Курсант: назад в СССР 3 - Рафаэль Дамиров

поучиться. Преподаватель из нее явно хороший бы получился. Симпатичный. Вон как держится. Сидит, будто позирует: спинка выгнута, макушка в потолок, и все что-то подмечает и записывает. Что там такого можно все время писать?

Света поймала на себе мой взгляд и улыбнулась в ответ. Я быстро отвел глаза, но не успел. Почувствовал, как горят уши, будто меня уличили в чем-то нехорошем.

Эх Светик… Что же ты со мной делаешь? Ведь мозгом понимаю, что не по пути нам с тобой. Я здесь осяду, в школу милиции летом поступлю, а ты москвичка. Скоро, как перелетный журавлик, улетишь далеко. К тому же у меня есть Соня. Девушка она хорошая, добрая. Твердая “синица”.

***

На следующий день к Горохову на очередной допрос привели Зинченко-младшего. Следователь распорядился, чтобы я тоже присутствовал при этом.

Женьку посадили на стул посреди кабинета. Руки за спиной закованы в наручники. Горохов кивнул, и двое конвойных вышли за дверь кабинета, плотно ее прикрыв.

Света приготовила чистый лист, опять собираясь что-то записывать. Горохов достал очередной бланк протокола допроса и демонстративно положил его посреди стола. Сам, заложив руки за спину, стал прохаживаться перед задержанным, будто что-то обдумывая.

Женька сидел понурый. Глаза опухли, видно, что частенько ревел. Его, как особо опасного, держали в одиночке. Сейчас он был, как съежившийся растрепанный воробушек и совсем не был похож на душителя. Глядя на него, трудно поверить, что этот человек пытался выжечь мне глаза кипятком и чуть не прихлопнул моего напарника стулом. Благо зарядил не висок, а в одну из самых крепких костей в человеческом организме.

— Вчера тебе показали запись, — начал Горохов, обращаясь к Зинченко. — На ней служебно-розыскные собаки сделали выборку из множества вещей. В присутствии понятых они определили твою куртку по запаху, что был на кофте с капюшоном. Из чего следует, что запаховые следы на твоей куртке и на кофте произошли от одного человека. А именно – от тебя.

— Не знаю я ни про какую кофту, — зло процедил Женька. — А то, что там собаки показали, так это вы могли их специально настрополить. Вон в цирке они вообще примеры арифметические решают. С подсказками дрессировщика и не такое могут вытворять. Вот и у вас по шпаргалке!

— Здесь не цирк, Зинченко, — голос Горохова обрел стальные нотки. — Если ты еще не понял, то у нас и так достаточно улик против тебя. Дай, я тебе расскажу, как все было… Твой отец имел внебрачную связь с первой жертвой — гражданкой Соболевой. Ты узнал об этом и убил ее. Возможно, собирался спасти брак родителей. Но тебе понравилось это делать. Быть может, ты подсел на дозу адреналина… Убивая, ты почувствовал истинную власть. Ощутил себя Богом. Мог отмерять жизнь и решать — кому сегодня умереть. Ведь в повседневности ты, Женя, неудачник… Жил на всем готовом, но сам так ничего и не добился. Даже связи отца тебе не помогли поступить в институт. Аттестат у тебя без троек лишь благодаря прошлому положению твоего отца. А в Москве тебя не ждали, и ты завалил экзамены. Так? У тебя нет девушки, нет настоящих друзей. Скажи, Женя, поэтому ты начал убивать? Чтобы отомстить всему миру? Или все-таки не это у тебя в душе? Жажда крови? Зачем ты их всех задушил?

— Не убивал я! — рявкнул Зинченко, чуть не плача.

Но гнев не давал ему расклеиться. Он пыхтел, раздувая ноздри, и сверлил злобным взглядом следователя.

— Никита Егорович, — вмешалась Света. — Позвольте мне поговорить с ним?

— Конечно, Светлана Валерьевна.

— Женя, — психологиня взяла стул и подсела к задержанному, она участливо положила руку ему на плечо и смотрела прямо в глаза. — понимаю, тебе сейчас тяжело. Ты не должен нести этот груз в одиночку. Расскажи нам все. Мы попробуем тебе помочь. Наверняка, у тебя есть какие-то страхи, что не дают тебе спокойно жить. Мы проведем судебно-психиатрическую экспертизу. Если ты нуждаешься в лечении, то тебе нечего бояться. Таких не сажают в тюрьмы. Их лечат… Оказывают помощь.

— Знаю я эту вашу помощь, — процедил Женя. — Сделают в психушке растение из меня. Буду сидеть и пузыри пускать. На хрен мне такая помощь!

— Неправда, я лично могу проконтролировать твое лечение. Если, конечно, ты в нем будешь нуждаться и тебя признают невменяемым. Но для прохождения психиатрической экспертизы нужно, чтобы сначала ты нам все рассказал. Это называется – добровольно сотрудничать со следствием. Тогда мы именно сотрудничаем.

— Нечего рассказывать, — огрызнулся Зинченко и повернулся ко мне. — Петров! А ты что молчишь? Ну скажи ты им. Ты же знаешь меня! Не мог я убить стольких людей!

— Потому и молчу, Женя, — ответил я. — Что с каждой минутой все больше понимаю, насколько я тебя мало знал.

— С-суки-и… — простонал Женька. — Ладно… Ваша взяла. Все скажу… Но при одном условии…

Глава 23

— Каком условии? — Горохов насторожился и уставился на Зинченко.

Я тоже напрягся, хотя и старался не подавать виду. Даже Света оторвалась от своих бумажек и замерла в ожидании.

Женька, конечно, понял, что зацепил нас, и уже с некоторым жеманством продолжил:

— Я буду говорить, только если вы устроите мне свидание с отцом.

— Идет, — не торгуясь, согласился Горохов, а сам призадумался.

Я тоже сидел и чесал репу. В чем подвох? Женька оказался не таким уж балбесом-простачком, каким виделся мне поначалу. Будто после школы он как-то быстро повзрослел. Я-то тоже быстро изменился, но это только в глазах окружающих. Предположить, что с Женей произошла такая же нереальная и головокружительная история, как со мной, я не мог. С ним, конечно, тоже кое-что произошло… Жизнь, повернувшаяся к нему жесткой и страшной стороной. Что-то его пыталось надломить, но он выкарабкался, скрываясь за маской беззаботности и безалаберности.

И, определенно, он стал опасен. Я вспомнил его взгляд, когда он плеснул в меня кипятком. Это был взгляд совсем другого человека. Не того, с кем много лет я (вернее, мой реципиент) проучился в одном классе.

— То есть, — продолжал следователь, — ты расскажешь нам, как все произошло, а взамен просто хочешь увидеться с отцом?

— Да, — кивнул Зинченко. — Только наедине… Вас не должно быть рядом.

Горохов на секунду задумался и повернулся ко мне:

— Хорошо.