Диспансер: Страсти и покаяния главного врача - Эмиль Айзенштрак

Говорить нам легко — хоть с глазу на глаз, хоть по телефону. Мы говорим слова, а за кадром — целые миры, картины и образы — общее наше хозяйство. Видим же мы одинаково. На поверхности, скажем, имеется железная аксиома: белый халат задирать нельзя. Бить по врачебной заднице просто безумие. А если врач плохой? Если сволочь? Если он…

Минуточку, минуточку, у нас другое знание, не кухонное, не из подворотни. У нас за кадром:

…Глубокой ночью фельдшер скорой помощи привозит в больницу своего маленького долгожданного внука. У ребенка уже два дня болит животик, лекарства не помогают. Дежурный хирург Легов не может разобраться, старый фельдшер это сразу подмечает и срочно едет к Ивану Александровичу Шредеру, опытному и солидному специалисту. Хирурги всю жизнь безотказны: Иван Александрович просыпается, одевается и едет в больницу. Здесь он смотрит ребенка, устанавливает аппендицит и возвращается домой в надежде доспать. Ординатор Легов оперирует мальчика, диагноз подтверждается — перфоративный аппендицит и перитонит. Ребенок попадает в реанимационное отделение, заведующий которого в этот день по приказу уходит в отпуск. На фоне перитонита ребенок умер на четвертые сутки. Это дело передается в прокуратуру. Легову инкримируют, что он как-то не так оперировал, Шредеру — что он уехал домой и не прооперировал сам (а если бы он прооперировал и ребенок бы умер — было бы ему юридически лучше?). Анестезиолога — за то, что, имея тяжелого пациента в отделении, все же ушел в отпуск. А заведующего отделением за то, что все произошло на его территории.

Разбирательство шло семь месяцев. Их вызывали на допросы, они изучали Уголовный кодекс, балдели от страха.

Самый опытный из них — Иван Александрович (хирург с высшей категорией) с этого момента (и по сей день!) от активной хирургии ушел, нырнул в гнойное отделение, вскрывает панариции и абсцессы. И всем ясно: не пошел бы он тогда ночью (нет его дома!) — и не было бы ему никакого горя. Другой хирург на фоне испугов тоже резко сократил свою деятельность и поступил в бригаду… сантехников. Трубы варит, стояки ремонтирует, людям воду дает — от первого этажа до пятого. И вот на третьем этаже одна женщина попросила его рентгеновский снимок проконсультировать, он руки обтер ветошью, снимок прокомментировал и снова взялся за гаечный ключ.

И еще одного знаю, тот и вовсе отважный, наплевал на начальство, как и не было его. В свое удовольствие живет человек.

— И как ты не боишься? — спрашиваю я у него.

— А положил я на них. У меня бахча и дом на ней. Уйду сразу, не оглянусь. Я человек свободный…

Свободный он человек, потому и смелый. А у кого нет бахчи? Что там у нас за кадром?

В одном городе, в пятницу, в крупной больнице рожает молодая девчонка девятнадцати лет. В субботу у нее сильные боли внизу живота. Врачи решают, что это матка не сократилась, и назначают лекарства, но состояние ухудшается, и уже ясно — катастрофа в животе, острый живот. Оперировать роженицу сложно, нужен опытный хирург. Срочно посылают за известным и прославленным NN. Известный же и прославленный залезает под кровать: нет меня дома…

История со Шредером разошлась очень быстро из уст в уста. Испугался маститый человек, а ведь раньше был безотказный. Тогда ищут и находят заведующую отделением, которая срочно оперирует роженицу. И все она сделала правильно, эта заведующая, да только не хватило ей «нечто» — на уровне опыта и таланта. Ну, не дано человеку. (Неодинаковы люди, неодинаковы! И врачи неодинаковые. Истина же простая, смехотворная по своей простоте, а ведь не входит в конусовидную башку, проклятье!) В общем, развалилось в животе у этой девочки, она погибла на десятые сутки.

Тому маститому кричали потом в своем кругу:

— Вы почему не пришли?! Почему не пришли?! Подлость какая!

А он им кричал в ответ:

— Я в своей постели умереть хочу. На простыне, понятно? И чтоб дети мне глаза закрыли. И идите вы все!..

Морально его можно осудить, а юридически он неподсуден. Его дома не было, не докажешь. А девочка погибла.

Руками ешьте даже суп,

но с музыкой беда такая.

Чтоб вам не оторвало рук,

не троньте музыку руками.

Вы слышите?! Музыку не троньте! И алгеброй (мать вашу) не поверяйте Гармонию!

