Перо Демиурга, Том II (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Вместо этого по телевизору крутились программы с психологической помощью и увещеваниями о важности принятия неизбежного. Помогали им в этом спикеры, коучи, гадалки, проповедники и шарлатаны всех мастей. Они купались во внимании и деньгах доверчивой паствы.

С подобающей случаю торжественностью новостные каналы освещали километровые процессии, в которых шагали родственники, держа большие фотографии убитых игроков. Бок о бок с ними двигалась национальная гвардия, неся на руках гробы. Бесконечные ряды гробов. В каждом штате, в каждом городе, городишке и деревне в одно и то же время прошло шествие в качестве прощания с невинными жертвами Коллапса.

Президент нёс какую-то чушь по телевизору о том, что всем нужно сплотиться и протянуть руку помощи пострадавшим, но Харт со свойственным ему цинизмом видел в происходящем лишь дальнейшие попытки нажиться на чужом горе — на продаже антидепрессантов, на услугах психотерапевтов, на наркотиках и алкоголе, чей оборот вырос на 300 % за прошедшее время.

Василиск отгородился ледяной стеной от любых эмоций, не желая пропускать их через себя. Лишь ещё одна катастрофа, в которой сильный сожрал слабого, а потом покровительственно похлопал семейку слабого по плечу, предлагая им смириться. Утереться. Проглотить и не морщиться.

По крайней мере так он считал, иронизируя со злостью над новостными репортажами, пока ему не позвонила Николь. Крошка Никки.

Его сестра.

Он не общался с ней уже много лет. С тех самых пор, как умер отец, а Седрик вернулся из армии и занялся тем, что умел лучше всего — убивать. Никки не была идиоткой и прекрасно понимала, что проявления обеспеченной жизни её брата — автомобиль, квартира и загородный дом не могли быть получены законным путём. Она кричала яростно и громко, требуя, чтобы Седрик забыл её номер и не окунал тех, кто его любит, в эту грязь.

Поэтому он забыл.

Продолжал приглядывать за ней, но держался на расстоянии.

Когда на телефоне высветилось её имя, Василиск вздрогнул, потому что звонок не сулил ничего хорошего. Он даже не предполагал насколько.

Никки рыдала, икала и выла в полнейшей истерике. В Коллапсе она потеряла и мужа, и сына. Их объединял общий досуг и любовь к той игрушке, в которой погибли миллионы.

Слушая свою сестру, с которой не общался слишком долго, Харт чувствовал, как сжимается от боли сердце. Он ненавидел это ощущение беспомощности и душевной агонии, выворачивающей наизнанку. Именно от подобных эмоций пытался отгородиться всю свою жизнь.

Результатом этого звонка стало участие самого Василиска в похоронной процессии. Он шёл сбоку от Никки, поддерживая её за руку, и смотрел на несметную толпу таких же жертв, как его сестрёнка. Все они выглядели так, будто из них вырвали душу. Сколько из них сопьётся, объестся таблетками или однажды шагнёт на карниз? Седрик видел не людей, но будущие некрологи. Страницы за страницами.

Именно эти картины являлись к нему во снах вот уже который день. Наёмный убийца не находил покоя во время отдыха. Даже мысли о грядущих огромных отступных не могли развеять его мрачные думы в дневные часы.

Решетов легко поддался на шантаж и не пытался торговаться. Оставалось лишь получить своё вознаграждение за молчание и уйти на покой. Обмен предсмертной записки на чемоданчик с наличкой должен был произойти уже через 36 часов.

Однако вместо приятных мыслей о скорой безбедной жизни перед глазами Седрика представали люди с мёртвыми лицами. Вновь и вновь. Они молча шли с чужими портретами, а за ними следовали гробы. И каждое лицо на фотографии бросало беззвучное обвинение в адрес Василиска.

«Ты причастен к этому».

«Наша кровь и на твоих руках».

«Ты мог бы открыть правду».

Похожие слова читались на лице Никки и светловолосого подростка на фотографии в её руках. Племянника, с которым он так и не познакомился. И теперь уже не сможет.

