигаю к себе вазочку с сушками, конфетами. Беру сушку, сжимаю в кулаке, хрустит. Мать оглядывается через плечо, прищуривается.

— Молодая, выздоровеет. Вот у меня какой день давление, ты тоже не интересуешься, как мое здоровье.

— А надо? – сломанную сушку приходится съесть, передо мной ставят пустую чашку.

— Не будь таким злым.

— Я не злюсь. Уже остыл, - вскидываю глаза на мать, пока она наливает чай в чашку. – Мам, зачем ты так? Что тебе плохого сделала Дина?

— Ты забыл, как случилось у отца? – возвращается к плите, снимает чайник и наливает кипяток в мою чашку. – Хочешь очередной истории с брошенными детьми? А она тебе родит, не успеешь оглянуться, как обрадует полосками.

— Откуда в тебе столько ненависти к Дине? – чай горячий, поэтому кручу чашку в руках, наблюдая, как мать садится напротив. – Я никак не ожидал, что ты будешь помогать Лике.

— Лика тебя любит. И она взрослая женщина, которая многого повидала в жизни, пережила потерю мужа, трудности преодолела, а твоя Дина еще пороху не нюхала. Откуда ты знаешь, что ей взбредет в голову через год-два? Как влюбится в ровесника и ускачет от тебя, махнув хвостиком, а ты останешься один или с детьми от этой аферистки.

— Я не буду тебя переубеждать по поводу Дины, твоего одобрения мне не нужно, давно вырос. Просто предупреждаю, что я на ней женюсь и не позволю ни тебе, никому-то другому ее обижать. Тебе остается только смириться и постараться принять новую невестку и новых внуков, - залпом выпиваю уже остывший чай, встаю. Мама сверлит меня недовольным и одновременно негодующим взглядом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Она уже умудрилась залететь? Быстра, лиса, быстра!

— Она не беременна, если ты об этом, - понимаю, что вести объяснительную беседу с матерью бесполезно. Она себя уже настроила по поводу Дины. Жаль портит с ней отношения, все же родителей не выбирают.