Жизнь и приключения чудака - Владимир Карпович Железников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я промолчал.
— Ты что, вообще против девчонок?
— Вообще против. Обидчивые они. Я одну назвал «дохлая принцесса», так потом меня на сборе отряда разбирали. Шуток не понимают.
— Я тоже вообще-то против, — сказал Сережка. — Но что же делать? Без Софки не обойдешься. Она хитрая и ловкая. Думаешь, катал меня дядя Миша на мотоцикле? Нет. А Софку катал. Думаешь, он починил бы мне самокат? Никогда в жизни. Ты же видел: «Привет, брат, привет, спешу, дела». А Софка его попросила, и он починил. Слова она особенные знает, хотя можно сказать, что из ее разговора ничего нельзя толком понять. Она не выговаривает две основные буквы алфавита: «л» и «р». Она вместо «ложка» говорит «вожка».
— Ну, раз так, — сказал я, — пошли к твоей Софке.
Мне теперь все равно было, куда идти, так у меня было тяжело на душе. Может быть, на самом деле эта хитрая Софка что-нибудь придумает.
— Она живет на втором этаже.
Мы подошли к Софкиным окнам, и Сережка несколько раз коротко свистнул, но в окне никто не появился. Он еще раз свистнул.
— Видал? — Он кивнул на Софкины окна. — Нарочно не подходит. Характер у нее ой-ой! Бабушка говорит, на такой женишься, будешь ходить в струнку.
Я стоял рядом и размахивал вазой. Передо мной появлялся то желтый, то черный петух, точно они гонялись друг за другом.
— Смотри разобьешь! — сказал Сережка.
— Я не разобью.
— Пошли! — крикнул Сережка.
Это была хитрость. Стоило нам сделать три шага, как Софка тут же высунула голову и крикнула:
— Эй, Сегежка, чего свистишь под окнами! Я читаю книжку, а ты свистишь.
— Ну и читай свою книжку.
— А чего же ты свистев?
— Дело есть, — сказал Сережка.
— Ну? — сказала Софка.
— Я не собираюсь орать на весь двор, — ответил Сережка.
— А ты губами, — сказала Софка. — Я пойму.
— А может, спустишься? — попросил Сережка.
— Нет, ты губами, — сказала Софка. — А то не пойду.
Сережка начал говорить одними губами. Софка, не отрываясь, смотрела ему в рот. Когда Сережка кончил, Софка тут же исчезла из окна.
— Сейчас прибежит, — сказал Сережка. — Она ради другого в огонь и в воду. Это у нее есть.
— А что ты ей сказал? — спросил я. — Ничего нельзя было понять.
— В двух словах изложил твою историю. — Сережка помялся. — Про него.
— А… — Нужно было что-нибудь еще спросить, и я сказал: — И ты тоже умеешь читать по губам?
Сережка скривился, подумал, вероятно, соврать мне или нет, и ответил:
— Нет. Я только умею говорить беззвучно, одними губами, а читать не умею. — Он помолчал. Видно, его подавляло полное превосходство Софки, потому что он сказал: — У меня губы толстые, по ним не хитро прочитать. А ты попробуй прочитай по Софкиным губам. Она сама по своим губам ничего не может прочитать.
— Как это сама по своим губам не может прочитать? — удивился я. — Человек сначала думает, а потом говорит. Что же, она сама не знает, о чем думает?
— А вот так, — сказал Сережка. — У нее все может быть. Она мне рассказывала: встанет перед зеркалом, губами шепчет, а сама в зеркало смотрит и ни черта не понимает, что говорит.
— Опять вгешь!
Мы оглянулись: перед нами стояла Софка. В руках она держала пачку печенья.
— Ты же сама рассказывала! — возмутился Сережка.
— Хотева тебя успокоить. Кому печенья?
Сережка обиделся на Софку и не стал брать печенья, и я тоже не стал — неудобно было.
— А Севка всем придумывает прозвища, — сказал Сережка.
— И мне пгидумав? — спросила Софка.
— Ящерица, — сказал я.
Минуту они молчали. Потом Сережка сказал:
— Сила прозвище!
— Ничего, — согласилась Софка.
— Давай печенье, — сказал Сережка.
Он взял сразу три печенья и стал их жевать.
— А ты? — спросила Софка.
— Я есть не хочу, — соврал я.
— Печенье — это не еда, — сказала Софка. — На, дегжи всю пачку, а я понесу твою вазу.
— Смотри не разбей, — предупредил ее Сережка. — Это он одному человеку привез.
— Ты за кого меня принимаешь? — спросила Софка. — За квадгатную дугу?
Я никогда не слышал, чтобы говорили «квадратная» дура. Всегда говорят «круглая» дура. А тут «квадратная».
— Ну ладно, — сказал Сережка. — Ты что-нибудь придумала?
— Сейчас, — сказала Софка.
Софка шла впереди, в руках у нее была ваза. Я посмотрел на вазу со стороны. Смешная она и веселая. Я даже к ней привык, и она мне нравилась.
Софка что-то шептала себе под нос.
— Чего это она? — тихо спросил я.
— Думает, — ответил Сережка. — Она, когда думает, всегда под нос читает стишок. Она в актрисы целит, а там без букв «л» и «р» нельзя. Где-то достала стишок и тренируется. Ей сказали: как научишься читать этот стишок, так возьмем в актрисы. А она упорная. «Шит колпак не по-колпаковски, вылит колокол не по-колоколовски. Надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать, надо колокол переколоковать, перевыколоковать». Это ее стишок.
— Язык сломаешь, — сказал я.
— Сломаешь. Но она упорная.
Вдруг Софка оглянулась и сказала:
— Пгидумава. Сейчас зайдем к нему и скажем: собигаем бумагу. Ну, и поговогим о чем надо.
— Силища! — обрадовался Сережка.
А я промолчал. Ходил, как во сне. Точно все то, что происходило, было не со мной, а с кем-то другим. Точно не я сбежал с поезда, не я обманул Наташу, подвел Шерстнева, точно не я искал встречи с отцом, а кто-то другой.
Мы вошли в подъезд, сели в лифт.
— Чуг, я нажимаю кнопку, — сказала Софка.
Она нажала кнопку десятого этажа, хотя нам надо было на пятый. Сережка невозмутимо стоял в углу.
— Почему ты нажала на десятый? — спросил я. — Ведь он живет на пятом.
— Гвупо ехать до пятого в десятиэтажном доме, — ответила Софка. — Доедем до десятого, потом спустимся до пятого.
Мы ехали в лифте. Я в своей жизни первый раз. Он мягко скользил вверх, щелкая на этажах. Потом остановился. Софка нажала кнопку пятого этажа, и мы поехали вниз.
Вышли на лестничную площадку, и я даже не успел опомниться, как Софка без всякой подготовки позвонила в сто восемьдесят пятую квартиру.
Он открыл нам на второй звонок. Одна щека у него была в мыле, он брился. Сразу было видно, что он торопился.
— А, знакомая братия. Ну, в чем дело?
— Мы за макуватугой, — сказала Софка.
— За чем? — переспросил он.
— За стагой бумагой, — поправилась Софка.
— Нет