Рядом с одним из гробов шагал какой-то азиат с тёмными пятнами на лице. Он не спускал немигающего взгляда с Харта и молчал. Просто смотрел ему в душу и молчал. Василиск не помнил его на том шествии, но разве можно было всех упомнить?

Проснулся мужчина в холодном поту, запутавшись в простыни. Детали сна никак не желали уходить.

Что-то кололо Седрика изнутри, и с мрачным весельем он отметил, что это похоже на зарождающуюся совесть. Вещь не просто вредную в его профессии, а смертельно опасную.

Проклиная последними словами и себя, и Решетова, и весь этот блядский безумный мир, наёмный убийца отыскал телефон анонимной горячей линии. Долго смотрел на одноразовый мобильник в своей руке, но, наконец, нажал нужные клавиши.

— Я знаю, кто виноват в Коллапсе. Информация лежит в камере хранения Пенн-стейшн[2]. Ячейка номер 37.

Для верности продублировал скан предсмертной записки на адреса электронной почты нескольких полицейских участков. Туда же забросил информацию о запланированной с Решетовым встрече.

Седрик Харт по прозвищу Василиск откинулся на промокшую от пота подушку и прикрыл глаза. Ему хотелось верить, что теперь он сможет нормально заснуть.

***

Наталья Авдеева, младший исследователь корпорации Парагон, ждала автобус, стоя под проливным дождём. Вокруг простирались одинаковые серые многоэтажки. Изрисованные граффити, загаженные следами от сигарет и всевозможной химической грязи. Несколько промышленных объектов чадили всего в километре от этой точки.

Она ненавидела окружающую её реальность. От неё хотела сбежать и увезти свою семью. Потому что её дочка заслуживала того, чтобы расти там, где за стенкой не орут пьяные соседи, а под окнами не звучит пост-шансон. Где в окно видно солнце, а дождь не жжёт кожу.

Ненавидела настолько, что пошла на должностное преступление. Скачала, фактически украла, конфиденциальные данные об испытаниях капсул Оберон корпорацией Парагон. Об Относительном замедлении времени и успехах, которых добился уволенный Решетов. О том, что на самом деле произошло с подопытными из группы Гамма. Алексей хорошо замёл следы, но она знала, где искать.

И теперь эта информация жгла ей руки.

Всего один звонок конкурентам, и её семья забудет про жизнь на краю бедности.

Всего один звонок, и все их проблемы решатся навсегда.

Это нашёптывала забота о близких. Или жадность, как посмотреть.

Совесть требовала совсем иного. Отправить доказательства в полицию. Закопать Решетова ещё сильнее. Вот только в этом случае сама Наталья сильно засветится. Ей придётся объяснять, как она достала эту информацию. И уж после подобных бесед с полицией конкуренты Парагона будут обходить её, как прокажённую.

Можно было бы выслать информацию на анонимную горячую линию, но что, если этого не хватит? Если Решетову удастся отбрехаться и некому будет выступить в качестве свидетеля. Чтобы твёрдо и чётко сказать: «это он виноват в смерти миллионов!»

Желание помочь своей семье и помочь миллионам пострадавшим. Это противоречие раздирало её на куски. Спала Наталья плохо. Слишком часто ей снились те кадры с похоронного марша. Она видела мужчин и женщин, которые шли рука об руку со своими детьми. Некоторые не старше её Насти.

Её воображение рисовало картину того, как она сама гибнет, и некому посадить виновного. Некому принести облегчение для её мужа и дочери.

Она могла стать этим человеком для прорвы бедолаг, на которых все махнули рукой. Могла ли она поступить иначе, чтобы обеспечить безбедную жизнь для троих?

Прошлой ночью во сне она видела Эдварда Анкрайта. Он смотрел на неё укоризненно, будто упрекал в том, что она позволяет человеку, растоптавшему его детище, уйти от ответа. Смотрел и молчал. А её щеки алели, как у школьницы.

Когда подъехал автобус, Наталья уже знала, какое решение примет. Лишь надеялась, что дочка её когда-нибудь поймёт и простит.

[1] Johnny Cash — Hurt.

[2] Пенсильванский вокзал (англ. Pennsylvania Station), в обиходе Пенн-стейшн — железнодорожный вокзал в Нью-Йорке, один из самых загруженных в мире.