Споры об Апостольском символе - Алексей Лебедев

Эта проповедь охватывала оба эти полюса, между которыми находится много ступеней и нюансов (т. е. противоречий, хочет сказать немецкий ученый). На одном полюсе Царство Божие является как чисто будущее, и самое Царство это представляется как внешнее владычество Божие, а на другом полюсе оно является как нечто внутреннее, и оно уже наступило, уже открылось в настоящее время.

Гарнак чувствует, что такое разъяснение не удовлетворяет читателя, что его смущает противоречивость и неустойчивость воззрений Иисуса Христа на Царство Божие. А потому он считает нужным сделать такого рода успокоительное замечание: «Я думаю, по прошествии нескольких столетий будет найдено много противоречивого в тех идеях, которыми мы живем, и станут удивляться тому, что такое положение вещей нас не обеспокоивало». При этом случае Гарнак выражает сентиментальную мысль, что наши будущие судьи будут к нам снисходительны. Какое отношение имеет это к занимающему нас вопросу — судите сами.

Говоря о том, в чем состояло учение Христа о Царстве Божием, Гарнак между прочим замечает: «Не может быть никакого сомнения в том, что представление о двух царствах, царствах Бога и дьявола, о их взаимной борьбе и о будущей последней борьбе, в которой дьявол будет поражен и на земле, как ранее он был низвержен с неба, это представление Иисус просто разделял вместе со Своими современниками». Другими словами: Иисус Христос в указанном отношении так же заблуждался, как и Его современники. Очевидно, биограф Основателя христианства не считает нужным много церемониться с изображаемым им лицом.

Что касается другого пункта учения Христова, а именно провозглашения им высшей (bessere) справедливости, то сущность разъяснения Гарнаком этого пункта сводится у него к тому, что Иисус, по выражению этого ученого, «сильным ударом порвал связь этики (т. е. нравственного учения) с внешним культом и технико–религиозными обрядами». Но ведь это же, заметим, раньше делали все пророки, и в особенности Исаия.

В таких–то чертах Гарнак излагает учение Христа. Ясно, он отвергает мысль, что Христос возвещал новые религиозные истины; по мнению немецкого ученого, в учении Христа не находилось ничего догматического. При другом случае это мнение Гарнак выражает прямо и решительно. Он говорит: «Евангелие не есть какое–либо теоретическое учение. Иисус имел Своим назначением возвестить волю Божию о том, что Бог есть наш Отец и раздаятель милости (Vergelter)». И никакому другому «исповеданию» Иисус не учил, заявляет Гарнак. Если же Иисус говорил: «Кто Меня исповедует перед людьми, того Я буду исповедовать перед небесным Моим Отцом», то здесь речь идет о последовании, о том исповедании, которое выражается в расположении и деятельности. «Кто же представляет себе дело так, — утверждает Гарнак, — что будто Евангелие требует какого–то единственно правильного исповедания Христа, тот допускает извращение истины. О Христе мы только тогда мыслим и учим «правильно», когда начинаем жить сообразно с Евангелием. И как в Евангелии нет никакого сложного религиозного учения, так еще менее в нем же можно находить указание, что первее всего нужно принимать и исповедовать какое–то готовое учение. Вера и исповедание христианское появляются в нас с того момента, когда мы отвращаемся от мира и обращаемся к Богу, а самое исповедание есть не что иное, как деятельное обнаружение веры».

Итак, с точки зрения Гарнака, Христос не оставил нам никакой догматики.

Говоря о личности Иисуса Христа, Г арнак никак не мог избежать не совсем приятного для него вопроса: кто же такой был Иисус Христос, за кого Он Сам себя считал и выдавал?

Встретившись с этим вопросом, немецкий ученый прежде всего предается ламентациям, по правде сказать, совершенно неуместным, по тому поводу, что христологический вопрос был источником многих бедствий в истории, что из–за него люди подвергались осуждению, заключались в оковы и даже умерщвлялись. Да и теперь еще, по нему, не совсем исчез фанатизм, возбуждаемый этим вопросом. Можно подумать, что данный вопрос очень труден для решения, говорит Г арнак, но на самом деле при беспристрастном взгляде на Евангелие он не представляет ничего трудного. И мы сейчас увидим, что немецкий ученый делает это очень легко.

Итак: за кого Христос считал Себя? Мы говорим не о том, предупреждает Г арнак, за кого Его почитали Его ученики, как они веровали в Него и как судили о Нем, но о том, как Он Сам свидетельствовал о Себе.

