Самозванец - Сергей Шхиян

— Ты мне поможешь выдать нашу Наташу за вашего царя?

— О чем ты говоришь! — с энтузиазмом воскликнул я. — Считай, что они уже поженились. И да здравствует вечная дружба между нашими братскими народами, ура!

— Ура! — откликнулся Свен и аккуратно опустил свое тонкое, интеллигентное лицо в серебряное блюдо с остатками жареного поросенка.

Глава 18

В разгуляй-избе делать мне было больше нечего. Я поужинал холодными остатками боярского пиршества и отправился восвояси. Коварный Свен на поверку оказался приятным человеком, по-европейски недалеким и наивным. Никакого тайного заговора за его спиной не просматривалось. Если же он и существовал, то только в его мечтах: нашел залетный швед бывшего пьяницу-боярина, присовокупил к нему сомнительного придворного и решил по своему разумению навести порядок у опасных соседей.

Я вышел на обширный двор. Луна уже не светила, небо закрыли плотные облака, так что к себе в терем я добирался почти на ощупь.

Кругом было тихо, только где-то в районе главных ворот лениво брехала собака. Я вскарабкался по шаткой лестнице в нашу светелку и, наконец, смог лечь и вытянуться на своих полатях. Ваня спал, по-детски вскрикивая и что-то неразборчиво бормоча. Вероятно, все никак не мог разобраться со свалившимися на голову взрослыми чувствами.

За столом, соревнуясь со шведом в пьянстве, как ни хитрил, выпил я все-таки достаточно, чтобы в голове теперь шумело, и путались мысли. Я лежал и думал о Наташе, сочувствовал ей, но не знал, чем и как помочь. Ее рассказ о том, что ее силой принудили вернуться домой и заодно заманить сюда меня, задел за живое. Теперь все странности ее поведения, так раздражавшие меня последние дни, казались неважными. Пришла даже мысль, что она, таким странным образом, пыталась предупредить меня, чтобы я не слишком увлекался нашими отношениями.

— Не нужно, не мучьте меня! — неожиданно отчетливо сказал Ваня.

Я даже поднял голову проверить, спит ли он. Парнишка лежал на спине и от кого-то отмахивался рукой. Нам с ним завтра предстояло отбиться от хлебосольного Требухина и вернуться в Москву. День обещал быть трудным, поэтому я закрыл глаза, расслабился и попытался задремать. Как всегда, когда пытаешься заставить себя заснуть, сон не шел. Мешали комары и звуки ночного дома. Где-то что-то подозрительно скрипело, внизу на первом этаже были слышны чьи-то осторожные шаги. Потом на скотном дворе разорались петухи. Забранное маленькими разноцветными стеклами окно начало светлеть.

Затем Ваня опять начал метаться на своей лавке и окончательно разогнал у меня сон. Я хотел уже встать и выйти наружу, в предутреннюю прохладу, как вдруг откуда-то издалека раздался истошный крик. Дом, казалось, замер, ожидая продолжения необычного звука, и крик действительно повторился, такой же пронзительный и отчаянный. Я подскочил, спешно натянул сапоги, схватил саблю и скатился вниз по лестнице. Внизу уже метались полуголые люди. Никто ничего не понимал, и все спрашивали друг друга, что случилось и кто кричал.

— Это в избе, где боярин! — скороговоркой сказал, пробегая мимо меня, какой-то мужик в длинной холщевой рубахе. Я выбежал вслед за ним во двор и уже там разобрал в крике страшное слово: «Пожар».

Светало, небо было в розовых предрассветных облаках, потому багрянец близкого пожара не сразу бросился в глаза.

— Там, там горит! — кричали дворовые, устремляясь в ту часть двора, где находилась разгуляй-изба, откуда я только недавно вернулся.

Я побежал вслед за всеми и вскоре увидел настоящий пожар. Полыхало все здание снизу доверху. Могучие языки пламени взлетали метров на тридцать. Трещали бревна, и жар на подступах был такой, что люди не осмеливались подойти близко, даже просто для того, чтобы утолить жадное человеческое любопытство. Вдруг кто-то из слуг крикнул:

— Спасите, там батюшка-боярин!

Собравшаяся густая толпа инстинктивно двинулась было к пылающей избе, но там в этот момент грохнуло, вверх и в стороны полетели искры и куски горящей древесины, и все опять отхлынули на безопасное расстояние.

— Убили! Помогите! — страшно, с надрывом, закричала какая-то баба. И опять толпа качнулась к пожарищу, и вновь волной отступила назад.

