Другое место (Понять вечность) - Борис Долинго

– Э-э! – довольно ухмыльнулся лейтенант. – Там хрен простой, президентский, народный, можно сказать, а тут будет монарший! Президентский хрен ещё можно как-то прожевать и не поперхнуться, а начать всякие сопли развозить: «Ну, это пока не есть мнение всего народа, а только президента. Давайте по демократически референдум или опрос организуем.» А монаршим-то хреном не закусишь: это такой хрен, что поперёк горла встанет. Конец, одним словом – и точка!

– Хм, – задумался капитан, – это, действительно, интересно. Если монарх так может всё решать, как захочет…

– Одно только условие: в любом случае с умом всё надо решать, чтобы как можно больше людей было довольно. Тогда, тебя, как монарха, будут на руках носить.

– Ну, – разочаровался капитан, – на всех ведь никогда не угодишь.

– Да и не надо на всех! На всех никто никогда, действительно, не угодит, но не должно быть парламентского базара. Видишь ли, беда любой, так называемой, демократии состоит в том, что выигрывают там, в конце концов, самые наглые и беспринципные.

– Ты думаешь? – удивился капитан

– Уверен! Вот, ты подумай: демократическая идея хороша сама по себе, но позволяет разному хамлу, которое едва получило образование и только-только поднялось выше планки обычного быдла, качать свои права. Они же на этой демократии, естественно, хотят себя отхватить кусок пожирнее, прикрываясь свободами всякими. И беда в том, что если ты – правитель, а у тебя демократия, то, вроде, как и не моги этому хамлу рот заткнуть: свобода слова, свобода собраний, свобода, прости господи, совести и всё такое. Хамло все эти штучки очень быстро и хорошо начинает понимать, и очень скоро начинает орать, что даже смертную казнь отменить надо. Он, например, подонок из подонков, он сам убивать будет в своих интересах, а ты его не тронь: жизнь, мол, человеческая святая. А если ты царь, то всегда, понимаешь, всегда можешь просто повелеть: такого-то за такие-то прегрешения и проступки бить нещадно, ноздри вырвать и четвертовать!

– А четвертовать это как? Вот так? – засмеялся капитан и указал на бутылку, в которой оставалось не более четверти горячительного напитка.

– Примерно так: раз – и на четыре части. Голова здесь, ноги-руки там. А захочешь, так и помилуешь, кого надо. Царь, одним словом, самодержец. Это же здорово.

– Да, это здорово, – мечтательно улыбаясь, сказал капитан и вздохнул: – Только ничего не выйдет. Ведь если я просто так сейчас возьму и объявлю себя царём, то чем это будет отличаться от простого диктатора?

– Верно мыслишь, – согласился лейтенант. – Именно поэтому я и подумал о пользе, если мы найдём лабораторию Опер Геймера или что-то в этом роде: нам чудо нужно. Ох, как нужно. Хотя, правда, мы пока даже не знаем, что оно из себя представляет.

Глава 20.doc: «Побег».

В течение нескольких последующих дней я делал короткие вылазки на Тухо-Бормо, устанавливая таймер пребывания буквально на десять-пятнадцать минут, и я в этом не ошибся. Хиггинс бросил довольно большие силы своего спецназа на прочёсывания острова, но, естественно, ничего не нашёл.

Несколько раз меня засекали, но, к счастью, Пожизненный Президент очевидно отдал твёрдый приказ брать меня только живым. Поэтому по мне не стреляли, а пытались окружить и захватить, что, конечно, не получалось.

Поначалу такая охота даже меня здорово забавляла, но потом я сообразил, что если Миша и Маша прячутся где-то на острове, то я мог таким образом подставить их: Хиггинс будет искать меня, а найдёт того, кто ему, в общем-то, был куда более нужнее: я же всё равно ни черта не знаю.

Однако по общей ситуации я мог судить, что никого и ничего интересующего они на острове вообще не нашли.

Затем в один прекрасный день по времени данного мира, естественно, на острове стало тихо. Прослушав каналы связи я понял, что Хиггинс в настоящий момент озабочен более насущными делами, чем погоня за таинственным Опер Геймером: в столице шли бои. Из отрывочных сообщений я узнал, что капитан Колот Винов при поддержке правительства планеты Идента поднял мятеж против Хигигнса. Впрочем, бои были не долгими, Хиггинс бежал, а остатки его армии перешли на сторону повстанцев. Судя по всему, большой любовью народа режим Профессора не пользовался.

Я не имел даже намёка на возможное местонахождение Миши и Маши. Однажды я под видом исследователя флоры и фауны острова наведался в заброшенную богом деревушку, но жившие там охотники и рыболовы никогда о мужчине и женщине с ребёнком не слыхали. Насколько я мог судить, Михаила на острове не было уже достаточно давно.

Я стал подумывать, не вступить ли в контакт с новым правительством Попоя, однако печальный опыт общения с Хиггинсом удерживал меня от скоропалительных решений. Необходимо было выработать какую-то более гладкую легенду, чем образ «магистра мироздания».

В моём собственном мире пошла вторая и последняя неделя моего, якобы отпуска. Я стал продумывать варианты исследования планет, на которые могли отправиться Миша и Маша, и уже был готов начать их поиски по всей этой вселенной.

Честно говоря, я не представлял, как снова начну ходить на работу. Дело в том, что в этом случае я мог бы уделять своим путешествиям в виртуальный мир только весьма ограниченное и фиксированное время, а это представлялось неудобным. С другой стороны, не мог же я, вообще, не работать – надо было на что-то жить. Вот если бы я мог вытащить в свою реальность какое-нибудь виртуальное золото или бриллианты…

Никто меня не тревожил, телефон звонил несколько раз, но я так и не снимал трубку, а из квартиры я практически не выходил, так как запасся продуктами дней на десять вперёд. Я, честно говоря, даже уже немного забыл о том, что серый и скучный для меня реальный мир лежит за стенами дома. Однако, как выяснилось, забывать об этом не стоило.

Реальность напомнила о себе как всегда неожиданно. Среди дня во вторник второй недели моего добровольного заточения как раз когда я не находился в виртуальности, раздался звонок в дверь. Я осторожно подошел, и, не открывая внутреннюю деревянную дверь, прислушался.

Кто-то потоптался на площадке, и через минуту я услышал, что позвонили в дверь к соседям напротив. Та через некоторое время открылась, и раздался сильно искажённый лестничным эхом визгливый голос соседки Веры Ивановны, женщины лет шестидесяти пяти. О чём шла речь, я не слышал, но ещё через минуту-другую дверь Веры Ивановны хлопнула, а звонивший спустился на промежуточную площадку к лифту.

Я решил, что это какой-нибудь агитатор или что-то вроде того – на носу были очередные выборы то ли в городскую, то ли областную думу, и вернулся к своим делам.