Комнаты страха - Антон Орлов

С помощью грима и краски Анджела превратилась в белокожую круглолицую блондинку с золотистыми бровями, добавила анизотропные контактные линзы кофейного цвета – теперь никакого сходства ни с «маньячкой из Новогодней Службы», ни с Риммой Кирч. В ближайшее время придется регулярно менять облик. Надела броню, открыла дверь, шагнула из гостиной коттеджа в другую гостиную, с плетеной мебелью и застиранными шторами в цветочек.

Обстановка смутно знакомая: в похожем помещении Римма кого-то ликвидировала, но кого и по какому поводу – этого с ходу не припомнить. Для квартальных отчетов требовались другие подробности, а не то, из какого материала были сделаны стулья – немые свидетели происшествия и что за цветы украшали портьерную ткань, подсолнухи или астры.

Не вспомнила, и ладно. Комнаты извлекли из ее памяти очередной полузабытый интерьер или, возможно, комбинацию из двух или трех интерьеров, не имеет значения. Это как лотерея – что выпало, то выпало.

Здесь есть зеркало, вот это уже важно. Трельяж в углу, серебристые рамы увенчаны коронками. Рубиконский стиль.

Придвинув стул, она уселась перед трельяжем, представила себе во всех подробностях Мориса – светловолосого лопоухого парня неспортивной комплекции.

Через секунду стекло – или что-то, притворявшееся стеклом – помутнело, затуманилось, отражение исчезло. Все как обычно. Сейчас туман рассеется, и она увидит то помещение, где находится Морис. При условии, что там тоже есть зеркало, к которому должны «подключиться» Комнаты, но с этим-то никаких проблем, на Парке зеркал и мебели с зеркальным покрытием пруд пруди, смотрись не хочу.

Ожидание затянулось. Потом Анджеле показалось, что белесый туман по ту сторону стекла начал дрожать, от этого слегка зарябило в глазах. Какой-то глюк?.. Ничего подобного на ее памяти еще не было.

Задребезжал весь трельяж, как при сейсмических колебаниях. На всякий случай Анджела вместе со стулом отодвинулась назад, тут-то оно и случилось: на затуманенном стекле проступил черный узор – не успела рассмотреть как следует, осталось только впечатление чего-то невероятно сложного и прихотливого – а после оно разлетелось вдребезги. Правую и левую створки трельяжа постигла та же участь.

Один из осколков чиркнул Анджелу по броне. Хорошо, что не в лицо.

Опомнившись, она выскочила за дверь, в гостиную коттеджа. Сердце бешено колотилось, футболка намокла от новой порции пота. Расстегнув на груди костюм, Анджела упала в кресло, сделанное из вишневого мармелада, и только тогда поняла, что постыдно близка к истерике.

Получила бы от Маршала по первое число за халатность… Только Маршала нет, и отругать ее некому, и никто ничего не подскажет.

Комнаты начали давать сбои, глючить. Она понимала, что рано или поздно это может произойти, только уж очень не вовремя, в полном согласии с пакостными законами Мэрфи.

Деваться некуда. Пусть даже ее не сцапают при попытке улететь с Парка, на новом месте еще неизвестно, что будет. А Комнаты – идеальное убежище, никто не сможет проникнуть туда извне: речь идет, если пользоваться научной терминологией, о блуждающем «пространственном кармане», артефакте с персональной привязкой. И прокормиться несложно, масса возможностей воровать еду – если хватит соображения и ловкости этими возможностями воспользоваться. И скучно не будет: можно заманивать каких-нибудь слабаков и смотреть, что они станут делать, а после, когда надоест, ликвидировать их – вовсе не из садистских потребностей, как написали в той заметке, а во имя хорошей идеи. Любой слабак – потенциальный предатель и дезертир, так говорил Маршал, и значит, убивая свои жертвы, Римма-Анджела казнит предателей и дезертиров, а это, опять же цитируем Маршала, доброе дело. Она вроде как санитар в человеческих джунглях.

Пусть это не джунгли, а Парк – все равно санитары нужны.

Она с вызовом усмехнулась. Душевное равновесие помаленьку возвращалось, даже футболка просохла. Кстати, футболку пора поменять. Уже два с половиной месяца собиралась, да все руки не доходили.

Анджела застегнула броню и решительно распахнула дверь.

Какое-то присутственное место, четыре стола-близнеца из белого пластика, с мониторами на гибких шеях. На одном из столов стоит граненый стакан с водой, там плавает муха.

И здесь же – безобразный рассохшийся буфет из квартиры Аделаиды Кирч, Римминой бабушки, с приторными леденцовыми витражами на дверцах и засиженным тараканами зеркалом на боковой стенке. Ничего, тоже сойдет.

