Ошибка грифона - Дмитрий Емец

— Твое желание исполнится. Хотя не так, как бы тебе хотелось! — донеслось из тумана.

Это были уже последние слова Арея. Спустя мгно¬вение он исчез, распавшись на три крупных клуба бе¬лесого дыма.

Дафна со щелчком провернула верхнюю пластину. Вначале пропала она, затем Варсус и последним Ме-фодий. Исчезая, он успел увидеть, как маленькие фи- гурки охотников за глазами, проскальзывая на осыпа-ющемся склоне, спешат к Расщелине.

Глава двадцать вторая Ледяная крепость

Не исключено, что ад это когда человека остав¬ляют наедине с продуктами его жизнедеятельности. С его мыслями, желаниями. Просто предоставляют его своей воле. Перестают о нем заботиться. В сущ¬ности, нас и наказывать не надо. Только оставить нас наедине с собой и перестать вытирать за нами, как за котами, лужи.

Заморозки ударили по Москве, как молот по наковальне. Столбик термометра провалился в такой глу¬бокий минус, что сразу два известных метеоролога, накануне предрекавших потепление, утром долго и путано объясняли про холодное арктическое течение, которое, побив все рекорды скорости, оттеснило теплый воздух далеко на юг.

В одну ночь и Яузу, и Москву-реку сковало льдом, в который вмерзли все баржи и теплоходы. По льду, одетые в ватники, мелкими шажками ходили ушлые коммунальщики и, проверяя опоры мостов, отбивали себе ломами мерзлых уток на ужин.

Ближе к восьми утра из подъездов, укутанные так, что торчали только носы, стали понемногу выползать

школьники. Па электрических проводах и ветках ви¬сели длинные сосульки, поскольку7 ночью, еще до за¬морозков, ухитрился пройти дождь. По обледеневшей дороге, хватаясь за ограды и стены домов, школьники семенили к остановкам, не без превосходства погля¬дывая на несчастных автомобилистов, пытавшихся пробудить к жизни свой замерзший, покрытый пан¬цирем льда транспорт. Некоторые из них поливали свои машины из чайников, другие разогревали авто¬мобильные ключи зажигалками.

В то же утро, ближе к десяти, к Большому7 Садовому пруду, находящемуся на пересечении Тимирязевской и Большой Академической улиц, подъехал «уазик»- <-буханка>. Вид у «уазика» был побитый, но одновре¬менно лихой, как у машины, много повидавшей на своем веку грязей, лесов и болот. Вот и сейчас, хотя прямого проезда к пруду7 не было, «уазик» ухитрился взять приступом склон, скатиться с него и, не пере¬вернувшись, оказаться на льду.

Из «буханки» выгрузились четыре оруженосца и, распахнув задние двери «уазика», извлекли две бен¬зопилы «Дружба», несколько топоров и лом. Неся их в руках, оруженосцы цепочкой потянулись по льду к небольшому островку, темневшему в той части пруда, что примыкала к лесу.

Первым шел кряжистый оруженосец Фулоны, оглядывающий местность опытными глазами бывше¬го военного. За ним, стараясь ступать в сто следы, — оруженосец Бэтлы Алексей с бензопилой на плече, оруженосец Гелаты и последним — Алик, несущий большой деревянный циркуль и такую же деревян¬ную, метров двух длиной, линейку.

Наконец они добрались до островка. Алексей за¬нялся бензопилами, пытаясь завести их на морозе. Рядом с ним прыгал Алик и с тревогой поглядывал на свои ноги.

— Я же в туфлях! — жалобно повторял он. — Я пальцами уже едва шевелю!

— Потерпи! — сказал оруженосец Фулоны. — Сей¬час другие подъедут, может, у кого найдутся лишние валенки.

— Да ну их, валенки! Не ной! — отозвался оруже¬носец Гелаты. — Я сам в кроссовках! Тут бы до за¬втрашнего утра дожить, а там я соглашусь и на отмо¬роженные пальцы!

Алексей укоризненно кашлянул. Говорить об этом не полагалось. Оруженосец Гелаты пожал плечами и стал линейкой раздраженно отмерять лед.

— Где начинаем? Здесь? — спросил он.

— Нет. Прямо под стеной! — сказал оруженосец Фулоны.

4

— А где будет стена?

— Не мельтеши! Стена будет где-то здесь… Нет, еще дальше! Примерно тут!..

Оруженосец Фулоны лопатой прочертил линию и отошел на шаг. Позиция казалась ему не блестящей.

— Кроме этого островка и двух протоков вокрут него, и обороняться негде. Слишком открытое место! Кто его выбирал? — проворчал он.

— Разве не твоя хозяйка? — ябедливым голосом сказал Алик.

