Училка - Марина Львова

— В жизни не слышал вопроса глупее…

— Мы сошли с ума: в соседней комнате спит твоя дочь.

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Тебе нужно решить, хочешь ли ты этого или нет.

— Да не знаю… Мы не должны. — Настя изо всех сил пыталась сохранить остатки благоразумия.

— Почему? — Валерий резко отодвинулся. Настя села на кровати, обхватив колени руками. — Успокойся, что ты так испугалась? Мы с тобой разумные люди. — Валерий снова придвинулся к ней и стал поглаживать руками ее спину, разминая уставшие мышцы.

Постепенно напряжение оставило Настю, она расслабилась. Повинуясь сильным и нежным мужским рукам, Настя легла на постель.

— Ложись рядом, теперь моя очередь сделать тебе массаж. — Настя похлопала рукой по кровати.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что затеваешь.

— Ну, разумеется.

— Ты какая-то другая сегодня.

— И я тебе не нравлюсь.

— Я этого не говорил, просто я тебя не узнаю. Ты каждый раз новая, Настя. Не знаешь, чего от тебя ожидать.

— Я меняюсь, как хамелеон, так?

— Нет, почему ты меня все время перебиваешь? Просто невозможно говорить. Я хотел сказать, что ты мне интересна, что я тебя мало знаю и хочу узнать поближе. Но чем больше я тебя узнаю, тем меньше понимаю.

— И ты разочаровываешься во мне.

— Нет, тем больше я очаровываюсь и восхищаюсь.

— Потому что я меняюсь, как хамелеон.

— Да что с тобой сегодня? Будто чертик в тебя вселился.

— Потому что я…

Насте не удалось договорить, теплые твердые и такие нежные губы закрыли ей рот, не давая говорить. Большие руки обхватили ее плечи, мешая ей двинуться с места, но этому сладкому плену Настя и не хотела противиться. Она не чувствовала стыда, стеснения, она не боялась, что разочарует Валерия своей неопытностью. Ей хотелось обнимать и гладить сильные мужские плечи, пробовать их на вкус, кончиком языка она провела по гладкой ключице. Валерий вздрогнул и резко вздохнул:

— Кто научил тебя этому, чертовка?

— Разве я не могу придумать это сама?

Насте не удалось поспорить с Валерием, так как его руки снова пришли в движение, изучая и лаская ее тело, разжигая огонь страсти и заставляя терять последние остатки разума. И настал момент, когда она уже больше не думала ни о чем, когда разум уступил место страсти.

Наутро Настя проснулась поздно, она потянулась на кровати, чувствуя во всем теле приятную истому. Она быстро накинула халат и прошла в ванную. По запотевшему зеркалу в ванной Настя догадалась, что Валерий опередил ее; она быстро оделась и прошла на кухню. На табуретке сидела полуодетая Марьяшка и задумчиво жевала яблоко.

— Доброе утро, тетя Настя, — проговорила она с набитым ртом. — Папа Валера ушел на работу и сказал, чтобы я тебя не будила.

— Почему? Я бы сварила тебе кашу. Ты хочешь есть?

— Хочу, — со вздохом ответила девочка.

Настя вернулась к домашним заботам, чувствуя себя хозяйкой дома. Теперь Насте было понятно, что испытывает мать, когда ее ребенок выздоравливает после тяжелой болезни. Ей хотелось приготовить что-нибудь вкусное для похудевшей, осунувшейся девочки, а Марьяшке было скучно лежать в кровати. Настя дала девочке телефон, чтобы она могла поговорить с Кириллом, потом включила телевизор и принесла игрушки. К концу дня Настя успела убрать в квартире, приготовить еду, поиграть с Марьяшкой и почитать ей книжку. Заниматься уроками девочка отказалась, но она с охотой прочитала надписи под картинками в книге, которую они рассматривали.

Настя приготовила ужин, но Валерий все не приходил, немного обеспокоенная Настя покормила Марьяшку. Девочка стала смотреть мультфильмы, а Настя, сдерживая волнение, — ждать Валерия.

Около девяти часов наконец раздался долгожданный звук отпираемого замка, Настя вышла в коридор.

— Как дела?

— Хорошо, Марьяшка поела, теперь играет в комнате. Она еще слабенькая, но чувствует себя намного лучше.

Валерий кивнул головой и пошел в комнату переодеваться. Через несколько минут он вышел, сменив официальный костюм на джинсы и майку. Он молча помыл руки, прошел в комнату, где играла Марьяшка. Девочка махнула отцу рукой в знак приветствия и показала ему новую прическу своей куклы, над которой терпеливо трудилась весь вечер. Валерий погладил девочку по голове и пошел на кухню.

— Я разогрела ужин, он уже успел остыть.

— Ты ела?

— Еще нет.

Настя быстро положила еду на тарелки и села напротив Валерия. Настя торопливо ела, Валерий неохотно ковырял вилкой еду.

— Тебе не понравилось?

— Что?

— Я говорю: «Тебе не нравится?»

— Вкусно.

— Что-нибудь случилось?

Валерий вяло пожал плечами:

— Как сказать…

— Прости, я не должна была спрашивать, пойду положу Марьяшку спать.

Насте почти не пришлось уговаривать девочку почистить зубы и лечь в кровать. Марьяшке хотелось услышать продолжение истории, которую Настя начала читать ей днем. Настя прочитала главу и потушила свет. Выйдя из комнаты, она прикрыла за собой дверь и вернулась на кухню. Валерия там уже не было. Она помыла и убрала посуду, прибрала на кухне. Потом, глубоко вздохнув на пороге комнаты и чуть помедлив, прошла в спальню. Валерий лежал поперек кровати, прямо на покрывале.

— Что ты там стоишь?

— Я хотела собрать вещи…

— Зачем?

— Марьяшке стало легче, она выздоравливает.

— И ты хочешь сбежать. Ты жалеешь?

— А ты?

— Вчера ты была смелее и не думала об условностях.

— Мне не хочется доставлять тебе неприятности.

— Тебе не приходило в голову, что твоя деликатность может раздражать? Настолько она неуместна и непонятна.

Настя решительно села на кровать и взяла Валерия за руку:

— Скажи мне, что случилось?

— Пять минут назад ты собиралась уезжать.

— Валерий, скажи мне.

— Ты странное существо: я нагрубил тебе, а ты не обиделась.

— Просто я чувствую: тебе плохо. У тебя что-то случилось. Какие тут могут быть обиды? Не хочешь, не говори.

— Сегодня вечером я был в милиции. Мне показали фотографии одной женщины, она умерла несколько месяцев назад.

— Где?

— На юге. Она была там в компании наркоманов.

— Это была твоя… Мать Марьяшки?

— Да.

— От чего она умерла? — чисто машинально спросила Настя, хотя уже в следующую секунду она знала, каков будет ответ.

— Наркотики… Ее обнаружили мертвой, у нее не было документов.

— А Марьяшка? Ты будешь говорить ей?

— Не сейчас, подожду немного. Пусть подрастет.

— Но она будет ждать свою мать, будет ждать и надеяться.