Наша встреча роковая - Анастасия Туманова

Дину разбудил грохот кулаков в дверь. Прийти в себя удалось не сразу: минувшая ночь в ресторане и утреннее дежурство в госпитале измотали ее совершенно. Тяжелая голова не поднималась с подушки, виски будто обложило ватой, и сквозь эту вату едва пробивались отчаянные удары и вопли:

– Дина! Дина! Ты дома?! Открой, ради бога, открой скорее!

– Мери?! Го-о-осподи, что опять такое… – простонала Дина, сползая с кровати. – Да не стучи ты так, я иду, я уже иду… Что стряслось? В таборе, у наших что-то?!. Дэвлалэ…

Дверь распахнулась. На крыльце стояла растрепанная, тяжело дышащая Мери, которая удерживала поперек груди согнувшуюся в три погибели Копченку.

– Дина, у нее началось, – хрипло сказала она. – Воды отошли полчаса назад. К тебе было ближе всего…

– Слава богу, правильно сделала, – машинально произнесла Дина, отступая в глубь комнаты и давая дорогу. – Веди ее сюда. Я сейчас постелю чистое…

– Дина, и воды надо погреть! И поставить кипятить ножницы… И еще… Боже мой, что еще?! Я всю дорогу вспоминала, как нас учили на курсах… Диночка, может, позвать кого-нибудь?!

– После, после… Сначала положи ее. – Дина сбросила с постели подушку и одеяло, выхватила из шкафа чистую простыню, та парусом взметнулась над матрасом, и через мгновение стонущая Копченка уже лежала на кровати, схватившись за живот.

– В табор бежать поздно, – решительно проговорила Дина, бухая на примус чайник, в то время как Мери, бешено гремя рукомойником, мыла руки в углу. – По соседству живут евреи, надо сбегать за их Двойрой, она, кажется, умеет… Юлька, что, опять?!

– А-а-а, чтоб вам всем сдохну-у-уть!.. – послышался нутряной вопль с кровати.

Подруги переглянулись.

– Если так часто схватывает, значит, уже совсем скоро… – прошептала Дина. – Я помню, профессор Блюменшталь нам рассказывал… Меришка, беги скорее к соседям! Тебе же… тебе вовсе тут нельзя, ты ведь девка!

– Дина, ради бога, что за чушь!!! Я окончила курсы, работала в госпитале!

– Неважно! Беги! Стой, сначала сними чайник! И налей воду в таз! И кинь туда ножницы! Нитки вон там, достань, положи тоже… Дура проклятая, о чем ты только думала?! Ты что, не поняла, что рожаешь?! Цыганка называется! Законистая! Чурбан!

Последняя тирада адресовалась уже Копченке. Та, не отвечая и запрокинув покрытое испариной лицо, глухо стонала сквозь стиснутые зубы. Хлопнула дверь, Мери исчезла за порогом. Дина распахнула окно. Ворвавшийся порыв ветра дернул занавеску, сбил с подоконника банку с увядающим шиповником, вода полилась на пол, в нее посыпались розовые лепестки. Сад потемнел, над ним глухо зарокотало, и Дина увидела, что со стороны моря ползет фиолетовая туча.

– Ну вот, гроза идет… Сейчас легче дышать станет. Дать тебе попить?

– Поди прочь, проклятая… – сквозь зубы отозвалась Копченка – и тут же сморщилась, оскалив зубы. – О-о-о, холера, умираю…

– Не умрешь, – вздохнув, как можно спокойнее сказала Дина. – Не бойся, все хорошо получится. Совсем немножко осталось, потерпи. Ты умница у нас, сильная, молодая, все будет хорошо. Сейчас я тебя оботру, сейчас раздену… Ой, какая же ты грязная! Почему у тебя вся голова в пыли, где тебя носило? Фу-у-у…

Но тут Копченку оставили силы, и она завопила так, что полностью покрыла громовой раскат, ударивший над городом. Задрожали стекла, потемневшую комнату на миг озарило мертвенным светом, забилась, зашелестела листва в саду, с испуганным гомоном взвились над ней птицы – и хлынул ливень. Дина наспех перекрестилась в углу перед иконой, полотенцем выхватила из кипятка портняжные ножницы, вытянула и намотала на запястье горячую нитку, одновременно благодаря бога, что не пропустила ни одного практического занятия профессора Блюменшталя в голодном восемнадцатом году в Москве.

