Кошачье шоу - Кэрол Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, вы говорите, что лейтенант Молина была не против, чтобы мы зашли внутрь? — спросила Темпл сестру Серафину уже не в первый раз.
— Дом чист, — четко выговорила сестра Серафина. — Похоже, что жутких следов насилия там нет. Травмы, которые убили бедную Бландину, она могла получить во время падения. Полиция забрала вещественные доказательства, на случай если появится новая информация. А дом со всеми этими котами во всем этом — обуза похлестче белого слона. Если мы что-нибудь не придумаем, их провозгласят угрозой общественному здоровью. Церковь Девы Марии Гваделупской просто морально обязана сделать что-то для этих кошек, раз получила наследство по завещанию.
— А если мы найдем в доме… что-нибудь интересное? — не унималась Темпл.
Сестра Серафина заморгала сквозь свои трифокальные
очки:
— Тогда мы отдадим это лейтенанту Молине и потребуем возобновить расследование.
— Забудьте об этом, — сказала Пегги. — Конечно, со смертью тети Бландины не все гладко, но на шоу кошек никаких инцидентов больше не было. Уверена, кто-то из соперников просто хотел вывести Минуэт из игры. Она была первой претенденткой. А эти звонки и свет фонарика… вы знаете, что творят дети в этом районе.
— А как же Петр? — напомнила Серафина неожиданно хладнокровным голосом.
— Как он себя чувствует? — спросила Темпл, ведь именно она накануне привезла его, с ярко-розовыми бинтами на передних лапах, обратно в монастырь.
— Хорошо. Но еще какое-то время он не будет ходить. Сестра Роза никуда его не отпускает, — она улыбнулась Пегги. — Я знаю, это тяжело для тебя, дорогая. Ты первая взяла на себя эти обязанности, не надеясь на выгоду. Не могу сказать, что я поддерживаю решение твоей тети не включить тебя в завещание, несмотря на то, что все досталось церкви. Когда пройдут годы, ты поймешь, что выполнила свой долг, тогда тебе станет легче.
Пегги кивнула ей в знак признательности, а потом с влажными от слез глазами огляделась по сторонам:
— Этот дом хранит множество историй.
— И котов, — добавила Темпл, закатывая рукава своей спортивной кофты.
Пегги и сестра Серафина уставились на принт кофты Темпл, а потом они все трое взяли друг друга под руки и прошли сквозь ворота кошачьего Изумрудного города. У двери их встретили изумрудного цвета глаза, мяуканье и усатые, поднятые вверх, мордочки, которые просили не столько еды, сколько внимания. Очевидно, кошкам не доставало ежедневной заботы Бландины Тайлер.
В очередной раз Темпл восхищалась стойкости покойной женщины. Она была, как в старой фольклорной песенке, — пожилой женщиной со слишком большим количеством детей. Темпл уже задавалась вопросом, как она справится с двумя кошками, а тут Бландина открыла свои двери дюжинам голодных ртов и сердец.
Скоро славное трио обнаружило, что Бландина была коллекционером разного рода вещей. Тесьмы, например. Клубки тесьмы лежали почти во всех ящиках на кухне. Темпл бросила несколько штук на пол, чтобы кошки могли поиграть. Те тут же столпились вокруг игрушек, точно стаи пираний.
— Посмотрите на это! — из овощного отдела холодильника Пегги вытащила что-то, напоминающее мягкого рыжеватого осьминога.
Темпл часто заморгала, а сестра Серафина, сморщившись, подошла ближе, взяла в руки трофей и рассмеялась:
— Поддерживающие чулки. Знаешь, такие практически чугунные штуки, к которым требуется пояс с подвязками, что старушки носят. Они обрекают на неудачу также, как и резинки, — она вдруг приняла очень застенчивый вид. — Мне кажется, самым удачным изобретением за последние тридцать лет были колготки.
— Аминь, — сказала Пегги Вильгельм. — Я помню, как носила этот маленький пояс, который оставлял рубцы на моей коже. А в начале семидесятых юбки были такими короткими, что постоянно задирались, показывая всю эту красоту, пока не появились колготки.
— В начале семидесятых, — повторила Темпл. — Господи, мне не приходилось носить чулки в то время. Моей проблемой были гольфы, которые скатывались в районе лодыжек и были слишком большими на пальцах, из-за чего в кроссовках было не удобно, и у меня болели ноги.
— А сейчас ты носишь высокие каблуки, и у тебя все равно болят ноги, — упрекнула по-матерински сестра Серафина.
— Но не так, как от смятых в кроссовках гольфов, — запротестовала Темпл. — Кроме того, на мне сейчас очень удобная обувь.
— Ага, ярко-розовые, — смеялась по-доброму Пегги. — Ты не признала бы низкую обувь, если бы она тебя роняла.
