Хозяин Древа сего - Павел Виноградов

Несмотря на благоразумные слова, он не торопился. Напротив, сунул руку в мешок на поясе, извлек замечательную свою трубку, набил, раскурил и с огромным удовольствием затянулся:

— Здесь, наверное, можно раздобыть мои папиросы, только сил нет за ними бегать, — заметил он и повернулся к Варнаве. — Ты курить не хочешь?

Варнава хотел, но отрицательно покачал головой. Его чувства подверглись дурной анестезии. Слишком многое обрушилось на него за слишком короткий срок, от такого потрясения не могла сразу оправиться даже его сверхтренированная психика Продленного и монаха. Тупая боль ворочалась в душе, затмевая рассудок. Он пытался не думать о сестре-жене и погибшем сыне. Был уверен, что погубил душу. Ощущение скверны без возможности очищения тяжко угнетало.

— Наша продленность — грех куда более страшный. Но мы с ним живем…

Варнава не заметил, что последние минуты Аслан смотрит на него серьезно и сочувственно. Он словно знал его мысли, хотя не пытался сканировать мозг. Впрочем, угадать их было несложно…

— Мой сын… Мой учитель… — ответил монах мертво.

— Сунь был счастлив умереть так, как он умер. А сын… Случилось бы худшее, достанься он Дыю, — проговорил Аслан.

— Откуда ты все знаешь? — Варнава вдруг поднял голову и поглядел на него остро. — Кто ты такой вообще?

— Меня зовут Аслан, это мое имя.

Он вскинул подбородок, твердо и прямо посмотрел Варнаве в глаза, держа перед собой дымящуюся трубку, словно оружие.

— Я Продленный, рожденный в верхней части Ствола. Осведомлен о многом, это получилось случайно, сейчас не время рассказывать, как. И я на твоей стороне.

Варнава подумал несколько секунд, потом утвердительно кивнул, приняв решение.

— Попробую опять тебе поверить, — произнес он резковато.

— Начальник, не будь ты моим благодетелем, — рассмеялся Аслан. — У тебя просто нет другого выхода… Кстати, забери вещицу, — он протянул Варнаве раскрытую ладонь, на которой лежала безобидная маленькая булавка. — Твой учитель просил отдать…

Без слов Варнава взял невесомый кусочек стали и приколол к рукаву грязной рваной рубахи, которую так и не снял после Шамбалы.

— Что теперь? — спросил угрюмо.

— Теперь в твою Ветвь, больше некуда. Самое безопасное место — Дыю очень сложно туда вломиться, хозяйничать ты там никому не позволишь. Пригласим еще пару-тройку братьев, у которых на твоего папашу тоже бо-ольшой зуб вырос. И что-нибудь прикинем….

— Да, вот еще что, — Аслан замолчал, будто переваривая какую-то только что пришедшую ему в голову мысль. — Прости, что спрашиваю, но у меня подозрение, что папаша Дый был с тобой не до конца откровенен…

Варнава, начавший было немного успокаиваться, вздрогнул — на ближайшие сотню Ветвей новостей ему хватало. Воззрился на Аслана.

— Он же тебе сказал, что его кровь в третьем поколении разрушит Древо? — задал тот вопрос.

— Да, — глухо ответил Варнава, добавив, — и я ему поверил.

— Правильно сделал, — кивнул Аслан. — Только есть еще один нюанс…

При этих словах он остро взглянул в лицо Варнаве, словно оценивая его прочность.

— Жертва из второго поколения его потомков, прибитая к Ясеню, разрушит только Шамбалу, — проговорил он тускло и обыденно, и сразу отвернулся.

Варнава пару минут молчал, потом, словно бы ничего и не слышал, встряхнулся и поднялся со скамейки:

— Пошли что ли? — только и сказал.

Согласно решив, что лучше всего переходить рывком, то есть, из знакомого места, они двинулись в недальний путь до той самой редакции газеты, откуда Варнава совершил первый побег. Однако, выйдя на свет, стали сильно сомневаться, что найдут ту контору в неприкосновенности.

— Что-то тут подозрительно чисто.

Аслан с сомнением оглядел открывшуюся улицу, огибавшую грандиозный храм. Чистота, действительно, была идеальная, что неудивительно: примерно через каждые пять метров асфальт полировали при помощи тихо гудящих агрегатов дворники азиатской внешности в голубых форменных шинелях. Больше не улице никого не было, помимо полицейского. Тот был негром. Из-под пластиковой каски орлиным взором обозревал улицу, держал руку на кобуре, и все время взволнованно бормотал в микрофон рации. Судя по всему, бормотание имело отношение к трансформации исторического сортира, поскольку при виде вышедших из кущи дерев двух фантастических оборванцев он без разговоров извлек оружие и попытался открыть пальбу. Разумеется, ему это не удалось — Варнава сделал в его сторону некий жест, после которого страж порядка спрятал револьвер, равнодушно отвернулся, сказав несколько слов в микрофон, и продолжил высокомерно наблюдать за дворниками, величественно пережевывая чуингам.

— Чего тут этот волчара наворотил? — забеспокоился Аслан.

Варнаве тоже хотел это знать, но ответить не успел — из-за угла лихо выехал джип, полный солдат в голубых касках и надписями U.S.Army на камуфлированных спинах. Один судорожно припал к пулемету, установленному на автомобиле, остальные выставили во все стороны стволы винтовок. Над головами раздался рокот — появились два грозного вида вертолета. Аслан пробормотал что-то очень похожее на матерное словцо, а Варнава нейтрализовал солдат тем же способом, что и полисмена. Водитель затормозил, вояки стали растерянно оглядываться по сторонам. Видимо, не заметив ничего, достойного внимания, крикнули полицейскому несколько фраз, не очень дипломатичных, в ответ тот разразился уж полной нецензурщиной. Расхохотавшись, патруль поехал дальше.

Очевидно, досталось от Варнавы и вертолетчикам — машины развернулись в воздухе и удалились.

— Мать!.. — Варнава тоже особенно не стеснялся в оборотах.

— Я бы хотел знать подробности, — задумчиво произнес Аслан.

— На кой? — спросил Варнава, высматривая изменения обстановки.

— Ну, я ученый… Вернее был когда-то… И где-то… Знаешь что, давай все-таки тут прогуляемся, рискнем, меня эта Ветвь заинтересовала.

— Как хочешь, — пожал плечами Варнава, который, впрочем, тоже был заинтересован, но не желал этого показывать.

Утро значительно посветлело. Обогнули храм и вышли на большую площадь, где, то ли совсем недавно, то ли давным-давно Варнава с Дыем мирно попивали приторный клюквенный напиток.

Теперь здесь все было иначе.

Судя по всему, в соборе шла ранняя служба — доносились звуки музыки и нестройный хор прихожан. Варнава остановился, как вкопанный, уловив слова песнопения:

Cause just like a tree planted — planted by the rivers of waterThat bringeth forth fruits — bringeth forth fruits in due season;Everything in life got its purpose,Find its reason in every season,Forever, yeah!

…В солнце утонувший белый пляж, на фоне которого контрастно выделяется темное, словно обожженное опасным знанием, лицо вусмерть обдолбанного мулата с невероятной шевелюрой. «Деньги не могут купить Мир, парень», — слышал Варнава обращенный к нему хрипловатый голос. Шелест прибоя, запах убойной травы, переборы гитары…