Ах, в этом месте за кадром у нас еще один персонаж-человечек. Это методист жизни, профессионал. И подымет он свое мертвое око на музыку и гармонию, и усмехнется недобро: «А вы наши параграфы сами не троньте и, наоборот, лирику свою оставьте. Вам только потачку дай — Музыка, Гармония…

А Чуда не хотели? Губами, значит, тронуть чуда, поцелуя, понимаете, и ручья… В рабочее, так сказать, время.

И в рыбьем его глазу жизнь даже проплещется, потому что понял он тебя и разоблачил. А мы ему скажем:

— Ну и что? Подумаешь, умница!

Да поцелуй — это явление природы, и завязывается он везде, где люди есть, в любое время, при любой погоде, на любом месте, и на рабочем даже. И помимо широко известных курортных романов наша общественность принимает уже и служебный роман. Да, «Служебный роман» отражен в отечественной кинематографии и утвержден Главлитом. Режиссер Эльдар Рязанов, роли исполняют Алиса Фрейндлих и Андрей Мягков. Так что розыск можно прекратить, и любознательных пенсионеров — попридержать. И разговор закончен: тема вроде исчерпана. Да и не главная она сейчас — эта тема поцелуя и связанного с ним чуда. Просто к слову пришлось, из песни слова не выкинешь: «…И губами тронуть чудо поцелуя и ручья…». А на рабочем месте у нас главная тема и главное чудо — это, конечно, ручей. В связи с чем в газете «Известия» специальный материал был опубликован в свое время. Статья так и называлась «Ручеек». А мы все, рыбий твой глаз, обязаны уважать Центральную Газету, а ты, глаз твой, так и в особенности! И вот о чем рассказала нам, и к чему нас привела уважаемая Газета.

На одной городской улице неожиданно пробилась на поверхность и далее текла ручейком ключевая вода. Ручеек в центре города оказался совсем некстати: ни пройти, ни проехать, мокро, грязно. Приняли меры — устье ручья залили асфальтом, и снова стало сухо и чисто. Но упрямая вода опять просочилась откуда-то сбоку и потекла себе бесконтрольно черт знает куда. Теперь привезли камень, надежно забили ключ на глубину, снова положили асфальт. И вновь вода не покорилась. Ручеек заливали бетоном, использовали специальные смолы, но так ему глотку и не забили. Вода текла, и люди страдали от сырости и грязи, и тогда кому-то пришла счастливая мысль. Не надо его забивать, пусть течет свободно, только сделаем из него фонтан. Так и поступили. И стало на улице сухо, красиво и чисто. И все любуются прекрасным зрелищем фонтана, а в жаркую погоду это холодное хрустальное чудо можно тронуть губами.

Вот, наконец, и прототип нашей медицинской модели: по естеству, по ходу свободного потока, никому ничего и никого не навязывая. И хорошее нельзя навязывать, тогда оно становится плохим. Государь, например, прослышав о болезни Пушкина, назначил ему лучшего врача Российской Империи того времени — профессора Мойера из Дерптского университета, будущего учителя великого Пирогова. Но Пушкин обиделся и написал царю, что он хотел бы иметь «лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства».

И мы, Александр Сергеевич, дадим нашим пациентам такую же возможность — пусть выбирают себе врача по собственной доверчивости. Вообще больного нельзя закреплять за лекарем по месту жительства, по участку или по району. Нам кажется (за кадром!), что это даже безнравственно. Ибо отношения врача и пациента относятся к области интима, как и отношения, скажем, мужчины и женщины. Интимы эти, конечно, разные и по содержанию и по форме, но все равно они — интимы, поскольку вторгаемся же в сокровенное. Формально, с нашей медицинской или даже анатомической точки зрения женщина доверяет своему избраннику полость своего влагалища (за кадром! за кадром!), и пациент разрешает хирургу залезть в свою брюшную полость. Женщину, однако, никто не прикрепляет по району или участку. Разумеется, механически сравнивать нельзя. Там еще шепот, нежное дыхание, трели соловья. Там еще и душу затрагивают, а в душу почем зря не полезешь, но и в живот же не просто так залезть острым ножом, твердой рукой (нежной рукой!). Ах, это тоже интим, пощупайте себе живот ладошкой, подумайте на минуту, представьте… Или сердечная боль за грудиной давит мотальной плитой, и ужас в тебе беспредельный, и классический, описанный в учебниках терапии страх смерти в каждой клеточке твоей, и безысход уже, и Доктор над тобой как сам Господь…

А к венерологу идем тоже с мольбой и расскажем такое, что и самому себе под одеялом язык не повернется.

К онкологу приходим в тоске, с тревогой неслыханной, беспрецедентной. И опять доктору, как Богу, нужно вдохнуть в тебя сначала Веру и Надежду, а потом и Жизнь. Только Вера и Надежда вдвоем не ходят, там еще и Любовь. Да, не сфера это обслуживания. Это — любовь: другая сфера…