Что делалось в это время внутри разгуляй-избы, можно было только догадываться. Пока оттуда не раздалось ни одного крика, и никто из тех, кто там остался, не выскочил наружу. Сколько там человек, я точно не знал, видел не меньше десяти, включая Требухина и Свена. По-хорошему нужно было попытаться сбить пламя, но где здесь вода и шанцевый инструмент я не знал, а местные стояли, сбившись кучей, даже не предпринимая попыток тушить пожар. Страшно было и подумать броситься внутрь кипящего пламени.

Вдруг громче треска горящих бревен раздался пронзительный женский крик:

— Тятя, тятенька! Пустите меня, там мой тятя!

Простоволосая, со всклоченными волосами, в одной исподней рубахе прямо в костер бросилась какая-то женщина. Только в последний момент я узнал в ней Наталью Требухину. Никто из дворовых не тронулся с места. Наташа успела добежать почти до горящей избы, но оттуда как нарочно вырвался целый вал огня. Непонятно, как ей удалось остаться невредимой. И тут же несколько человек бросились к ней, и ее, бьющуюся в руках, кричащую страшным, кликушеским голосом, оттащили прочь.

— Ишь ты, как она, сердечная, убивается, — сказал кто-то у меня за спиной.

— Понятно, родной отец в огне горит, тут заголосишь! — поддержал другой голос.

О происходящей на наших глазах трагедии в толпе говорили так буднично, как будто обсуждали увиденный фильм. Я оглядел зрителей, лица были напряжены, сосредоточены, но никаких эмоций на них не было. Пожар и пожар, эка невидаль!

Костер между тем все разгорался, уже в разные стороны, как ракеты, летели горящие головни, так что задымился стоящий невдалеке хлев, а дворовые люди продолжали любоваться красочным зрелищем, не делая даже попыток защитить от огня господское, имущество.

Наташа сначала билась в удерживающих руках доброхотов, кричала что-то непонятное, требовала, чтобы ее пустили в горящую избу к отцу, но когда запылал еще и хлев, вырвалась и пронзительно, грозно, так что враз отступили и засуетились дворовые, приказала:

— Чего вы стоите! Немедленно тушить! Мироныч, будь ты неладен, прикажи тушить!

Тотчас люди бросились в разные стороны, откуда-то появились ведра с водой, багры, топоры, и только занявшийся хлев в мгновение ока растащили по бревнышкам, так что ошарашенные, испуганные свиньи с визгом начали носиться по двору.

Покончив с хлевом, толпа окрыленных людей попыталась подобраться к догорающей избе. Там уже рухнула крыша, и спасать было некого, но искры разлетались по сторонам с такой силой, что людям пришлось рассредоточиваться, чтобы не дать сгореть всему поместью.

Наталья Требухина металась по пожарищу, на всех кричала и вполне сносно командовала спасательными работами. Мне тоже удалось принять участие в общем аврале, передавая из рук в руки ведра с водой, которую где-то вдалеке черпали из местного пруда. Уже взошло солнце, совсем догорела изба с так и не проснувшимися бражниками, а люди все боролись с огнем, пытающимся в разных местах найти себе достойную пищу.

Все кончилось только к шести часам утра. Усталые закопченные люди расходились по всей усадьбе, кто-то мылся в пруду, кто-то прямо возле колодца. Главной темой разговора была гибель боярина вместе со всей его камарильей. Все произносили положенные в таких случаях слова, но особого сочувствия к безвременно усопшим я не видел. Наталья, как только все было кончено, ушла к себе и, как говорили дворовые, рвала на себе волосы.

Я умылся у колодца и вернулся в нашу теремную светлицу.

Здесь меня ждало самое удивительное за последние сутки видение. Мой рында лежал на лавке, тесно сплетясь с одной из вчерашних девушек. Моего прихода, похоже, не ждали, оба вскочили и заметались по маленькой комнатушке. Девичья стыдливость предписывала голой чаровнице прикрыть срам, но одежды на виду не оказалось, и она бестолково металась по светлице. Ваня вообще едва не выскочил из комнаты, в чем мать родила. Мне было не до них, и я вышел, чтобы дать возможность любовникам привести себя в порядок.

— Ой, мы же не знали, когда ты вернешься, — сказала, выходя ко мне на лестницу, уже одетая в рубаху девушка, — и решили немного отдохнуть. Ты не думай, у нас с ним ничего не было.

В другое время я бы не преминул сказать что-нибудь соответствующее ситуации, но теперь, после страшной гибели стольких людей, было не до шуток.

— Там ваш боярин сгорел, — сказал я ей, возвращаясь в комнату.

— Как это, сгорел? — испугано крикнула она вслед.

— В огне, — коротко ответил я.

Она вскрикнула и затрещала вниз ступенями. Ваня, уже одетый, стоял посередине светлицы, повинно опустив голову.