Тайны древней Африки - Николай Николаевич Непомнящий

султан разгневался на свою главную жену, дочь своего дяди по отцу, именуемую Каса («каса» обозначает у них «царица»). По обычаю черных, она — его соправительница в делах верховной власти, и имя ее упоминают в молитве вместе с именем царя… Каждый день Каса выезжала верхом со своими невольницами и рабами; их головы посыпаны были прахом. Она останавливалась перед помещением совета, а лицо ее было закрыто покрывалом и невидимо. Эмиры много говорили о ее деле. Но султан собрал их в помещении совета, и дуга сказал им от имени султана:

«Вот вы много говорите о деле Касы. Но ведь она совершила великий грех!». Затем привели одну из невольниц царицы со связанными ногами и с колодкой на шее и сказали ей: «Говори, что у тебя!». И невольница рассказала, что Каса посылала ее к Дьяте, сыну дяди султана по отцу, бежавшему от государя… что она призывала Дьяту свергнуть султана с престола и говорила ему: «Я и все войска покорны твоему приказу!». Когда эмиры услышали это, они заявили: «Это великое преступление, и за него она заслуживает смерти!». Каса испугалась этого и укрылась в доме хатиба (проповедника): обычай черных таков, что они ищут убежища в мечети, а если это невозможно, то в доме хатиба».

На сей раз Сулейману удалось заблаговременно раскрыть заговор и предотвратить покушение на свою власть. И однако же именно этот самый Дьята, о котором шла речь при допросе, все-таки впоследствии сверг с престола сына Сулеймана и воцарился в 1361 г. под именем Мари Дьяты II.

И все же время визита Ибн Баттуты в Мали было относительно спокойным. Наверное, поэтому он так высоко оценил Достоинства жителей Мали. В записках его целая глава посвящена тому, «что он одобрил из поступков черных», и тому, «что ему у них не понравилось». Нужно сразу сказать, что достоинств оказалось намного больше.

«К их добрым качествам относится малое число несправедливостей. Они самый далекий от несправедливости народ, ее их султан никому не прощает! — говорит Ибн Баттута. — К добрым качествам относится и полная безопасность в их стране: ни путешественник, ни оседлый житель в ней не боится ни вора, ни притеснителя…».

Среди прочих достоинств жителей Мали Ибн Баттуту больше всего восхитило их благочестие, их усердие в отправлении обрядов и исполнении предписаний ислама. Собственно говоря, первыми сообщениями об исламе в Мали мы обязаны еще ал-Бекри. По его рассказу, обращение царя этого государства в ислам произошло таким образом: «Их царь известен под именем ал-Мусли-манш Называется он так потому только, что его страна год от года страдала от голода. Жители просили о дожде, принося в жертву коров, так что почти их уничтожили, но неурожаи и несчастья только множились.

У царя жил гость-мусульманин, читавший Коран и знавший сунну, священную книгу мусульман-суннитов. Царь ему пожаловался на их несчастья, а тот ему ответил: «Царь, если бы ты уверовал в Аллаха всевышнего… признал бы книгу Аллаха и твердо усвоил бы все предписания ислама, то я просил бы Аллаха утешить тебя и разрешить твои затруднения, чтобы на народ твоей страны снизошла милость и чтобы завидовали тебе враждебные тебе и удаленные от тебя!». Он продолжал это говорить, пока царь не принял ислам и не очистил свои помыслы».

Эти события произошли, по-видимому, в первой половине XI в., и, таким образом, ислам мог ко времени Ибн Баттуты быть хорошо известен и распространен в Мали.

Но Ибн Баттута одновременно многое и не одобрил. Очень не понравились ему ни свобода, которой пользовались африканские женщины, ни, еще того пуще, обряды, которые ему довелось видеть во время мусульманских праздников при дворе мансы Сулеймана. Относительно этих обрядов Ибн Баттута, который мог себя считать не только правоверным, но и достаточно образованным мусульманином — во время путешествия по Индии ему даже пришлось одно время исполнять в Гуджерате функции мусульманского судьи, кадия, — ограничился несколько пренебрежительным недоумением. Он назвал их «смешными обстоятельствами». Но так ли это было на самом деле?

Действительно, многое в рассказе марокканского путешественника как будто создает впечатление, что в правление мансы Сулеймана Мали было такой же мусульманской страной, как, скажем, Марокко или Египет. Ибн Баттута много говорит о пятничных молитвах, называет имена многочисленных мусульманских законоведов и проповедников. Он, например, с большим уважением поминает некоего кадия Абдаррахмана — черного африканца по происхождению, человека, по его словам, очень достойного и преисполненного добрых качеств. Манса Сулейман устроил поминальный пир по меринидскому султану Абул — Хасану, и на этом пиру был целиком прочтен Коран..

Но как только дело доходит до описания церемониала торжеств или до рассказа о жене-соправительнице мансы, сразу же оказывается, что распространен ислам был вовсе не так широко, да и в самом исламе при малийском дворе много было такого, что в сознании Ибн Баттуты никак не вязалось с его представлениями о том, каким должен быть настоящий ислам.

Объяснение этого несоответствия заключалось в том, что Ибн Баттута в Мали имел дело с очень ограниченным кругом людей — точнее сказать, довольно широким количественно, но очень ограниченным социально. Он встречался главным образом, или даже почти исключительно, с верхушкой малийского общества — сановниками двора мансы, его наместниками в провинции, крупными купцами, мусульманскими богословами и законоведами. А с основной массой населения великой державы Кейта он в общем-то и не сталкивался. Между тем как раз оно-то, это население, и служило фоном для нарисованной путешественником картины процветания мусульманства в Мали. Причем фон имел с картиной крайне мало общего…

Даже несколько сот лет спустя после пребывания Ибн Баттуты в Западной Африке население того района, где некогда находилась столица великой державы Кейта — Ниани, оставалось при своих прежних верованиях и в ислам обратилось не раньше XVIII в. По выражению французского ученого Шарля Монтея, посвятившего всю жизнь изучению истории и культуры народов, живущих на территории средневекового Мали, это произошло потому, что «мусульманская организация в Мали не превышала своим размером двора мансы».

И даже при дворе сохранялись очень многочисленные следы старых верований и обычаев. Только задолго до ислама в условиях, когда еще сильны были пережитки родового строя, могла появиться фигура жены-соправительницы царя, совершенно немыслимая в «обычном» мусульманском государстве. Предание упорно сохраняет древние охотничьи прозвища царей, восходящие в конечном счете тоже к верованиям родового общества. Танцы, которые видел Ибн Баттута и которые он посчитал смешными, — это танцы масок тайных союзов. А такие союзы (их задачей была подготовка молодежи к исполнению обязанностей взрослых членов общества) также сложились внутри родового общества,