Сила Внушения (СИ) - Иванович Юрий

— Ну вот, Ефим Иванович, — улыбался Ахутин, — а ты сомневался! Зато весь эффект теперь на себе испробовал! — и он отечески похлопал по плечу, вновь усевшегося рядом с ним Шульгу. — Устал? И все ли силы истратил?

— Все! — выдохнул парень, вытирая пот со лба. — Теперь дней пять, не меньше, на восстановление уйдёт…

— О! Засекаешь? — вновь повернулся главный хирург к министру. — Наш юный знахарь никак не сможет вылечить всех и когда угодно. Его силы не бесконечны и требуется время для накопления. Поэтому не слишком об этом распространяйся, лучше вообще держи в тайне. Не то, вдруг вновь голова заболит — а… помочь-то и некому!

Смирнов неопределённо покивал, решив лично расспросить кудесника-целителя:

— Саша, а вот ты любого человека так же подлечить сможешь?

— Никак нет, Ефим Иванович. Большая часть страждущих — для моих воздействий вообще не чувствительны. Особенно люди с грубой духовной натурой, малограмотные и умственно ограниченные. Ну и с тяжёлыми, запущенными болячками — это не ко мне. Как и с лечением людей старых, великовозрастных. Мой массаж лишь для лёгкого успокоения, расслабления, устранения локальных болей, придания хорошего настроения и пробуждения тяги к жизни.

— Ага! Значит это так и называется, тяга к жизни? — ухмыльнулся министр, стараясь незаметно поправить у себя нечто в штанах, чуть ниже живота. — Неплохо, неплохо… А вот если вдруг мне понадобится улучшить, взбодрить состояние некоторых особо уважаемых и высокопоставленных пациентов, ты поможешь?.. Правда, они уже все в солидном возрасте…

Навеянное внушение с новыми заданиями уже стало действовать. Ведь мемохарб внушил идею задействовать его умения при некоторых болезнях всё тех же кремлёвских столпов власти. Конечно не сейчас, и не для всех, но такой момент, когда можно будет укрепить свой личный авторитет (считай — определённое влияние), обязательно появится.

По этому поводу лучше отвечать обтекаемо, без жёсткой конкретики:

— Не знаю, даже… В каждом случае надо пробовать. И будучи хорошо отдохнувшим. То есть, предупредив меня как минимум за два дня до того, чтобы я свои силы исцеления не растрачивал.

— Хорошо. Если что, то я сразу звоню Михаилу Никифоровичу! — принял решение Смирнов.

Кстати, просто поблагодарить юного студента, чисто по-человечески, он и не подумал. Словно тот ему был обязан по жизни делать добро. Что крайне Киллайду не понравилось. И это — при его невероятной прагматичности и с тотальным равнодушием к подобным условностям этого мира.

На том и договорились, потому что у министра деньоказался невероятно загружен. Как и у Ахутина, который и так выбился из составленных на сегодня планов. Но когда ехали обратно в институт, главный хирург выглядел довольным и не скрывал этого:

— Очень важно, что он станет привлекать тебя иногда, только с моим участием! — втолковывал он своему протеже. — Так и мне будет спокойнее, и тебе лучше. Иначе можешь нарваться на какую-то подставу по своей неопытности… Или на дурака. Да и вообще, Смирнов — тот ещё фрукт! От него что угодно можно ожидать. Да и любит он своих подчинённых держать в ежовых рукавицах не только с помощью силы своего положения. Разным компроматом тоже не брезгует…

Эти детали Шульга отныне знал стократно лучше своего покровителя. Только и следовало всё тщательно продумать, спланировать и определиться, какой ход окажется наиболее продуктивным и максимально эффективным.

