Легендарный Араб - Михаил Нестеров

— Далеко не глупость, — произнес Усачев, глядя на часы. Судя по всему, до вылета самолета оставалось около десяти минут. — Это не глупость, — повторил он, — доказательство тому — обширная информация, которой располагает Радзянский, на вас и лично на меня. Он уверен, что я смогу помочь ему. Если только речь идет о помощи.

— Он так и сказал: вы помогаете мне, а я вам. Я всецело полагаюсь на тебя, — закончил хозяин, в очередной раз поправляя на носу очки, блеск стекол которых усиливал беспокойство в глазах.

Перед самим собой он мог бы быть более откровенным, компромат на Югбизнесбанк был ему в тягость, вернее, стал в тягость по причине смерти Белокурова и странной игры, в которой «банковал» Лев Радзянский. Теперь он пожалел о сделке с Белокуровым. Но, интриган по натуре, Иванов не мог упустить такого шанса, и сделка состоялась. Сергей Юрьевич понимал, что выход из труднейшего положения должен быть. Более того — он где-то рядом и имеет голубоватый цвет стали, которая может и должна разрезать путы, не поранив при этом.

Выход мог указать только Лев Платонович Радзянский. Араб, увы, не мог предвидеть уготованной ему бывшим учителем участи, зато он привык сжигать за собой мосты так, чтобы для его работодателей создалась иллюзия целостности; чтобы дать им рухнуть в последний момент, если будут нарушены правила игры. Все, что родилось в голове планировщика, было до гениальности просто, и, наверное, только он был в состоянии безболезненно для Иванова решить проблему с Югбизнесбанком, не нарушая практически ни одного пункта в плане бизнесмена и политика, давая ему возможность получить ту самую двойную выгоду, о которой Иванов поведал шефу своей личной охраны.

Если бы не это обстоятельство, Араб не принял бы предложение Скачкова, а вылетел в Москву, чтобы довести дело до конца.

Радзянский не терял надежды, хотя до вылета оставались, судя по всему, не минуты, а секунды. Стюардесса уже не отходила от двери; но с того места, где сидел Лев, ему не было видно, убрали трап или нет. Скорее всего нет, иначе бортпроводница закрыла бы дверь. И как доказательство — четыре человека, одетые в черную форму службы безопасности аэропорта, шагнувшие в салон. На них были черные кепи с длинным козырьком и символикой отряда — хищный оскал снежного барса.

Приблизительно так Лев и представлял себе свое «освобождение», поэтому не мешкая встал с места и шагнул к четверке парней.

— Лев Платонович? — Глаза старшего выражали неподдельный интерес.

— Да, — кивнул Радзянский.

— Пройдемте, — стандартно попросил боевик, указывая на камбуз, где передал пассажиру сверток с униформой. — Думаю, подойдет. Вашу комплекцию нам описали, а вот насчет размера обуви... Взяли сорок третий.

Опять же с некоторым удивлением старший смотрел, как Лев Радзянский, сбросив с себя одежду, быстро и безошибочно справляется с пряжками и замками униформы, словно проделывал это сотни раз. И военная форма была ему к лицу.

Араба захватила волна ностальгии по спецотряду, товарищам по оружию. Усилилось это, собственно, бортом самолета, где он облачался в форму. Пусть не сотни, но десятки раз Араб вылетал на боевые задания, а про учебные полеты в полной боевой выкладке и говорить не приходилось. Дали бы ему десяток боевиков «Набата», он бы в считанные минуты разобрался с Хачировым, поставив весь город на уши.

Надев кепи, Араб взглянул на старшего и кивнул на выход:

— Пошли.

Старший хмыкнул, пропуская Радзянского впереди себя. Он инстинктивно угадал в нем коллегу.

— Нет, мне просто интересно, кто он, и вообще... вообще просто интересно. — Валентин Игнатьев, невысокий крепыш с голубыми глазами, сидел в своем кабинете, выходящем окнами на летное поле, и разговаривал с Павлом Усачевым.

Игнатьев был хорошо знаком с Усачевым. Когда Павел был еще на госслужбе, его подразделение совместно с отрядом службы безопасности сочинского аэропорта и экипажем самолета проводило плановую учебную операцию по освобождению заложников, причем в трудных условиях: когда самолет стоит с прогретыми двигателями на взлетной полосе. Во время тех учений была учтена возможность гибели стюардессы и штурмана. А полугодом позже, когда сам Усачев возглавил внуковский спецотряд, они встречались на семинарах.

