А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

Командиры полков Михаил Иванович Головин и Николай Савельевич Кобжев старались быть бодрыми и веселыми. Чисто выбритые, в новеньких гимнастерках, перетянутые скрипучими ремнями, они словно собрались на парад. Но и в их веселых словах тоже звучали грустные нотки.

В те дни часто, оставаясь один на один со своими мыслями, перебирал в памяти события этих военных месяцев, анализировал действия штаба и свои, как его начальника. Собственный суд — нелицеприятный, тут уж не перед кем хитрить, разве лишь перед собственной совестью. Вывели мы из окружения немногим более 500 человек, столько же примерно пробилось в составе других групп. Это все, что осталось. К первому же бою дивизия насчитывала 17000 человек. И я спрашивал себя: все ли мы, командиры, сделали для того, чтобы сохранить личный состав соединения? Конечно, война есть война, и от смерти никуда не уйдешь. И все же от распорядительности командира и штаба, от их умения организовать бой на основе глубокого знания обстановки зависит многое.

Я переиграл мысленно каждый бой, как бы со стороны взглянул на генерала Куликова, на себя, на своих помощников, на командиров частей. Человек всегда задним числом умнее, и теперь было очевидно, что многое можно и должно было сделать лучше. И все же раскаяния не было. Все мы до конца выполнили свой долг, и упрекнуть никто и ни в чем нас не может. Враг в то время был сильнее. Он наступал, а мы вынуждены были пятиться назад. У нас почти не было танков, фашисты хозяйничали в воздухе, не хватало снарядов. И все же, несмотря ни на что, мы, говоря солдатским языком, «дали прикурить фашисту».

Подсчеты штаба свидетельствовали, что фашисты от 196-й стрелковой дивизии понесли гораздо большие потери, чем мы сами. Да и без статистики тот, кто видел поле боя у Рахны, под Бараньим Полем или Медвином, усеянное трупами вражеских солдат, чернеющее обгоревшими корпусами фашистских танков, мог сказать: мы отомстили за наших товарищей, нанесли серьезный урон врагу.

Но вот и получено новое назначение. Предстояло принять штаб дивизии, формировавшийся в далеком тыловом городе. С этой дивизией я и отправился на Северо-Западный фронт.

Часть вторая. А до Берлина было так далеко…

Принимаю дивизию

Шел август 1942 года…

В один из последних дней уходящего лета из разговора с начальником отдела кадров 27-й армии Северо-Западного фронта я понял, что планируется мое перемещение на должность командира 200-й стрелковой дивизии.

Такое известие обрадовало прежде всего потому, что мне пришлось формировать это соединение на Урале, быть его первым начальником, штаба. Я хорошо знал командный и рядовой состав.

Но все получилось иначе — меня вызвали в отдел кадров 27-й армии и зачитали приказ о назначении на должность командира дивизии, но не 200-й, а 182-й. От такой неожиданности я растерялся и сгоряча высказал кадровикам свое недовольство.

— Все уже решено, — ответил кадровик. — Срочно принимайте дивизию у генерал-майора Корчица.

Владислава Викентьевича Корчица я знал еще с 1929 года, когда был командиром взвода и у меня был нарукавный знак — один квадрат, а у него, начальника штаба 19-й стрелковой дивизии, был уже ромб. Корчиц часто по делам службы приезжал в городишко, где дислоцировался мой 56-й стрелковый полк. Владислав Викентьевич проводил занятия с командным составом, проверял боевую готовность подразделений. Это был опытный командир, хороший организатор. Бывший офицер старой русской армии, он с первых дней Октября встал на сторону Советской власти.

Спокойный, немногословный, Корчиц умел выслушать и подбодрить подчиненных, подать пример собранности и требовательности. Он не оставлял без внимания ни единого факта нарушения воинской дисциплины, но был справедлив и не терпел командиров, которые допускали бестактность в отношении подчиненных.

За эти качества его любили и уважали. Бывало, приедет в полк, высокий, стройный, и одним своим внешним видом заставит командиров и бойцов как-то сразу подтянуться. И вот я сменял генерал-майора В. В. Корчица, который уходил на должность начальника штаба 1-й ударной армии. Впоследствии Корчиц будет назначен начальником Генерального штаба Войска Польского…

Итак, ясным августовским днем я вышел из штаба армии, держа в руках предписание, и должен был отправиться в расположение 182-й стрелковой дивизии.

В жизни моей начинался новый сложный этап. Предстояло не только принять 182-ю дивизию, познакомиться с ее людьми, но и вести этих людей в бой.

Неподалеку стояла моя легковая машина. Шофер красноармеец Панфилов возился с мотором. Я посмотрел на запад, туда нам предстояло ехать. Косматое нежаркое солнце садилось за вершины темного леса. По всему чувствовалось, что красное лето прошло. Я шел к машине по намокшим листьям; над водой журчащей поблизости речки пополз туман. Есть что-то таинственное в красоте заката. Проплыли небольшие барашковые облачка. Солнечный диск в последний раз пронзил их лучами, и казалось, что огромное пламя охватило все небо. Солнце уже скатилось за макушки деревьев, но пожар словно все полыхал до самого горизонта. Помнится, деревенские старики говорили, что такие закаты к войне.

«Что-то ждало меня там, где так полыхал закат», — подумал я. Сухой лист с березы спланировал на погон, на гимнастерку оседала влага тумана.

— Туман, вот уже и осенний туман, — сказал я Панфилову, подойдя к машине.

Усевшись рядом с шофером, я снова посмотрел на небо. В холодной выси над лесом вставала луна, и зубчатые вершины деревьев на том берегу словно дымились.

Проехали по разбитой снарядами дороге, вот и мост через реку Ловать. Показался поселок, обозначенный на карте как Шпалозавод. Сохранилось лишь название — ни одного дома не осталось после ухода гитлеровцев: все было разрушено и сожжено. От пепелища повернули на юг, здесь дорога шла вдоль берега. Наступила холодная звездная ночь, в лесной, темноте стала теряться дорога. Водитель сбавил скорость. Ветви захлестали, забили по бортам, по стеклу, упруго подбрасывало на корневищах. Неожиданно впереди показалась темная фигура. Панфилов включил фары.

— Стой! — поднял руку красноармеец. — Дальше ехать запрещено!

Пришлось выйти из машины. Из темноты навстречу вышел командир.

— Подполковник Кривонос, начальник связи дивизии, — представился он.

Кривонос и проводил меня в блиндаж командира дивизии.

В блиндаже за столом сидели командующий 27-й армией генерал-майор Федор Петрович Озеров, член Военного совета генерал-майор Иван Петрович Шевченко, комиссар дивизии полковой комиссар Яков Петрович Островский, начальник штаба дивизии полковник Николай Александрович Тихомиров, заместитель командира дивизии полковник Илларион Северьянович Неминущий, заместитель командира дивизии по тылу подполковник Иван Тимофеевич Свистунов. Собрались они здесь по случаю присвоения генеральского звания хозяину блиндажа — Владиславу Викентьевичу Корчицу.