«Прежде чем подвергнуть исследованию самосвидетельство Иисуса, мы, — говорит Гарнак, — должны обратить внимание на следующее: во–первых, Он не требовал никакой другой веры в Себя и никакой другой привязанности к Его личности, кроме той веры и привязанности, которые обнаруживались в соблюдении Его заповедей. Даже в четвертом Евангелии, в котором заключается так много чуждого Первоевангелию, эта мысль выражается еще сильнее в словах: «Если любите Меня, то заповеди Мои соблюдете». Во время Своей деятельности Он уже замечал таких, которые чтили Его и выражали Ему преданность, но которые не заботились следовать Его проповеди. К ним Он обращался с суровыми словами: «Не всякий, говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в Царство Небесное, а только тот, кто исполняет волю Отца Моего». Следовательно, — замечает Гарнак, — Иисус не имел в намерении дать учение относительно Своего лица и Своего достоинства, ограничиваясь прямым делом — возвещения Евангелия. Во–вторых, Владыку неба и земли Он называл Своим Богом и Отцом, признавал Его большим Себя и единственно Благим».

К какой цели направляются приведенные разъяснения Гарнака, едва ли нужно раскрывать. Ими он дает понять, чтобы воздерживались от иллюзий при суждении о личности Иисуса Христа.

Положительного эти разъяснения, замечает Гарнак, еще ничего не дают. Поэтому мы, продолжает он, ближе рассмотрим два наименования, какие прилагает к Себе Иисус, а именно: Сын Божий и Мессия. Что значит выражение: Сын Божий? В одной из Своих речей Иисус в особенности ясно показывает, почему и в каком смысле Он именует Себя «Сыном Божиим». В Евангелии от Матфея находим такие Его слова: «Никто не знает Сына, кроме Отца, и никто не знает Отца, кроме Сына и того, кому Сын восхощет открыть Его». Отсюда видно, что богопознание и есть Богосыновство. Через это богопознание Иисус научился понимать святое Существо, царствующее на небе и на земле, как Отца, как Своего Отца. Сознание Иисуса, что Он Сын Божий, поэтому есть не что иное, как практическое следствие познания Бога как Отца и Отца Своего. Правильно понятое выражение «богопознание» обнимает все содержание Богосыновства. Но к этому нужно прибавить еще следующее: Иисус был уверен, что Он знает Бога так, как никто до Него, и что Он призван сообщить это познание Бога всем другим посредством слова и посредством дела. Во имя этой обязанности Он считал Себя призванным и от Бога положенным Сыном, а потому Он мог говорить: «Мой Бог и Мой Отец». Но каким образом Иисус пришел к этого рода самосознанию — это остается тайной, и никакая психология не может разъяснить ее. При этом Гарнак пользуется случаем заявить: во–первых, то, что будто в Иисусе совсем не было той уверенности, с какой евангелист Иоанн заставляет Его сказать Отцу небесному: «Ты возлюбил Меня прежде сложения (или сотворения) мира». Т. е., хочет сказать Гарнак, эти евангельские слова — просто ложь. Во–вторых, этот же ученый обращает внимание на то, что в Евангелии нигде Иисус не говорит о Себе: «Я — Сын Божий», и потому всякий, кто это изречение ставит наравне с другими евангельскими изречениями — позволяет себе дополнять Евангелие.

Затем Гарнак обращается к рассмотрению другого наименования, которое Иисус Христос позволял прилагать к Себе, это — Мессия. Этот ученый спрашивает себя: считал ли Себя Иисус Мессией? И отвечает, что хотя некоторые знаменитые ученые и сомневаются в этом, но что сам он остается в уверенности, что Иисус считал и объявлял себя Мессией. В доказательство он указывает на историю крещения Христа, на посольство от Иоанна Крестителя с вопросом: «Он ли Тот, Которому надлежало прийти», на беседы Христа с учениками и окружающими по вопросу о Мессии, на торжественный вход Его в Иерусалим. На последний факт Гарнак смотрит как на самое очевидное мессианское действие Иисуса. Но «это действие Иисуса было и последним, — прибавляет он. — Терновый венец и крест последовали за тем».

В существе дела Гарнак этим и ограничивает свои объяснения относительно мессианского достоинства Иисуса Христа. Но они совершенно недостаточны. Нам вовсе не интересно знать: выдавал ли Себя Иисус Христос за Мессию? Ни один Он так делал; у иудеев появлялось немало самозванных мессий. Нам нужно знать: должен ли был Иисус Христос принять на Себя звание Мессии, т. е. имел ли Он на это право? Был ли Он действительно Мессией? Да и вообще, должен ли был явиться Мессия или же самое представление о Мессии было лишь болезненной мечтой разочарованного и многострадального народа иудейского? Гарнак не дает ответа на подобные вопросы, а с этим вместе не устраняет подозрения, что Иисус был лишь наиболее счастливый в ряду других иудейских лжемессий.