Опасные удовольствия - Наталия Левитина

Костя бросил зеркальце, Андрей – Макса, и два влюбленных взгляда устремились к Дирли-Ду.

– Прошу, не надо говорить про еду! – взмолился журналист.

– Я шбегаю за пиццей! – начал Костя.

– Опять ты со своей пиццей, – привередливо отмахнулась Дирли-Ду. – Гуд-бай, страдальцы. Мне надоел ваш лазарет. Ухожу. Куплю чего-нибудь съедобного.

– Возьми в моем плаще деньги! – крикнул вдогонку Андрей. – Если она собралась за покупками – это надолго. Костя, а что за типы пытались убить себя с нашей помощью?

– Да длинная история. Проверял одну фирму, обнаружил массу нарушений. Сначала предлагали взятку, теперь терроризируют. А от меня уже ничего не зависит. Бумаги ушли наверх. Да и если бы зависело – ни фига!

– Как называется фирма? – поинтересовался Андрей. – Я смогу как-то на них повлиять?

– Андрей, не ввязывайся. Еще те ублюдки.

– А все-таки?

– «Зевс», – неохотно ответил Костя. – Да я сам как-нибудь выкручусь. Это не в первый раз.

– Эндрю, а ты вправду готовишься стать отцом? – некстати вспомнил Макс. – Дирли-Ду беременна? Однако темпы у вас!

Глава 34

К неудовольствию секретарши, президенту «Ойлэкспорт интернешнл» захотелось поработать в субботу.

– Ах, Вячеслав Матвеевич, – капризно сказала Маруся, поставив перед начальником утренний кофе, – почему вы не предупредили меня, когда брали на это место? Мой хрупкий организм не приспособлен к таким перегрузкам!

Маруся была ленива, Куницын уже это заметил.

– Сегодня мы только до обеда, – слегка успокоил он секретаршу. – Кто-нибудь звонил?

– Недавно звонили из какого-то фонда, я сказала, что вы пока у себя, и они должны подъехать.

– Из какого фонда?

Маруся закатила глаза, подумала, но ничего не обнаружила в своей памяти.

– Ой, я забыла!

– Ну, не расстраивайся. – Вячеслав Матвеевич мысленно проклинал свою учтивость. Вот у Глеба эта бестолковая блондинка не продержалась бы в офисе и двух часов.

– Можно к вам? – В кабинет просунулась кудрявая от химии голова. Вслед за головой возник широкоформатный бюст и все остальное. За первой посетительницей в комнату гуськом пробрались еще две. – Мы из благотворительного фонда Глеба Николаевича Батурского. Я директор «Машеньки» – реабилитация детей-инвалидов. Полохова Анна Тимофеевна. Помните, вы приезжали к нам в контору вместе с Глебом Николаевичем?

Куницын вскочил с места и начал отодвигать стулья, приглашая дам садиться.

– Маруся, кофе, конфеты, печенье, – скомандовал он.

– Мы не надолго, Вячеслав Матвеевич, – смущенно начала Анна Тимофеевна. – Возможно, вы не захотите с нами разговаривать. Но мы узнали, что Глеб Николаевич был вам близким другом.

– Да, – подтвердил Куницын. – Пожалуйста, кофе.

– И теперь, когда его фонд, так сказать, осиротел, мы осмелились обратиться за помощью к вам. Благодаря личному спонсорству Глеба Николаевича нам многое удалось сделать за два с половиной года работы. Позвольте некоторые цифры…

Дама достала увесистый блокнот, набрала в легкие побольше воздуха и начала протокольным голосом:

– Фонд «Машенька» открылся в мае девяносто пятого года. В первый же месяц после его основания было направлено на лечение в лучшие платные клиники России – пятьдесят шесть ребят, в Германию – восемнадцать детей, на курорты Болгарии – тридцать шесть, в Англию – двадцать один, в Америку…

– А вы не могли сразу перепрыгнуть на заключительную часть? – мягко спросил Куницын. – Что вы конкретно хотите?

– Дело в том, что несколько дней назад мы получили письмо от вдовы Батурского. Она намерена с первого ноября ликвидировать наш фонд.

Вячеслав Матвеевич сжал губы. От прекрасной Галатеи, которую он создал в своем сердце, отвалился кусок мрамора и больно ударил Пигмалиона. Подлинная Виола продолжала разочаровывать. Миллионов, оставленных жене Глебом, хватило бы на две сотни благотворительных фондов, не считая безбедной жизни для самой Виолы.

– Понимаете, в какой ситуации мы оказались? Что нам делать? Что делать родителям? Например, двенадцатилетний Толик Перепелицын сейчас находится в германской клинике, в Мюнхене. За его лечение мы должны были в ноябре перечислить двадцать пять тысяч марок, в декабре – еще пятнадцать тысяч. Другие дети – их много! – в других больницах, мы не можем сорвать их с больничных коек!

– Я попытаюсь поговорить с Виолой Батурской, – мрачно заявил Куницын. – Думаю, мне удастся ее убедить в неэтичности, жестокости такого поведения.

