«ВикиЛикс», Березовский и убийство Литвиненко. Документальное расследование - Никита Чекулин

Вопрос Конвея: Где еще были у него встречи в этот день и с кем еще он встречался?

Ответ Березовского: 1 ноября он мне не сказал ни о чем, кроме встречи со Скарамеллой. Но когда я приехал кнему в госпиталь, он сказал, что в этот день он встречался не только со Скарамеллой, но и с Луговым, и другими людьми в гостинице Millennium.

Вопрос Конвея: Что он вам сказал об этой встрече?

Ответ Березовского: Он сказал, что считает, что именно на этой встрече его отравили. Он встретил там Лугового и еще двоих людей, с одним из которых был знаком, а с другим нет. Но об этом говорил не так определенно, как о самом Луговом. Только сказал, что один из тех двоих вызвал у него подозрение. И также сказал, что, по-видимому, он был отравлен чаем. Когда он пришел на встречу, Луговой предложил ему – Луговой или другой, Ковтун, я не понял точно – предложил ему выпить водки или вина. Он отказался, и тогда ему предложили выпить чай, который уже там стоял. Вкус показался ему странным. Но тем не менее он продолжил пить. Говорил, что даже сам не понимал, почему продолжил. И когда мы с ним это обсуждали в госпитале, я сказал, что немножко странно, что тебе предлагал Луговой выпить, потому что все хорошо знают, что ты вообще никогда не пьешь. Саша действительно никогда вообще не пил. Я не видел, чтобы он выпил даже глоток алкоголя. Поэтому было понятно, что он откажется. И после этого предложить чай – это как раз логично. Тем не менее, главное, что он сказал – то, что он считает, что он был отравлен в этот момент.

Мой комментарий. Все рассказанное Березовским в отношении отравления Литвиненко представляется мне сплошным вымыслом от начала до конца. Его слова направлены на описание версии отравления Литвиненко кем-то из посторонних для него людей. Версию о том, что Литвиненко не хотел пить чай в номере Лугового в гостинице Millennium, рассказывал затем, ссылаясь на якобы собственные источники, перебежчик, бывший резидент советской разведки экс-полковник Олег Гордиевский.

Только Гордиевский, который не присутствовал на описываемых им встречах (подобно Гольдфарбу в его показаниях в суде и книге «Смерть диссидента»), сначала в одном интервью говорил очень похожее на описание Березовским отравления Литвиненко в номере гостинице, а через три недели, нисколько не смущаясь, почему-то уже в баре той же гостиницы Millennium. За эти заявления Гордиевский, близко не стоявший с Литвиненко в тот день, был даже удостоен высокой британской награды.

А в 2008 году по злой иронии судьбы Гордиевский сам обвинил британские спецслужбы в нежелании расследовать его собственное отравление в 2007 году, как он считал все тем же таллием. Для меня поведение Литвиненко в госпитале после отравления вполне понятно. Он не имел контактов в госпитале ни с кем, кто не был бы зависим от Березовского. У него не было никакой возможности кому-либо рассказать реально, что с ним случилось. У меня были с ним разговоры на высокие моральные темы. О правде и неправде. Об истории с взрывами жилых домов в 1999 году, истории с отравлениями, заказными убийствами и другие подобные темы. Поэтому я понимаю его поведение в госпитале в начальный период, когда он еще был способен более или менее логически мыслить. К нему в госпиталь с этой целью приходил нечистоплотный журналист Дэвид Леппард, работавший по выдуманной Гольдфарбом совместно с самим же Литвиненко версии отравления бинарным ядом Березовского в 2003 году в зале лондонского суда. Уверен, что все посещавшие Александра Литвиненко люди пытались убедить его произнести так нужные Березовскому слова, но тот этого не сделал. В палате Литвиненко побывали его жена Марина, сын Анатолий, отец Вальтер, Ахмед Закаев, Александр Гольдфарб, его жена Светлана, режиссер Андрей Некрасов, неизвестные переводчик и адвокат, вероятно, адвокат Мензис, все из которых, уверен, могли произвести необходимую видео– или аудиозапись Литвиненко. Но никакой записи Литвиненко с обвинениями Путина и ФСБ они сделать не смогли.

