Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Черчилль, делавший все возможное и невозможное для снабжения оружием и боеприпасами наступления, о пагубности которого он предупреждал официально, выступил перед коллегами с неопровержимыми обвинениями в адрес апологетов войны на изнурение: «Если, наступая, мы теряем в три-четыре раза больше офицеров и в два раза больше нижних чинов, чем обороняющийся противник, то спрашивается, кого мы изнуряем?» Хороший вопрос… Но на тот момент истощилось только терпение Ллойд Джорджа. В середине октября, когда наступление во Фландрии увязло в грязи, донесения разведки раскрыли ему масштаб катастрофы; 25 октября он узнал о поражении при Капоретто: за три дня наступления австро-германские войска обратили в бегство миллион итальянцев, взяли в плен двести тысяч человек и захватили тысячу восемьсот орудий… И ведь всего за несколько дней до этого печального события генерал Хейг заверил премьер-министра, что Италия «сможет выстоять без нашей помощи». Когда уже после разгрома его спросили, возможно ли отправить в Италию две дивизии, главнокомандующий столь же уверенно отвечал, что наилучшее средство помочь союзникам – «продолжать отвлекать Людендорфа» во Фландрии.

Ллойд Джордж больше не верил Хейгу; еще до начала заседания Военного кабинета он спросил совета у Черчилля и генерала Генри Уилсона, и мнения обоих совпали: надо немедленно послать итальянцам подкрепления. Две недели спустя на итальянском фронте сражались пять британских и пять французских дивизий, а Черчилля отправили 18 ноября в Париж договариваться с итальянским и французским коллегами[105] о перевооружении итальянской армии винтовками, пулеметами и полевой артиллерией. Между тем в Париж и Лондон дошла новая ужасная весть: в Петрограде к власти пришли большевики, заявившие о намерении заключить мир с Германией; Россия, оттягивавшая на себя миллион немецких солдат и три тысячи орудий, собиралась дезертировать из лагеря союзников, что позволило бы немцам сконцентрировать все силы на Западном фронте… В Париже некоторые министры признавались Черчиллю, что исчезновение «русского парового катка» может предзнаменовать поражение Антанты.

За четыре месяца на посту министра вооружений Черчилль побывал во Франции пять раз. Для согласования действий с французским коллегой? Для оценки потребностей на месте и контроля эффективности поставок вооружения и боеприпасов? Чтобы прощупать настроения офицеров и направить их в нужное русло? Чтобы посмотреть, насколько продвинулась вперед оборонительная тактика и техника со времени его пребывания на фронте? Для получения из первых рук разведданных о численности и намерениях врага? Или просто потому, что он никогда не мог устоять перед притяжением поля боя? Всего понемногу. Подполковник Черчилль, опальный политик, вернулся в траншеи Фландрии полномочным министром, но это был тот же человек: ему все надо было увидеть, все понять, все оценить, все проверить; он все так же любил опасность и по-прежнему вел себя так, словно победа в войне зависела лишь от него… Только сейчас это так и было. Увиденное на фронте нашло отражение в отчетах и докладах, которыми он забрасывал коллег в правительстве; составляя эти поразительные документы, он без конца стремился определить оптимальные условия для достижения победы и наилучшие аргументы для убеждения косных военных и скользких политиканов…

В начале ноября генерал Хейг практически исчерпал свои резервы после провала наступления на Пасшенделе и, посчитав, что терять во всех смыслах больше нечего, приказал провести танковую атаку в секторе Камбрэ: раз уж они там, пусть сделают хоть что-нибудь! 20 ноября четыреста танков без артиллерийской подготовки прорвали оборону немцев южнее Камбрэ на фронте в два километра. Эффект неожиданности был полным как для немцев, потерявших пятнадцать тысяч человек и двести орудий, так и для британцев, не предусмотревших пехотного сопровождения и потому не сумевших развить успех. На захваченной территории почти сразу же появилась знакомая фигура – Уинстон Черчилль примчался лично разобраться, при каких условиях добились успеха «его» танки. Он учитывает все (тип гусеничных траков, предел продвижения, складки местности, состояние проволочных заграждений и траншей, положение трупов на линии огня) и обо всем отправляет подробный отчет Ллойд Джорджу. По возвращении в Лондон Черчилль в доступных словах преподал Военному кабинету урок стратегии этого половинчатого успеха: в Камбрэ за сорок восемь часов удалось захватить шестьдесят семь квадратных километров ценой менее десяти тысяч убитых и раненых, затратив 6,6 миллиона фунтов боеприпасов, тогда как во Фландрии за четыре месяца наступления заняли восемьдесят шесть квадратных километров ценой трехсот тысяч убитых и раненых и 84 миллионов фунтов боеприпасов… Какая из операций оказалась более рентабельной? Учитывая тот факт, что его министерство успело получить указания по подготовке к наступлению, запланированному на весну 1918 г. и рассчитанному на тридцать недель (!), не должен ли Военный кабинет запретить подобное безумие и не начинать наступления, пока не накопит достаточно сил, чтобы проводить атаки по примеру Камбрэ при подавляющем превосходстве в аэропланах, танках, газах, тяжелой артиллерии, минометах и при массированной поддержке американцев?

На этот раз, к великому облегчению Черчилля, его послание было услышано. В штабах царили уныние и страх после бесконечных неудач у Пасшенделе. Увы! В неприятии наступления премьер-министр пошел еще дальше: утратив всякое доверие к главнокомандующему и начальнику главного штаба, он решил радикально изменить политику; опасаясь, что не устоит под нажимом Хейга, чью идею весеннего наступления поддержала пресса, Ллойд Джордж просто-напросто стянул все резервы в Великобританию и выделял главнокомандующему подкрепления по крохам. С политической точки зрения это был ловкий ход, но в стратегическом плане он обернулся катастрофой. Черчилль-то сразу увидел опасность: ослабленный недавними потерями и лишенный подкреплений, корпус Хейга был бы не в состоянии сдержать наступление кайзеровской армии; в длинном меморандуме от 8 декабря о численности войск он просил незамедлительно прислать подкрепления экспедиционному корпусу и сохранить его для будущих операций. Черчилль считал, что опасность велика, и три дня спустя, выступая с речью в Бедфорде, воззвал к общественному мнению: «Мы должны сделать так, чтобы в следующие несколько месяцев большая часть нашей армии находилась на отдыхе и обучении в тылу, подобно леопарду готовая к прыжку на германские орды. Массы орудийных стволов, горы снарядов и тучи аэропланов – все должно быть готово и все должно быть на месте». Играя на всех регистрах, он направил 19 января 1918 г. личную записку Ллойд Джорджу, протестуя против приоритета при наборе рекрутов, которым продолжал пользоваться флот: «Для меня это просто немыслимо. Именно на Западном фронте опасность велика, и кризис разразится еще до июня. Поражение на этом театре станет фатальным. Прошу вас, не позволяйте вашей досаде на просчеты, допущенные военными в прошлом (ответственность за которые я разделяю в полной мере), приводить вас к недооценке масштаба готовящейся кампании или к лишению армии того, что ей необходимо. […] Нужен хороший план контрнаступления, подготовленный заблаговременно, чтобы ослабить натиск на атакованные цели. […] Немцы – грозный противник, и их полководцы лучше наших. Подумайте об этом и действуйте».