Супруг для богини - Наталия Орбенина

Однажды их прогулке помешал хлынувший дождь, они тотчас же промокли, даже зонты не спасли положения. Дачка, где квартировал бухгалтер, оказалось совсем неподалеку, и Яблоков осмелился предложить спутнице переждать дождь и обсушиться в его скромном жилище. Жилье и впрямь оказалось чрезвычайно скромным и убогим, состояло из двух смежных комнаток, обставленных дешевой мебелью и обклеенных полинялыми обоями. У стены стояла продавленная кровать, покрытая байковым одеялом вызывающе розового цвета. На стене, на гвоздике, вперемежку с олеографиями висела какая-то одежда. На столе стопочкой возвышались бумаги, кучкой лежали карандаши, видимо, бухгалтер и на даче не расставался со своими «цифирями».

Оглядев жилище Яблокова, Вера вдруг приняла решение, тем более что вряд ли такая возможность представится еще. Ведь она не собиралась продолжать нелепое знакомство в Петербурге, куда они с отцом должны были вот-вот отъехать. Яблоков засуетился, побежал куда-то подогреть чаю да растопить печь, чтобы высушить одежду. Вера, помедлив, сняла сначала шляпу, ставшую от воды бесформенной, а потом жакет, блузку, и, наконец, тяжелую мокрую юбку. Вбежавший Антон Антонович оторопел, узрев предмет своих воздыханий, облаченный лишь в сорочку и панталоны. Девушка стояла, повернувшись к нему спиной, расплетая мокрые пряди волос. Яблоков заметался: он не знал, как поступить. В тесном и убогом жилище податься было некуда. Он робко кашлянул, Вера обернулась, но не предприняла никаких попыток тотчас же восполнить отсутствие гардероба. Эта смелость поначалу очень насторожила Яблокова, но только в первую секунду, потому что в следующий миг его сознание уже не могло сухо анализировать происходящее. Как завороженный, он двинулся навстречу оголенным плечам и рукам, перетянутой шелком груди, бедрам, спрятанным за кружевом панталон. Первый поцелуй пришелся неведомо куда, Вера отвернулась, чтобы не лицезреть выражения лица Антона Антоновича. Все последующие события оказались совсем малоприятными и очень-очень неэстетичными. Удовлетворив страстное чувство на кровати с розовым пледом, Яблоков долго отдувался и блаженно улыбался, будучи таким же розовым, как одеяло, и потным. Вера поспешно одевалась в сырую одежду, содрогаясь от омерзения, холода и ощущения физической нечистоты. Зато теперь она могла торжествовать. Путь к духовной и телесной свободе по образу и подобию госпожи Бархатовой отныне для нее открыт! Но только удовлетворения не наступило. Наоборот, ничтожность скороспелого любовника, его жалкая возня на ее теле глубоко оскорбляли ее чувствительную натуру. Антон Антонович между тем, не замечая неудовольствия возлюбленной Веруши, пребывал в полном восторге.

– Стало быть, теперь, драгоценная моя Вера Вениаминовна, нам прямой путь под венец! – пропел он своим мягким голосом. – Правда, честно сказать, я был не готов к столь стремительному развитию сюжета, но если все так сложилось, я, как человек честный и добропорядочный, намерен тотчас же просить вашей руки!

Вера живо обернулась. Пожалуй, так даже и лучше. Пусть ее мужем станет именно такой вот бухгалтер Яблоков. Кто она сама по себе, без имени папы и мамы, – да никто! Поэтому вполне уместно переменить громкую фамилию и стать некой госпожой Яблоковой, Верой Яблоковой. И тогда конец мучениям и самоедству, она станет сама собой. Конечно, они не проживут вместе долго. Она покинет Антона Антоновича еще до истечения медового месяца. Но она уже будет внутренне свободна. Отец утратит над ней власть, даже если она и вернется под родительскую крышу, оставив убогого супруга.

Подумав подобным образом, Вера насильно улыбнулась, окрыленный Яблоков соскочил с кровати и стал помогать ей одеваться. Она с трудом переносила его неумелые прикосновения, борьбу с незнакомыми предметами женского гардероба, непослушными крючками.

– Как, вы сказали, вас зовут? – Вениамин Александрович уже в третий раз задал этот вопрос молодому человеку нелепого вида, явившемуся вместе с Верой после прогулки под дождем.

– Папа! – укоризненно произнесла дочь.

– Ты напрасно сердишься, моя девочка! Я просто в толк не могу взять, о чем вещает этот господин. У меня разом все из головы выскочило, ушам своим не верю! Вы изволите просить руки Веры. Руки моей, МОЕЙ дочери! – Он остановился против собеседника и вперил в него горящий взор.

– Да-с, – смущенно улыбаясь, произнес Яблоков. – Я понимаю, сударь, ваше отцовское расстройство. Все некоторым образом получилось, так сказать, неприлично быстро, но не извольте беспокоиться, я непременно желаю жениться на Вере. Я вам предоставлю полный отчет и о своей жизни, о моих почтенных родителях, своих доходах! Семьсот рублей в год, сударь!

– Отчет о жизни! Семьсот рублей! – застонал Извеков. – Да вы вроде как не в своем уме, милейший. Вы хоть понимаете, в какой дом, к кому пришли!

– Да-с, Вера говорила, что вы какие-то книжки пишете. Но это не страшно, мы вам мешать не будем, мы отдельно поселимся, – продолжал мямлить жених, с лица которого не сходила кроткая улыбка.

– Бред! Бред! Да я вам прямо говорю, Вера вам не пара!

– Но помилуйте! – Яблоков изумленно развел руками. – Отчего же? Мы с Верой Вениаминовной…

– Нет, не желаю этого более выносить! Простите и, ради бога, уходите!

Антон Антонович испуганно попятился. Ему показалось, что его сейчас вытолкают взашей. Он беспомощно взглянул на несостоявшуюся невесту, которая в течение всей этой ужасной сцены не проронила ни слова. Бледная Вера стояла поодаль, глаза ее нехорошо блестели, но она явно не думала об унижении и обиде Яблокова. Помощи от нее ждать не приходилось.

– Ступайте, ступайте, голубчик! – уже совсем миролюбиво проговорил Извеков, видя, что непрошеный гость двинулся к дверям. – Мы все постараемся побыстрее забыть происшедшее неприятное событие, не так ли, Вера?

Бросив последний взгляд на девушку, удрученный и недоумевающий Яблоков двинулся прочь. Когда он удалился, Вениамин Александрович замолчал. Традиционно в такой ситуации благородный отец должен укорять и стыдить свое легкомысленное и оступившееся дитя. Но он, увы, утратил это право! Вера смотрела по-новому, без прежней робости и безоговорочного обожания, и он не рискнул ни упрекать, ни корить дочь.

– Вера, бедная моя деточка, – он легонько обнял ее и всплакнул.

Но девушка, доселе легкая на любые слезы, не ответила потоком покаянных рыданий. Она внимательно прислушивалась к себе. Внутри ее души росли неведомые ранее, странные, нехорошие, опасные чувства и мысли.

На другой день после нелепого сватовства Извековы съехали с дачи и вернулись в Петербург. На бухгалтера Яблокова столь скоропалительный роман и несостоявшееся жениховство подействовали престранным образом. По возвращении в столицу он тотчас же побежал в ближайшую книжную лавочку и потребовал сочинений господина Извекова. Приказчик понимающе закивал головой, как же, самый модный писатель, и выложил перед оторопевшим Антоном Антоновичем целую груду книг.