Оруженосец валькирии золотого копья недовольно кивнул. Он никогда не называл Фулону хозяйкой, да и она не называла его пажом. Отношения оруженосца и Фулоны скорее вписывались в схему «бескорыстное служение». Они сражались на одной стороне и вместе шли к свету. Из боя в бой, из битвы в битву. Оружено¬сец прекрасно понимал, что когда-нибудь он погиб¬нет, как погибнет и валькирия золотого копья. Это обычный путь для валькирии и ее оруженосца. Друго¬го не бывает. Он хотел только, чтобы это произошло в одном бою. Ну да это уже как сложится.

Место для предстоящей схватки выбирали накану¬не вечером Фулона и худощавый, подчеркнуто вежли¬вый страж из Нижнего Тартара. Стража звали Ерлох. Он был карьерист до мозга костей. Пока они выбира¬ли, шел тот противный дождь, который превратился потом в сосульки на проводах и деревьях.

— Прекрасно, не правда ли? — сказал Ерлох, рукой в тесной перчатке обводя окрестности.

Фулона сухо поинтересовалась, что же тут особен¬но прекрасного.

— Сюда выходит одна из расщелин Тартара, но здесь же и прямая связь с Эдемом. В таком месте лег¬ко умирать! Любая душа сразу найдет свой путь! — за¬верил ее Ерлох.

— Лед не выдержит! — возразила Фулона.

Молодой, не ставший еще лед Большого Садового

пруда играл под ее ногами. Почти при каждом шаге проступала вода.

— Выдержит! — заверил ее страж мрака. — Не просто выдержит — все промерзнет до дна. Новая валькирия-то одиночка будет? Включили вы ее? И ле¬дяное копье кому? — Он быстро вскинул глаза.

— В бою узнаете, — ответила Фулона.

Ерлох понимающе усмехнулся и не стал настаи-

вать. Вместо этого он наклонился и кончиком кинжа¬ла начертил на льду руну. От острых углов руны раз¬бежались трещины.

Одна из них коснулась растущей на берегу мокрой ивы, и ива вдруг зазвенела, скованная ледяным пан¬цирем. Такой же ледяной панцирь сковал и сырую одежду Фулоны. Валькирия щелкнула ногтем по своей куртке, слушая ледяной звук

— Сильно? — не без удовольствия спросил Ер- лох. — Во всем Тартаре такую руну могут начертить только восемь стражей! Ну и, может, столько же в Эде¬ме. Все холодные ветра повернут к Москве. На три дня здесь замерзнут даже родники.

— На льду сражаться скользко! — заметила Фулона.

— Да, — признал Ерлох. — Но мы даем вам право построить себе крепость изо льда в любом месге пру¬да. Честь имею кланяться! — Наклонившись, он поце¬ловал Фулоне руку и с чувством произнес: — Надеюсь, сударыня, после вашей гибели ваше золотое копье до¬станется именно мне. Я выкуплю его у бойцов Черной Дюжины. На ваш эйдос я, разумеется, не претендую.

— Надейтесь! Надежды юношей питают… — Фулона вырвала свою руку и, повернувшись, стала взбираться по обледеневшему, ставшему почти неприступным берегу. Ноги скользили. Фулона понимала, что выгля¬дит глупо. Немолодая тетка, которая вот-вот грохнет¬ся и шарит руками по воздуху, жался, что не за что ухватиться. Она не оборачивалась, но чувствовала, что Ерлох, стоящий у руны, насмешливо смотрит на нее. Ничего. Завтра, когда в руках ее окажется копье, все будет иначе.

И вот теперь оруженосцы строили ледяную кре¬пость. После пятиминутной возни Алексей, продув свечу, ввернул ее и завел бензопилу. Проверяя, поднес ее ко льду. Полетели колючие брызги.

— Кажется, идет! — довольно пробурчал он. — На-цепите мне кто-нибудь очки!

Оруженосец Гелаты подошел сзади и, отвернув лицо от ледяных брызг, натянул ему на глаза защит¬ные очки. Потом сам взял вторую пилу. Других очков уже не было, и он так и пилил почти вслепую, изо всех сил сощурившись. Его боялись окликать, потому что поворачивался он вместе с пилой, которую и нс думал глушить.

Алик бегал вокруг с чертежами ледяной крепости, которые еще ночыо нарыл в Интернете.

— Не так надо! Стыкуй! Края не обламывай! — рас-поряжался он.

Оруженосец Фулоны, оглушенный его криками, молча повернулся и протянул ему лом, которым он поддевал выпиленную ледяную глыбу. Алик с испугом отскочил и отправился досаждать своими советами оруженосцу Гелаты. Но тот повернулся к нему с пи¬лой, и Алик спешно ретировался.

Часа через полтора на двух машинах к ним при¬были и остальные. Среди них были и выпущенный из кугузки оруженосец Малары, и — что совсем уж невероятно — Виктор Шилов. Бывший тартарианец оруженосцем себя утюрно нс признавал и, когда ему' говорили, что он «оруженосец», так грозно вскидывал брови, что его не задирали.

Одетый в слишком просторную для него куртку, Шилов походил на большую, недовольную жизнью птицу. Такую же птицу, как тот черный гриф, что те-