Не проси моей любви - Татьяна Олеговна Воронцова

class="p1">— Мои отпечатки пальцев. Они повсюду. Но это вполне объяснимо, я же работал там.

— А я однажды ходила туда с тобой, — напоминает Нора. — Это может подтвердить Александр.

— В том, что ты однажды ходила туда со мной, нет ничего противозаконного.

— Аркадий, — говорит Лера. — Он брался там за что-нибудь?

— Да. За дверь. — Герман хмурится, припоминая. — И за деревяшку, которую я ему всучил и которую он метнул в голову одной из кольцовских горилл на лестнице. Но я не в курсе, можно ли снять отпечатки с шершавой деревянной поверхности.

— За дверь? — Лера уже почти в обмороке. — За какую дверь? Той комнаты, где…

— Комнаты в мансарде, да. Он закрыл ее за мэтром Андрэ, когда тот вошел задать мне свои вопросы.

— Интересно, — в задумчивости бормочет Нора, — зачем ему это понадобилось. Кольцову. Свидание с тобой. Ясно же было, что с ним ты не уедешь. А больше он ни о чем не говорил.

Герман долго молчит, созерцая кончик своей сигареты. Наконец глубоко затягивается и, стряхнув пепел в бронзовую пепельницу в виде свернувшегося дракона, отвечает с большой неохотой:

— Часть имущества Леонида записана на меня.

— Что?..

Сестры одновременно подпрыгивают и широко раскрывают одинаковые светло-карие глаза.

— Что слышали. Леонид оформил на меня часть своего имущества. Недвижимость и ценные бумаги. Довольно большую часть.

— Зачем?

— На всякий случай. Сказал, что так ему будет спокойнее.

— А тебе?

Герман качает головой, и на лице его — безмерная усталость.

— Он сделал это в тот момент, когда особенно нуждался в помощи. Я не смог ему отказать.

— Сразу после вашего отъезда из Москвы?

— Сразу после бегства из дома его папаши, но до нашего отъезда из Москвы.

— Господи, — вне себя от изумления произносит Нора. — Вы были едва знакомы.

— Я оказался единственным человеком, который рискнул ему помочь.

— Господи, — повторяет Нора, ни в силах справиться с шоком. — Ну и увязли же мы… мы все.

— Слушай. — Трясущейся рукой Лера наливает всем заварку, забыв о том, что чай они пили уже раза три за последний час. — После того, как ты спустил одного из этих уродов с лестницы, на ступеньках могли остаться следы его крови?

— Да какая разница? — В голосе Германа появляются нотки раздражения. — Это не так важно, Лера. Они могли передраться между собой, он мог потерять равновесие и свалиться сам…

— Но вот кой черт понес их в дом Шульгиных, об этом следователь наверняка задумается, — перебивает Нора. — И наверняка поинтересуется, о чем мы говорили с Кольцовым в кафе. И что побудило Аркадия избавиться от его общества, улизнув через служебный блок.

— Значит, — приходит Лера к неизбежному выводу, — есть только один способ спасти наши задницы — не допустить следствия.

— Гениально. — Герман с ненавистью смотрит на чай. — А есть у тебя компот? Или, скажем, яблочко?

— Погодите, а тело? Тело Андрея Кольцова, оставшееся в мансарде. Как вы думаете, когда его найдут?

— Наверное, пора вывозить Леонида с Анзера. Ему же теперь вступать в наследство и все такое.

— Нет, эти женщины невыносимы, — стонет Герман. — Вам что было велено? Замереть и не дышать.

Безумие, безумие. Как же это остановить? Нескончаемый хоровод фантазий, домыслов, страхов, предположений…

Горшочек, больше не вари!

Это была, наверное, самая кошмарная ночь из всех, что Нора провела на ферме. Домашний уют не помог. Чуть только она задремала, пристроив голову на жестком плече Германа, в дверь спальни постучала Лера и слабым голосом попросила разрешения взять из ящика комода тонометр.

— Что случилось? — спросил Герман, протягивая руку к выключателю. — Тебе плохо?

— Голова раскалывается.

Лера потерла висок. При тусклом свете ночника лицо ее казалось бледным, даже зеленоватым.

— Давай помогу. — Окончательно проснувшись, Нора перелезла через Германа, который не любил у стены, оделась и вышла вслед за сестрой. — Давно разболелась? Почему сразу меня не разбудила?

— Да я вроде уснула, потом проснулась…

Троекратный замер давления показал страшные цифры, и Нора, приказав себе не паниковать, отправилась проводить ревизию в аптечке. Нолипрел. Годится. Действует не сразу, но эффект продолжительный. С таблеткой и стаканом воды она вернулась в спальню Леры, где та лежала плашмя с мокрым полотенцем на лбу.

— Давай, выпей это. Приподнимись… вот так.

— Намочи полотенце холодной водой. — Лера с трудом ворочала языком. — А то уже нагрелось.

Выполнив ее просьбу, Нора уселась на край кровати и взяла ее за руку.

— Теперь лежи спокойно.

Через полчаса Лера открыла глаза и прошептала:

— Позови Германа.

— Ээ… хорошо, сейчас.

Это было что-то новенькое. Однако Лера находилась явно не в том состоянии, когда уместны вопросы, поэтому Нора просто пошла и позвала Германа.

Натянув джинсы, он добрел до постели больной, некоторое время смотрел на нее, помаргивая спросонок, потом протянул руку и коснулся ее волос.

— Герман, — тихо заговорила Лера, открывая глаза. — Сними это. Пожалуйста. Я устала. Я очень… — Она сглотнула. — Очень устала.

— Сможешь сесть на стул? — спросил он. Не дожидаясь ответа, повернулся к Норе. — Принеси из гостиной стул. И помоги мне ее усадить.

Когда все было сделано, Герман зашел за спинку стула, обхватил голову Леры ладонями с растопыренными пальцами и принялся осторожно массировать. Сидя с закрытыми глазами, Лера старалась держать спину прямо, чтобы ему было удобнее.

Несколько минут ничего не происходило. Потом Лера глубоко вздохнула, на губах ее появилась еле заметная улыбка, щеки порозовели.

— Теперь давай выйдем на улицу, — сказал Герман. — Вставай, дорогая. Бери меня под руку.

Медленно они прошли по коридору, спустились по ступеням и остановились на газоне слева от крыльца. Лера, в мягких трикотажных брюках на резинке, шерстяной кофте, надетой на футболку, и домашних тапочках, стояла, приподняв подбородок, закрыв глаза, свесив руки вдоль туловища. Герман, в одних только джинсах, босиком, держался сзади. Его раскрытые ладони образовывали вокруг головы Леры невидимый шлем, описывая плавные дуги, но не прикасаясь к ней. Полусогнутые пальцы слегка подрагивали. И обе эти фигуры купались в прозрачном перламутре соловецкой ночи.

Нора не засекала время, поэтому не могла сказать, как долго продолжался этот странный ритуал. Казалось, Герман вытягивает боль из головы Леры и стряхивает на землю. Так вот зачем он вывел ее на улицу — чтобы заземлиться. Вытягивает боль. Ничего себе гипотеза.

Вот Герман закончил свои пассы, обернулся и позвал:

— Нора! Иди вперед, будешь открывать двери.

Подхватил Леру на руки и понес в дом.

— Что с ней? — перепугалась Нора.

— Спит. Не волнуйся. Просто спит.

Нора заглянула в лицо сестры. Оно было спокойным и безмятежным. Сомкнутые веки, расслабленные мышцы.

— Двери открывай, — сердито прошипел Герман.

Она побежала к крыльцу.

Лера благополучно проспала до семи утра,