— Знаешь, Паша, — продолжил телефонный разговор Игнатьев, — жаль было забирать форму у твоего приятеля... Да... Она идет ему. Скажи честно: он «наш» человек?.. Ладно, можешь не говорить. Если хочет, пусть забежит, я подарю ему комплект... А с тебя должок, Паша, не забудь. Ну все, пока.

Игнатьев положил трубку.

Его заинтриговала эта история с пассажиром. Кто он, этот человек, который под видом бойца спецподразделения вышел из самолета? Держался он солидно, профессионально. Сойдя с трапа, не юркнул поспешно в служебную машину, а вначале пропустил одного из бойцов, затем уже сел сам.

Вообще, сработали чисто — оттого, что все было донельзя просто. Кто бы ни наблюдал за Радзянским из здания аэровокзала, не допустил бы мысли, что в числе парней из службы безопасности вышел и один из пассажиров.

Араб появился в начале девятого вечера. Он не стал проверять, есть ли посторонние в доме, — чтобы услышать предстоящий разговор, подойдет даже простенький диктофон, скрытый где-нибудь в комнате. К тому же Лев в любой момент мог прекратить беседу, почувствовав провокацию.

В квартире было чисто. Обои теплых тонов, с которыми гармонировали занавески, крашеный пол. Диван у дальней стены заправлен толстым полосатым пледом. Кресла с деревянными, изрядно поцарапанными подлокотниками стояли рядом с журнальным столиком, на котором лежала кипа газет и журналов, напротив пялился пустым экраном телевизор. «Стенка» под дуб заполнена книгами и хрусталем.

Сейчас занавески были распахнуты, створка окна, за которым просматривался обычный, ничем не примечательный двор, открыта.

Олег в общем-то не удивился приходу Араба. Он слышал, на что способен бывший разведчик, именно поэтому и пригласил сюда. Без уверенности в Радзянского мог бы и не начинать того короткого разговора во время свидания Араба с дочерью.

И вот он здесь, каким-то образом обманувший охранников. А ведь Руслан уверен, что наемник улетел в Москву.

— Выпьете? — спросил Олег, предлагая гостю место за круглым столом. Он невольно затягивал время, думая, что, возможно, совершает ошибку. В руках он держал бутылку имбирного бенедиктина, который Людмила берегла к дню своего рождения. — Отличный ликер.

— Последнее время я предпочитаю паршивые напитки, — отозвался Лев, присаживаясь. Глянув на пожавшего плечами собеседника, поставившего бутылку, все же согласился: — Налейте чуть-чуть.

Олег дунул в стакан и плеснул туда ликера. Спохватившись, круговым движением покачал стакан, споласкивая, и выплеснул янтарную жидкость в окно. Если б только видела Грязнова, как обращаются с дорогим напитком, так бережно хранившимся в шкафу.

Олег снова взялся за бутылку, в этот раз налил и себе.

— Как Лена? — устало осведомился Радзянский.

— Нормально. Когда уезжал, настроение у нее было хорошее.

— Надеюсь, тот словоохотливый парень внял вашему совету и перестанет докучать девушке.

— Вы о чем?.. — не сразу сообразил Олег. — А, это про Чистякова, что ли? Нет, с ним проблем не возникнет.

— Так это и есть тот самый Леша Чистяков?.. Ну-ну.

— Откуда вы его знаете?

— От одной старой знакомой. Но это неважно. Это ваша квартира? — Радзянский демонстративно повел головой. — Спрашиваю не из праздного любопытства.

— Нет, моей жены.

— Это не одно и то же?

— Бывшей жены, — поправился Олег.

— Понятно. — Лев пригубил напиток и отставил стакан в сторону.

— Мы с вами уже виделись — в отеле, помните?

— Я многое помню — первую любовь, первый поцелуй, первый синяк под глазом... У меня мало времени, ближе к делу.

«Давай!» — скомандовал себе Олег, решив начать с главного.

— Вы знаете человека по имени Василий Ефимович?

— Возможно, — кивнув, ответил Радзянский. Как и в случае с Пугалом — когда тот, делая Льву предложение «понизить в должности» одного из своих друзей, не сказал ничего конкретного, но в то же время слишком много, — так и в вопросе этого парня четко просматривалась схожая неопределенность. Неужели все может повториться?

В его жизни был только один человек по имени Василий Ефимович, а Скачков имел в виду именно Шерстнева, сомневаться в этом не приходилось.

Еще ничего определенного, а горло моментально высохло. Лев потянулся к стакану, сделал глоток.

— Возможно, — повторил он, — я знаю человека с таким именем.

— Но вы не знаете, что он вот уже несколько дней является моим гостем.