– Дыши, Юлька, красавица моя, дыши… Теперь погоди. Ну-ка, раз, два, ТРИ! Еще раз, два… ТРИ! Умница! Теперь дыши, отдыхай… Нет, не смей, погоди! Когда я скажу, будешь… Дура, ты ведь замучаешь дите, терпи! Терпи, цыганка же! Вот сейчас можно… Ну!!! Пошла!!! Изо всех сил!.. Ох, чертова кукла, ты же мне руку оторвешь… Дыши, сейчас скоро опять… Господи, помоги, не оставь в великой милости своей, ну! Ну, давай! НУ-У-У!!!

Когда снаружи сквозь удары грома и шелест дождя послышались тяжелые шаги старухи Двойры, а под окном мелькнула ее зеленая шаль, в перепачканных кровью руках Дины уже надсадно ревел красный сморщенный комочек, а Копченка, запрокинув лицо, часто и тяжело дышала.

– Шо тут? – кряхтя, вопросила бабка, переваливаясь через порог. – Ваша скаженная влетела как со шкипидара, взголосила так, шо кота за окно вынесло! Ну? Где?

– Уже, кажется, все… – хрипло произнесла Дина, глядя через плечо старой еврейки на стоящую у порога Мери. – Вот… Меришка, я напрочь с перепугу забыла – два раза или один надо перетягивать пуповину?

– Ой, да какая уже разница… – Мери, взявшись за мокрую голову, съехала по дверному косяку на пол. – Ди-и-ина, ты бы знала, как я бежала… И не успела…

– Та где ж все, где ж все, халамидницы?.. – вдруг послышался озабоченный голос Двойры. – Какое тут все, когда еще один уже подхватился вылазить… Тряпочка где? Воды дайте! А ты, милая, пособляй, уж малость осталось, третьего, поди, у тебя там не запасено? Ну – поихалы! И не лякайся, цыганочка, второй уж как пробочка по карасину пойдет!

Гроза кончилась глубокой ночью, когда измученная Копченка спала мертвым сном в постели Дины, а под ее руками, каждый со своей стороны, сопели два коричневых малыша. Эти мальчишки, родившиеся на свет с разницей в четверть часа, до смешного напоминали отца, и первыми словами Юльки, взглянувшей на своих детей, было: «Слава богу… А то он не верил…»

– Ну вот скажи, что Юлька за дура? – негромко спросила Дина. Она стояла у закрытого окна, по которому бежали капли дождя, и свет свечи дробился в них желтыми искорками. – Ведь ей рассказывали бабки, Юлька должна была знать… Неужели она в самом деле не поняла, что рожает?

– Знаешь, мне кажется, нет, – отозвалась Мери. Она сидела за столом, подперев голову рукой, и в который раз пыталась отпить остывшего чая из стакана, но от усталости никак не могла донести стакан до рта. – Все-таки у нее это впервые, и курсов, как мы с тобой, Юлька не кончала…

– Но что воды-то отошли, можно было почувствовать?! – взвилась, хлопнув ладонью по раме, Дина. – И, ты вообрази, она еще отпихивала меня, как зачумленную! Что за проклятый характер! И ради кого, боже?!. Меришка, наверное, ты лучше меня понимаешь?! Что, что в Митьке, мерзавце, можно сыскать такого, чтобы из-за него!..

Не договорив, Дина смолкла, прижалась лбом к стеклу. Мери, обхватив ладонями стакан с чаем, молча, обеспокоенно смотрела на нее.