В институте уже началась последняя пара, так что не стоило на неё показываться с опозданием. Лучше пропустить. Поэтому Киллайд отправился сразу в лабораторию. Разве что сказал на входе, где он будет. Потому что почти каждый работник или учащийся альма-матер уже хорошо знали эту самую юную парочку студентов. И знали, что они постоянно друг друга стараются держать под наблюдением. А потому никогда не ждали традиционного вопроса «А где…», сразу отвечали:

— Не знаем! — или: — Вон в ту сторону пошёл. Или пошла. — Порой добавляли с ехидцей: — Злая! Тебя искала! — или: — Сердитый! Грозился кого-то в угол поставить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А если в общем описывать отношение товарищей по учёбе и большинства преподавательского состава, то оно характеризовалось многими словами: покровительственное, снисходительное, дружелюбное, сопереживательное, восхищённое, удивлённое… В общем: крайне положительное. Ну, разве что, капельку завистливое. Потому что учились Бельских и Шульга не просто на «отлично», а показывая уникальные знания для первокурсников и поражая преподавателей зрелыми рассуждениями, хорошо сформированной логикой и даже новыми, пусть не всегда понимаемыми идеями.

И никто не догадывался, что такое отношение грамотно в них программировал представитель иной разумной цивилизации. А мемохарб максимальным перенапряжением своего тела, только ускорял своё развитие, стараясь при встрече с любым потенциально полезным человеком внушать нужные установки на дружбу, поддержку и защиту. Вот так и формировал вокруг себя благожелательную обстановку. В такой атмосфере и безопасность повышалась многократно, что и являлось наиболее важным моментом в отношении возлюбленной Настеньки.

Именно по причинам новых идей, юная парочка и проводила времени в лаборатории не в пример больше остальных студентов. И налегали они там в первую очередь на фармацевтику и микробиологию. Ну, насколько их к этому делу допускали преподаватели. На первый взгляд, там фонтанировала рацпредложениями именно Анастасия, оперирующая такими сложными химическими формулами и абстрактными понятиями о природе лекарств, что даже профессора её слушали с отвисшими челюстями. А когда приходили в себя, всё-таки соглашались с проведением новых опытов и с постановкой новых экспериментов. Перспективы казались сказочными, результат мог получиться ошеломляющим на мировом уровне, если не на Нобелевскую премию. Но пока всё шло на стадии первичных разработок и конечный результат просматривался плохо. Зато исследования уже шли в хорошем темпе.

На самом деле, Шульга-Паркс во время проводящихся опытов только прикрывался активностью своей невесты. А сам, с присущими ему талантами и сноровкой, решал свои проблемы, тоже связанные с созданием лекарств. Ну, как решал… С огромным трудом, конечно! И со скрипом! Потому что убогое оборудование институтских лабораторий оставляло желать лучшего. Как и наличие должных ингредиентов, раздражало. Точнее — их почти полное отсутствие. И даже не в сравнении с прошлой жизнью в двадцать первом веке. А потому что не шло ни в какое сравнение с подобными лабораториями нынешних годов в тех же США, или той же Англии. Вот и приходилось изворачиваться с тем, что было. Как говорилось в одной поговорке: «Если нет бумаги, пиши зубилом на скале».

Вот он и стучал по пробникам старым микроскопом, образно говоря, вместо использования нового инструмента, которого уже хватало за рубежом. А вместо дефицитных ингредиентов, использовал порой весьма вредные отходы. Сложно, с огромными трудностями, но кое-какие результаты появлялись. Особенно много времени уходило на возню с препаратом, называемым официально круцин. Тот самый препарат, который ещё два года назад создали микробиологи Григорий Роскин и Нина Клюева. Якобы с его помощью можно было лечить раковые заболевания. И в прошлой жизни Киллайд собрал достаточно информации по этому препарату, но так и не выяснил до конца: почему его перестали выпускать и насколько оно было эффективно в первые годы своего появления. И было ли эффективно вообще.

Правда непосредственно в институтской лаборатории студент никак не упоминал официальное название, и саму суть удачно скрывал под эгидой иных простейших исследований.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вокруг этого изобретения имелось много тайн и недосказанностей, нераскрывшихся в прошлой жизни даже такому существу, как мемохарб. Супружеская пара учёных вроде как добились ошеломляющих результатов, при создании своего детища, но только в первое время. А почему? Почему это не стало панацеей на все времена и во всех странах? Почему произошёл сбой?