Меч над пропастью - Михаил Ахманов

Ослепительный Ракшас скрылся за барханами, и небо потемнело. Гигантский диск Асура казался провалом в огненную преисподнюю, а облака, скользившие по его челу, – лестницей для грешных душ, которых ждут пламя, смола и вилы дьяволов. Из пустыни налетел жаркий ветер, над шатрами и повозками заклубилась пыль, и далеко на юге вспыхнули зарницы и встали черные столбы от земли до небес – должно быть, там бушевала песчаная буря. Лагерь начал затихать; опорожнялись последние котлы, разгружались последние телеги, пастухи сгоняли животных ближе к скалам, подальше от опасных песков. Тревельян направился к своему жилищу, лавируя среди палаток, шестов с бунчуками и лежавших на земле людей.

Колокольцы на рогах трафора зазвенели. Мелодия была не похожа на сигналы связи – видимо, скакун желал что-то сообщить хозяину. Ивар наклонился, прижал ухо к мощной шее и услышал:

– За нами следят, эмиссар. Двое.

– Кто?

– Люди Сувиги. Я зафиксировал всех в том месте, где разбиты ваши шатры. Эти двое тащились за нами сначала к торговому тракту, потом через весь лагерь к ставке вождя. И теперь едут по пятам.

– Пусть едут, – шепнул Тревельян. – В пустыне мы от них избавимся.

– Мы направляемся в пустыню, эмиссар?

– Не сейчас, ночью. Если помнишь, у нас сеанс связи с базой.

– Я ничего не забываю.

Они вернулись в стан колдунов. Там было тихо – все попрятались в шатры и под телеги, хоть как-то защищавшие от носившейся в воздухе пыли. Пыль скрипела на зубах, забивалась в ноздри, и с каждым порывом ветра ее становилось все больше и больше. Ивар осведомился о прогнозе на ближайшие сутки и узнал, что, по наблюдениям со спутника, на экваторе и в прилегающих районах бушует ураган, но к Поднебесному Хребту он не продвинется. Знойный ветер, вздымавший пыль и песок, был слабым отголоском бесновавшегося на юге самума.

Спутники Ивара, привычные к таким передрягам, безмятежно спали. Кадранга, Тойла-Ац и Иддин развалились в одном из шатров, другой занял Птис, а Тентачи и Дхот-Тампа легли у хозяйского жилища; битсу-акк – с барабаном в изголовье, а Дхот, как положено воину, с топором у правой руки. Во сне он скрипел зубами – должно быть, видел горло Серого Трубача и примерялся, как бы в него вцепиться. Самки спали под телегой, сделав свою работу: котел был вычищен, шкуры в хозяйском шатре выбиты, и на одной из них лежал бурдюк с водой.

Тревельян напился и сплюнул – вода отдавала горечью и затхлой кожей. Но все же о нем позаботились, и он решил, что нужно придумать женщинам имена – скажем, Лаура, Беатриче и Кармен. Вообще-то им не полагалось даже кличек, и в Шестах – то бишь семьях шас-га – они являлись коллективной собственностью взрослых воинов-мужчин. В лагере женщин было немного, большей частью при кострах и котлах, и никаких гаремов, даже у военачальников и великого вождя, Ивар не заметил. Это его не удивляло; в давние годы, во время практики на Пекле, он выяснил, что удовольствие от секса у местных автохтонов очень скромное и не играет той важной роли, что у землян, терукси или осиерцев. К контактам между полами здесь относились, как к сугубо утилитарному занятию, цель которого – продолжение рода.

