Нерушимый-3 - Денис Ратманов

Глава 20. Это очень хорошо, но это из другой оперы

Во что ввязалась эта девчонка и при чем тут я? Сперва вспомнились ее странные вчерашние письма. Потом — подколки Лизы про папика. Выходит, вот это — и есть обезумевший от ревности папик? С кабаньей мордой, с пузом, и ниже нее.

— Месяц, наверное, — честно ответил я. — Я с Лизой Вавиловой встречался, и Арина была с ней.

Отвечать нужно честно, потому что мужик точно в неадеквате. Это ж надо — организовывать слежку за сопляком, чтобы уличить свою любовницу в измене! Впрочем, и не такие ребра одолевает бес. В прошлой жизни, помню, по соседству возрастной мужик убил и закопал в лесу молодую любовницу за то, что она его отвергла. А перед тем убил и закопал двоих парней, которых заподозрил в прелюбодеянии с возлюбленной. Причем один оказался ее двоюродным братом.

— Потом я уехал на сборы в Евпаторию. Ну, я в футбол играю.

— И все? — прищурился Шапошников.

— Когда был там, Арина мне писала, чтобы позлить Лизу. Вы наверняка прочли ее сообщения. А когда я приехал, писали, видимо, уже вы. Потому что никогда Арина меня милым не называла.

— То есть ты утверждаешь, что ее не … — Казалось, он собирается проткнуть меня взглядом.

— Мы познакомились в Москве, на следующий день я уехал — когда бы я успел?

— А в Лиловске?

— В Лиловске я познакомился с Лизой и ничего про Арину не знал. Я только месяц здесь, из Кунашака приехал. Вы бы поговорили с Лизой, она подтвердит мои слова.

Шапошников очень хотел, чтобы услышанное было правдой, но боялся потерять лицо, боялся, что я нажалуюсь Вавилову, его разрывало от противоречий, что же со мной теперь делать.

— Произошло недоразумение, — продолжил я так, словно ничего не случилось, и меня привезли не в подвал, чтобы убить, а мы беседуем за столиком в кафе. — Вы же нормальный человек и не хотите, чтобы пострадал невиновный? В переписке ничего такого нет. Все, что я сказал, легко проверить.

Чувак точно крышетечный, на войне крыша получила повреждения, и теперь, как дождь, так и коротит. Как же Арину угораздило в такого вляпаться?

— Арина моя женщина, понял? — зачем-то сказал он. — Никто не смеет надо мной насмехаться!

— Да как вы не поймете, что я на нее не претендую! И не претендовал, у меня и… женщины еще не было. Я ее знаю один день! Пожалуйста, не надо делать… то, чего нельзя исправить. Меня будут искать. Давайте мирно разойдемся и обо всем забудем?

— Может, ты знаешь, к кому она ушла? — сменил гнев на милость Шапошников и кивнул хрипатому: — Освободи его.

Соглядатай перерезал веревки. Я потер синие запястья. Прощать Шапошникова по меньшей мере преступно, раз он такое себе один раз позволил, позволит и в третий, и в четвертый раз. Прибьет Арину, дуру малолетнюю, которая связалась с психом. Может, она сейчас лежит связанная в каком-то подвале, с кляпом во рту.

Злоупотребление служебными полномочиями налицо, плюс несоответствие занимаемой должности. И ладно бы в участок привез и стал допрашивать — так ведь точно хотел пристрелить и закопать. Если бы не ответ Витаутовича, то — прощай, Александр Нерушимый, надежда советского футбола.

— Понимаю вас, — кивнул я, осторожно подбирая слова. — Но я и правда знаю ее один день. Она не откровенничала с малознакомым парнем, да при подруге… — Я смолк, чтобы он сам сделал выводы.

В голове крутилось: «Это знала Ева, это знал Адам: колеса любви едут прямо по нам». Намотало мужика знатно. Шапошников провел по лицу ладонями, потух и осунулся. Налил воды в пластиковый стаканчик себе и мне, свой осушил залпом.

— А ты футболист, значит, — проговорил он. — Скажи, есть у «Динамо» шанс выиграть на чемпионате СССР?

Вот тут я лукавить не стал.

— Нет. Потому что тренеры — дерьмо, никто не заинтересован в результате.

Он вздохнул и сделал вывод:

— Зато честно. — И протянул руку.

Жать руку свиномордому придурку, который сейчас хотел, чтобы я был ему благодарен за освобождение, не очень улыбалось, но я сделал это и проговорил:

— Буду очень признателен, если получу назад телефон и продукты. Очень есть хочется.

Шапошников, вернув мне «Енисей», злобно посмотрел на толстяка, который ел уже второй бутерброд с копченым мясом — мужик едва не подавился и уши прижал.

Я сразу же полез читать сообщение от Витаутовича: «Да. Завтра ждем тебя в 11:00 в гостинице “Вымпел”. Номер 33».

Вот и хорошо. Долго ждать не придется.

С виноватым видом толстяк вытащил из-за дивана мою авоську. Я заглянул внутрь: так и есть, хлеб и масло начаты, мясо ополовинено. Кефир не разбился, и то хорошо.

Хрипатый извинился, снова надел мешок мне на голову и сопроводил наверх из подвала, усадил в машину на заднее сиденье.

Ехали мы минут пятнадцать. Все это время я думал, что Шапошников точно рехнулся. Он уверен, что я не стану писать заявление на него! Потому что я вообще благодарить его должен за то, что мне ничего не сломали. Вот же козел!

Высадили меня там же, откуда взяли — возле магазина. Конечно же, без мешка на голове, но с авоськой, набитой продуктами. Подождав, пока машина уедет, я сразу же набрал Лизу. Она ожидаемо не ответила — видимо, была на лекциях, потому я отправил сообщение с пометкой «срочно»: «Арина в беде. Срочно напиши мне».

Ответ пришел, когда я был уже дома. Оказалось, Шапошников от лица Арины поссорился со всеми ее подругами, чтобы никто ее не искал, Лизе тоже написал гадостей. Она и поверила. Я рассказал ей, что со мной случилось, показал синие запястья и попросил позвонить Арине, узнать, жива ли она. Девушка на звонок не ответила, обозвала Лизу тупой овцой. Точнее, это написал тот, кто забрал ее телефон.

— Вот же урод старый, — проговорила Лиза. — Он же старше Аринкиной матери! Я ее родителям позвоню, чтобы всех на уши ставили, потом — деду, пусть разбирается. Только бы не случилось чего с этой дурой! Нашла кого на бабки разводить! А я ей говорила, что он больной на голову и так просто от нее не отстанет.

Вот и ответ на вопрос, а был ли папик. Впрочем, неважно. Главное, чтобы Арина