— У каждого должно быть хобби, — объявила в свою защиту Темпл. — Мне тоже нравится открывать для себя новое. Давайте займемся этим наконец.
К 11:30 они выкопали шесть стокилограммовых мусорных пакетов, набитых до отказа чулками.
— Где старушки берут такие вещи? — спросила Темпл, когда открыла привлекательный твердый чемодан образца сороковых из дальней спальни и вытащила оттуда новую партию чулок.
Сестра Серафина засмеялась и покачала головой:
— Это менталитет переживших Великую Депрессию. И я, не без депрессии, должна признать, что я — настолько стара, что хорошо понимаю их: надо стараться сохранить все, что можно хоть как-то использовать в будущем. Сохранить, сохранить, сохранить.
Теперь Темпл покачала головой, а потом принялась изучать туалетный столик тридцатых годов. Ей бы хотелось иметь такой же: большое круглое зеркало, колонны ящиков, подпираемые низкой полочкой. Покрасить его в белый или серебряный, и — вау! Может, планируется какой-нибудь аукцион мебели…
Один из ящиков, которые были довольно неглубокими, был забит старинными коричневатыми пластиковыми гребешками, сеточками для волос, коричнево-серыми шиньонами и английскими булавками. Еще там была пластмассовая коробка с пуговицами. И все это — на постеленном на дне пожелтевшем куске разноцветных обоев в качестве прокладки для ящиков. Темпл все убрала, соображая, сколько может стоить такой столик на аукционе и может ли она заплатить за него заранее.
Потом она вытащила и сам кусок обоев. Под ним что-то лежало. Длинный белый лист бумаги, сложенный в четыре раза…
Ах, чтоб моим случайным чувствительным туфлям пусто было! Темпл достала из ящика старую бумажку. Завещание. Старое завещание. Она присела на обшитый материей пуфик, что стоял перед столиком, и начала читать… Я, Бландина Тайлер, и т. д. В здравом уме и т. д. Она замолчала так надолго, что сестра Серафина пошла посмотреть, работает ли она все еще или как.
Темпл взглянула на нее широко открытыми глазами, а потом снова погрузилась в чтение. Серафина подошла ближе и принялась читать через ее плечо.
— Что это? — спросила Пегги Вильгельм, стоя в дверном проеме. Она притащила с собой еще запасы чулок.
— Я нашла… — подпрыгнула Темпл.
— Это — завещание, Пегги, — сказала Серафина. Пегги пересекла порог. Ее лицо горело от усталости и напряженной работы:
— Завещание?
— Старое завещание, — тихо поправила Темпл. — От шестидесятых.
Она передала его Пегги. Та взяла и, под тусклым светом единственной лампы на потолке, начала читать. Темпл и сестра Серафина подождали ее, полагая, что не имеют права произносить ни слова до тех пор, пока Пегги узнавала то, что они уже знали.
— Но… согласно этому, я — единственная наследница. Всего. Я не понимаю. Мне тогда… было двадцать с чем-то.
Темпл встала, чтобы подойти к ней, а сестра Серафина оставалась неподвижной. Пегги покачала головой, а потом присела на край кровати, что стояла совсем рядом: сестра Серафина показала ей рукой.
— Мои родители умерли, — начала Пегги с прорезавшейся проницательностью, — и тогда я была совсем одна. Я… я даже и не знала, что тетя Бландина так заботилась…
— Заботилась! — заверила ее сестра Серафина. — А вот и доказательство.
— Тогда у нее не было кошек… — медленно сказала Пегги.
— Она была много моложе, — напомнила ей Серафина. — Возможно, была более чуткой и чувствительной. С возрастом мы становимся… единоличниками. Это правда. Моя дорогая, Пилар приготовила нам обед. Дай мне добежать до соседней двери, и я возьму его. А ты еще раз прочитай. Это — подарок, Пегги. Подарок из прошлого. Прими его и отпусти.
Сестра Серафина удалилась. Она явно верила в чудодейственную силу еды, когда ты находишься в шоковом состоянии. А Пегги Вильгельм была в шоке, и Темпл видела это; и видя это, очень хотела бы, чтобы завещание было датировано 1994 годом. Несомненно, Пегги никогда не приняла бы решение своей тети выкинуть ее из завещания так философично, как она об этом рассказывает.
И вот, Темпл осталась одна с потрясенной женщиной, что, конечно, не было самой комфортной в мире ситуацией, особенно для специалиста по связям с общественностью, который всегда старается делать хорошую мину при плохой игре.
— Сестра права, — нашлась она, что сказать. — Это доказывает, что ваша тетя не обошла свою единственную живую родственницу. Она просто втянулась в эту операцию по спасению ничейных кошек и стала немного одержимой.