Сидя между тихо сопевшим Тентачи и скалившим зубы Дхотом, Ивар следил, как кроваво-красный диск Асура медленно и торжественно опускается за край земли. Зрелище было великолепным: над вершинами барханов вспыхивали и гасли алые отблески, небосвод с каждой минутой темнел, солнечный диск, сначала огромный и яркий, превратился в половину круга, затем в нависший над горизонтом сегмент и, наконец, в багряную гусеницу, чье тело укорачивалось, утоньшалось, съеживалось, пока не исчезло совсем. Тьма легла на пустыни и горы Раваны, на земли кьоллов и морские берега, на лагерь и торговый тракт; лишь слабые огни редких костров пытались бороться с мраком. Тревельян прикрыл глаза, инициируя ночное зрение; через секунду-другую он уже мог различить контуры шатров и повозок, нагретых солнцем и испускавших розоватый свет. Тогда он поднялся, сел на спину яхха и направился прямиком в пустыню. Две тени скользнули за ним, но задержались у границы лагеря – кто попадал в пустыню ночью, мог там и остаться, заблудившись в бескрайних песках или угодив на ужин к местным каннибалам.

Тревельян, оглядываясь с гребней барханов, ехал до тех пор, пока на севере не исчезли едва заметные искорки костров. Он спешился, вызвал флаер и, под защитой силового поля, вытряхнул из волос и одежды песок. Затем достал из грузового отсека контейнеры с сухим рационом и водой, вскрыл их, поел и приказал трафору развернуть экран побольше. Между рогами яхха что-то закопошилось, вылез, прорвав кожу, гибкий отросток с голокамерой на конце, сверкнул неяркий луч, и, заслонив флаер, повисла серебристая поверхность. Мгновение, и в ее глубине всплыли лица Энджелы Престон, Юэн Чина, Маевского, Пардини и остальных коллег Тревельяна, собравшихся в зале совещаний.

– Приветствую вас. Рад тебя видеть, Энджела, – промолвил Ивар. – Все здесь? Начнем, если вы готовы. Кто желает высказаться?

Сообщение, посланное трафором, пришло на базу в дневные часы, так что к белому закату его успели просмотреть, поудивляться, обсудить увиденное и даже подготовить несколько рекомендаций. Поиск артефактов исчезнувшей цивилизации не входил в задачи ФРИК, но любая находка творений даскинов была событием чрезвычайным и не зависящим от того, как она свершилась. Обычно случай и удача давали сто очков вперед целенаправленным усилиям, если не касаться гигантских комплексов на протозвездах, заметных с дальней дистанции. Изучением древних сооружений и прочих феноменов, связанных с даскинами, занимался Исследовательский корпус Флота, привлекавший, по мере нужды, университеты и независимые ученые сообщества. Первым делом определялось, сколь опасен найденный объект, ибо, вступив в контакты с другими расами, люди быстро сообразили: самая безобидная на первый взгляд штуковина, доставленная из чужих миров, может оказаться смертоносной. Хапторы носили украшения в виде диадем со встроенным ментоусилителем – его воздействие на человеческий мозг было непредсказуемо. Кни'лина, не переносившие спиртного, пили коктейли и соки с добавкой веществ, которые блокировали у землян сфинкстер зрачка и функцию мочеиспускания. Среди товаров лоона эо попадались напоминающие шелк ткани, вызывавшие стойкую амнезию, снадобья-депрессанты, что, подавляя природный инстинкт, вселяли тягу к суициду, гипноглифы, способные погрузить человека в губительный транс, и другие предметы, красивые и необычные, однако с гарантией летального исхода или умопомешательства. Детские игрушки, если сравнивать их с творениями даскинов! Человек мог пить или не пить кни'линские коктейли, смотреть на гипноглиф или не смотреть, носить или не носить диадему хапторов и одеяние из шелков лоона эо, мог даже погибнуть из-за собственного безрассудства, что, в конце концов, являлось его личным делом. Проблемы с устройствами даскинов были гораздо серьезнее, ибо касались не человека, а человечества. Скажем, при запуске машины, известной как Большой Ассенизатор, могла возникнуть черная дыра, а потому до испытания любых объектов требовалось догадаться, как их остановить. Трудная, почти неразрешимая задача! Ведь если не нажата кнопка «пуск», не проверишь, сработает ли кнопка «стоп». Нередко установки Древних несли опасность, иногда непредсказуемую, так что использовать их без должного опыта не стоило. Это был как раз тот случай, когда азарт и любопытство не доводят до добра.