Бабушка вначале Римму любила, пока она, в пятилетнем возрасте, не расколотила молотком один из витражей, чтобы попробовать эту красотищу на вкус. Эффект обманул ожидания: стеклышки, такие сладкие с виду, оказались несъедобными, а бабушка решила, что ребенка пора воспитывать, и с тех пор при каждой встрече старалась наверстать упущенное. Впрочем, Римма ее презирала и не принимала всерьез. Она ведь еще тогда поняла, что она не такая, как все, особенная, избранная – ну, примерно то же самое, что рассказывал о себе Генри.

Скоро она доберется до Генри.

Открыв дверцу, обнаружила внутри полную тарелку бабушкиного хвороста, густо посыпанного сахарной пудрой. Отправила в рот хрустящую розочку: не питательно, зато и не вредно. А теперь – к зеркалу.

Страшновато, но с глюком надо разобраться. Анджела предусмотрительно опустила щиток шлема – на случай, если опять брызнут осколки. В этот раз она приказала Комнатам найти Арабеллу Наген, свою непосредственную начальницу. Теперь уже, гм, бывшую начальницу. Когда зеркало заволокло туманом, Анджела напряглась, приготовившись к броску в сторону, однако ничего внештатного не случилось.

Дымка рассеялась, появился знакомый холл в Новогодней Службе – тот, где стены расписаны елками и оленями, а на свободных местах между ними наклеены снимки с прошлогодних праздников.

Посередине стоял накрытый стол с чашками, тарелками и тортом, вокруг расположился руководящий состав отдела, человек четырнадцать, во главе с Наген. В стороне маячил робот с большим чайником.

Ага, она видит их из зеркала, которое недавно повесили в простенке между окнами.

Расслабившись – глюки были и прошли, система под названием «Комнаты» снова исправно работает, – Анджела взяла еще одну штучку хвороста. Было время, они с Сафиной чуть не каждый вечер тайком подсматривали за своими коллегами, угощаясь между делом ненастоящими лакомствами… В ту далекую пору, когда Сафина еще не была утопленницей, а Анджела – изобличенной «маньячкой».

Брр, не нравится ей это слово. Никогда не нравилось.

В холле с оленями происходило не просто чаепитие, а проводы одной из сотрудниц, надумавшей уйти из Новогодней Службы в танцовщицы. Наген, сладко улыбаясь, произносила напутственную речь, суть которой сводилась к тому, что «наша Айрис» труслива, недальновидна, лишена творческой жилки и не способна ничему научиться; остальные сотрудники заедали неприятный осадок тортом. В глазах у Айрис, застывшей с чашкой в руке, отражалась внутренняя борьба: врожденная интеллигентность против желания огрызнуться. А Наген, на голову выше любого из своих подчиненных, возвышалась над столом, как башня, ее несвежее лицо оттенка слоновой кости сияло счастьем и торжеством. Лицо женщины, которая вот-вот дойдет до оргазма. Как обычно. Всем увольнявшимся начальница устраивала такие проводы, оттягивалась напоследок. О скандале с Анджелой зато никто не вспоминал, это было отрадно.

Возвращаться туда теперь уже не придется, тоже приятный момент. Больше никаких тебе «пошли хороводом вокруг елочки»… Теперь она до конца жизни будет уклоняться от новогодних праздников, сыта по горло.

А жаль, что их с Наген дороги разошлись. Ее Римма-Анджела не презирала. За нее можно было побороться.

Полюбовавшись на коллег по работе, которые наперегонки поедали нарезанный треугольными ломтиками торт, Анджела отключилась от Новогодней Службы.

Вторая попытка добраться до Мориса.

Спасибо Маршалу и конторским сержантам, которые когда-то научили ее уму-разуму – щиток шлема она перед этим опустила. Нехитрая мера предосторожности помогла ей сохранить лицо, во всех смыслах.

Осколки взорвавшегося зеркала ударили прямо в щиток.

Та же самая дрянь. Затянувшаяся пауза, потом – такая вибрация, что весь буфет заходил ходуном, и старая посуда в нем жалобно зазвенела. Вслед за этим проступил на долю секунды черный узор, и стекло раскололось.

Комнаты подцепили вирус? Если да – не Морис ли его занес?

Нужно поговорить с ним. То есть допросить его.

Из слов Генри следовало, что в пещере этот хлюпик серьезно пострадал и валялся без сознания. Где он сейчас – в морге, в больнице? Придется рискнуть. Но для начала надо хотя бы одним глазком глянуть, где он находится.

Анджела подошла к двери. Спроецировала на пространство за порогом мысленный образ Мориса. Потянула за ручку, приготовившись тут же захлопнуть, если там окажется боевой робот типа «цербер» или соскучившийся по разминке взвод спецназа.