Как я уже объяснял, об этом свидетельствуют кадры, показанные на НТВ 2 марта 2007 года. На них показаны съемки Александра, сделанные в том числе на камеру мобильного телефона в палате госпиталя. Их комментировала его дочка Соня. То есть практическая возможность заснять, или записать показания Литвиненко, несомненно, была. Но повторяю, никто из людей Березовского не смог представить каких-либо доказательств того факта, что Литвиненко обвинял в своем отравлении Путина и ФСБ. Литвиненко таких обвинений в адрес Путина, находясь в палате, не произносил.

Почему Литвиненко не сделал этого? Я уже объяснял. Потому что он очень хотел выйти из больницы. Он не собирался стать сакральной жертвой подобно убитому в 2003 году депутату Государственной Думы Сергею Юшенкову. А, произнеся такие нужные для Березовского обвинения, Путина и записанные на видео, он понимал, что уже никогда не сможет выйти из больницы. Я думаю, что Александр понял для себя, кто и когда его отравил на самом деле. Скорее всего, он понял, что этим человеком была его жена Марина.

Другим доказательством того факта, что Литвиненко не произносил никаких слов с обвинениями Путина и ФСБ может служить подготовленная от его имени предсмертная записка и все то, что публично произносил Гольдфарб. А также поведение и публичные заявления Марины Литвиненко.

Поэтому я понимаю – все последующие слова Березовского в отношении того, что якобы ему сказал Литвиненко в больнице, является сплошным вымыслом истинного заказчика этого преступления. Этими заказчиками, для меня, несомненно, был Борис Березовский совместно с британскими спецслужбами.

У Березовского были мотивы для убийства Литвиненко. Прежде всего он хотел избавиться от важного свидетеля своей противоправной деятельности на территории Великобритании. Одновременно с беспрецедентным организованным скандалом в связи с его смертью якобы от радиоактивного полония, Березовский решил лично для себя и для других лиц, запрашиваемых к экстрадиции, задачу предотвращения подписания заявленного Соглашения между прокуратурами двух стран.

Как известно, 15 ноября 2006 года был подписан Меморандум между прокуратурами Великобритании и России, предусматривавший выход на подписание в 2007 году Соглашения, предусматривавшего процедуру выдачи разыскиваемых преступников.

Как теперь также известно, о подписании подобного Соглашения в связи с обострением отношений между нашими государствами из-за дела Литвиненко и Лугового вплоть до настоящего времени больше ничего не сообщалось. То есть смерть Литвиненко оказалась выгодной лицам, скрывающимся на территории Великобритании.

Вопрос Конвея: Какие вопросы обсуждал Саша во время встречи с Луговым?

Ответ Березовского: Он мне об этом ничего не сказал.

Вопрос Конвея: Знаете ли вы, страдал ли Саша от каких-то болезней?

Ответ Березовского: То, что я знаю – он был исключительно здоровым человеком. Но тем не менее он очень много уделял времени своему здоровью. Он никогда не пил алкоголь, никогда не курил и практически каждый день пробегал по 10 км. Иначе говоря, наоборот известно, что он был очень здоровым человеком.

Вопрос Конвея: Как себя чувствовал Саша в течение всего октября 2006 года, а также 1, 2 и 3 ноября?

Ответ Березовского: Как я уже сказал, я не так уж часто видел Сашу, я не могу точно вспомнить, когда я его видел в течение октября, вспомнить точную дату. Я с ним разговаривал по телефону, и ничего меня не смущало в этих разговорах. 1 ноября я его встретил в офисе уже. Я не заметил признаков какого-либо заболевания. Как я уже сказал,1 ноября в ночь улетел и позвонил в офис только через несколько дней. В офисе мне сказали, что Саша отравился и в больнице. И скорее всего, он что-то съел. И я, честно сказать, не придал этому серьезного значения. Но когда я позвонил на следующий день и опять узнал, что он остался в госпитале, я уже тогда решил позвонить его жене и Ахмеду. И меня удивило, что оба они сказали, что это серьезно. После этого я поговорил с Сашей по телефону и попросил сделать заявление в полицию.

Вопрос Конвея: Когда вы узнали, что его состояние ухудшается?

Ответ Березовского: Я в это время был еще за границей. Я думаю, что это было в районе 9 – 10 ноября, и после этого я сразу полетел в Лондон и уже встретил его в клинике. Его состояние не показалось тяжелым. Только, конечно, меня удивило, что лицо уже стало такого желтого цвета.