Дамы дружно закачали головами и заговорили все одновременно:

– С ней бесполезно говорить, Вячеслав Матвеевич! Она…

– Батурская буквально спустила на нас собак!

– Мы на коленях перед ней ползали!

– Умоляли хотя бы отложить срок ликвидации, чтобы мы смогли забрать детей!

– Батурская даже отказывается оплатить обратные билеты, не то что лечение!

– Она фантастически жадная! Как устроен человек! Чем больше имеет, тем больше ему хочется!

Перевернув над головой Виолы мусорный бак, женщины смолкли и выжидательно уставились на президента компании.

– Так… – задумчиво протянул Вячеслав Матвеевич.

– Наш главный бухгалтер Жанна Васильевна подсчитала… Говорите, Жанна Васильевна.

Главный бухгалтер прокашлялась:

– Мы подсчитали, что если оставить всех наших детей там, где они сейчас, и дать им возможность закончить курс лечения, а потом плюс обратные билеты, то получается вот какая сумма, вот посмотрите калькуляцию, Вячеслав Матвеевич, я здесь все подробно расписала. – Женщина протянула Куницыну листок.

– Оставшееся время мы будем работать без зарплаты, – сказала Полохова. – У нас есть несколько микроавтобусов, оборудованных для перевозки инвалидов, спортивный зал со специальными тренажерами, – все это мы продадим. Некоторую сумму соберем с помощью телевизионной и газетной рекламы. Но все равно денег не хватит.

– Я думаю, ни к чему идти на такие жертвы. – Вячеслав Матвеевич откинулся в кресле и посмотрел в окно. – Мы действительно были с Глебом Николаевичем большими друзьями. Продолжайте спокойно работать. Как и раньше, при жизни Глеба. Жанна Васильевна, в понедельник приезжайте сюда со всеми документами, отчетами, балансом, а я дам указание одному из своих помощников обсудить с вами дела фонда.

Дамы застыли над кофейными чашками. Им не верилось, что дело решилось так быстро и удачно.

– Как нам расценивать ваши слова, Вячеслав Матвеевич? – с замиранием спросила Анна Тимофеевна. – Вы берете нас под свой патронаж?

– Именно. Я, конечно, не такой крутой, как Глеб Николаевич…

Женщины облегченно захихикали. Перед визитом они навели справки и знали, что господин Куницын по степени крутизны посоперничает со многими.

– …но могу гарантировать вам спокойную и плодотворную работу. А если я пойму, что ваша деятельность максимально эффективна – то можете рассчитывать и на строчку в моем завещании. У меня нет жены, которая станет вас грабить после моей смерти.

Дамы совсем расслабились, развеселились и бодро накинулись на коробку шоколадных конфет.

– Вам ли говорить о смерти, Вячеслав Матвеевич! – игриво воскликнула Анна Тимофеевна, подрагивая плечами и необъятным бюстом. – Такой интересный мужчина, в самом расцвете…

Куницын грустно улыбнулся:

– А Глеб Николаевич был моим ровесником. И его уже нет. Так, хорошо. Жанна Васильевна, значит, в понедельник.

Анна Тимофеевна, которая находилась при прощании ближе всех к президенту, была осчастливлена лобызанием ручки. Это невероятно ее смутило.

– Ой, Вячеслав Матвеевич! Какой вы галантный!

Уже в приемной Куницын остановил женщин, вспомнив о чем-то.

– Но, насколько я знаю, Глеб финансировал еще два фонда. Как у них дела?

– Так же! – хором рапортовали женщины. – Тоже получили письма. Сейчас в панике мечутся, ищут спонсоров. Как и мы.

– Телефоны?

– У меня есть, – сказала бухгалтер и полезла в сумку. – Мы сотрудничаем.

– Маруся, запиши телефоны…

Фондовые дамы ехали в лифте, и зеркальную кабинку переполняли радость и возбуждение.

– Как сейчас начнем звонить всем родителям! Вот счастья-то будет!

– А может, подождать до понедельника? Вдруг он передумает, а мы обнадежим людей?

– Он не передумает. Видно порядочного человека.

– Батурская – стерва!

– Стерва!

– Ой, девочки, но Куницын – настоящий мужик. Красавец!

– Не такой уж красавец.

– Но стиль, манеры, речь. Очаровательный!

Если бы отрицательные эмоции, которые вырабатывали женщины при мысли о Виоле Батурской, могли как-то подточить тросы лифта, то лифт давно бы рухнул в шахту. Но если бы в электрический механизм влилась энергия восторга и восхищения Куницыным, то дамы взлетели бы в своей кабинке выше двенадцатого этажа здания.

Автомобиль Вячеслава Матвеевича остановился у дома Виолы Батурской. Куницын был раздражен. Живая Виола никак не хотела утрамбовываться в рамки божественного образа, который был создан мечтами Вячеслава Матвеевича, и вела себя неподобающе. Зачем она затеяла ликвидацию фондов? Откуда такая жадность?