Запретный сад - Виктория Борисова

Но чем дольше он говорил, тем мрачнее становилось лицо шефа. Наконец он сгреб все бумаги в одну кучу и отодвинул от себя подальше к краю стола, словно опасаясь испачкаться или обжечься, длинно матерно выругался и с чувством сказал:

– Ну ты даешь, Николай! Удружил, ничего не скажешь… Новогодний, блин, подарочек. И что теперь прикажешь со всем этим делать?

– Как – что? Задерживать его надо, Сергей Алексеич. Задерживать и работать с ним по полной программе.

Начальник тяжело вздохнул и посмотрел на него с жалостью. Так взрослый человек смотрит на очень милого, но безнадежно дебильного ребенка, который со слюнявой улыбкой демонстрирует сложенную из кубиков кривую башенку.

– Вот потому ты до сих пор в капитанах ходишь. Понимания в тебе нету, Коля… – Он поднял указательный палец и заговорил наставительным учительским тоном: – Это дело тонкое… Политическое, можно сказать! Такие вопросы, знаешь ли, с кондачка не решаются. Сам понимать должен. Иначе ведь недолго и без погон остаться… – Он помолчал немного, подумал и мрачно добавил: – А то и без головы.

Николай угрюмо молчал. Чувствовал он себя просто полным идиотом. С одной стороны, было странно и дико, что информация, которая, можно сказать, чудом оказалась у него в руках, может остаться невостребованной, а с другой… Надо признать, что многоопытный шеф совершенно прав. Перед законом у нас, конечно, все равны, но некоторые равнее.

А полковник тем временем вертел в пальцах авторучку, рассеянно глядя прямо перед собой, словно обдумывая нечто важное перед принятием непростого решения. Наконец с тяжелым вздохом он достал пачку сигарет, закурил и махнул рукой:

– Ладно, ты иди пока. А я тут покумекаю. Провентилирую, так сказать, обстановочку… Ну, что ты стал, как памятник? Иди работай!

После прогулки по саду Лиза немного замерзла. Так приятно вернуться в теплый дом, устроиться на диванчике, выпить горячего и сладкого чая! Она аккуратно повесила шубку на плечики, погладила нежный пушистый мех, словно лаская его… Поначалу ей было немного стыдно каждый день носить эту вещь, которая стоила сумасшедших денег, но постепенно Лиза стала привыкать. В конце концов, если уж так сложилось в ее жизни, что стало доступно все самое лучшее, то глупо тащить привычки из прошлого, когда она была жалкой серой мышью и вынуждена была отказывать себе буквально во всем.

Лиза сняла сапоги, слегка подосадовав про себя на то, что элегантная обувка, сотворенная руками итальянских дизайнеров, тонковата для русской зимы. Хоть и не так долго она гуляла, а ноги замерзли… Надо согреться, и побыстрее! Она натянула теплые шерстяные носки, щелкнула кнопкой навороченного электрочайника, похожего на миниатюрный космический корабль, насыпала в специальную кружку для заварки с ситечком немножко ароматного китайского чая и, зажмурив глаза, с наслаждением втянула пряный и терпкий цветочный запах. Даже такие мелочи способны доставлять много радости…

Лиза вспомнила, что в кухонном шкафчике стоит нераспечатанная коробка ее любимого швейцарского печенья. Борис такой внимательный… Стоило один раз заикнуться, что ей нравится «Травот», и вот, пожалуйста – печенье есть всегда, и запас пополняется регулярно.

Лиза удобно устроилась на широком низком диване, укрыв ноги пушистым пледом. Она прихлебывала чай маленькими, осторожными глоточками, откусывая тающее на языке печенье, и долго смотрела в окно. Вот так, наверное, в прежние времена ждали женщины своих суженых.

Боря, Боря… Ну где же ты? Возвращайся скорее!

Борис Агапов очень спешил. Поначалу он планировал задержаться в Мауру хотя бы на пару дней, насладиться экзотикой и солнцем, но теперь ему было не до этого. Едва успев решить свои насущные проблемы, он тут же распрощался с Айзеком и забронировал билет на ближайший рейс.

За несколько часов, проведенных здесь, он успел передумать много всякого. Еще лет пятнадцать назад сам перелет из зимы в лето казался чудом, а теперь он едва замечал все, что его окружало. Ну, море, ну, пальмы, подумаешь… Со временем все приедается. За обедом он брезгливо морщился, очищая лангуста, прихлебывал легкое белое вино, почти не ощущая вкуса, и смотрел вокруг с плохо скрываемым раздражением. Тропическая красота казалась какой-то ненастоящей, словно открыточный пейзаж. Легкий бриз касался его лица, но теперь дыхание моря не казалось ему, как раньше, теплым и ласкающим, а, наоборот, раздражало, как слишком приторная сладкая еда.

Да и до красот ли ему было? Борис напряженно думал только об одном: когда, в какой момент пропал этот проклятый телефон? Он точно знал, что еще с вечера положил его в портфель, в особое отделение. А что дальше? Как ни старался, Борис не мог вспомнить этого и потому страдал.

Он помнил, как ехал в аэропорт, как неожиданно нахлынули воспоминания о давно забытом и похороненном… Некстати, ах как некстати! И не стоило, конечно, так напиваться. Дальше – полный провал.

Но ведь телефона-то нет! А значит – кто-то взял его. О том, что мог потерять его и сам, Борис почему-то вовсе не думал. Поначалу он грешил на нового водителя. Не нравился ему этот парень, ну не нравился! Хотя, с другой стороны… Трудновато ему было бы вытащить этот чертов аппарат, не отрываясь от баранки! Кто еще? Охранник Костя, что живет в загородном доме? Но тот предан ему много лет и повязан выше маковки. С чего бы вдруг?

И тут Бориса осенило. Ведь есть и другой человек, который в последние месяцы был близок к нему – пожалуй, ближе, чем кто бы то ни было!

Лиза. Сейчас он впервые задумался о том, что ее появление рядом с ним совпало с «проблемной» полосой. Это случилось довольно давно, еще в августе… Как раз тогда и появились первые симптомы неблагополучия!

С девушкой его познакомил Лёсик Пустерман. Ох этот вечный Лёсик, поставщик свежего женского мяса! Мерзкий тип, но куда же без него? Конечно, он дал поручение своей службе безопасности проверить девушку – и результат даже его удивил. Лиза оказалась чиста, как слеза новорожденного младенца! Родилась в Москве, всю жизнь прожила в маленькой квартирке на окраине вдвоем с мамой, закончила Институт культуры и пять лет проработала в библиотеке… Порочащих связей не имела – как, впрочем, и никаких других тоже. Помнится, он тогда еще умилился – остались ведь в природе порядочные девушки!

А вот сейчас – задумался. Такая короткая и «правильная» биография стала казаться не слишком хорошо срежиссированной легендой. Неправдоподобной какой-то. С чего бы красивой девице вести такую жалкую жизнь? Ей ведь не шестнадцать лет, не восемнадцать, даже не двадцать… Откуда же взяться первозданной наивности?