Леди Роз - Сандра Уорт

– Неужели битва была такой отчаянной? – спросила я.

– Нет. Погибло всего триста человек.

– Тогда в чем дело?

– Вопреки обычаю Уорик приказал своим воинам убивать лордов, но не трогать простых солдат. С народом он не ссорился. Только с лордами Маргариты.

– Понятно. – Мое отношение к Уорику изменилось. С его стороны это было проявлением доброты. У простых солдат не было выбора: им приходилось сражаться и умирать в войнах, которые развязывали их лорды. – Но смерть герцога Хамфри я буду оплакивать. Он много раз спасал жизнь тебе и Йорку и сильно отличался от остальных. Был честным человеком и ненавидел кровопролитие так же, как и ты. Хранил верность Генриху, но был безразличен к Маргарите.

– Да, его преданность Генриху была достойна восхищения. Герцог стоял за него до последнего… То ли он не видел способа предотвратить кровопролитие, то ли клевреты Маргариты заставили его замолчать. Теперь не узнаешь. Как бы там ни было, победа у Нортгемптона досталась Уорику легко. Сражение продолжалось всего полчаса.

– Так быстро?

– Да, по двум причинам. Погода оказалась на стороне Уорика. Шел проливной дождь, поэтому от пушек Генриха не было никакого толку, а луг, на котором окопалась его армия, залило водой.

– А какой была вторая причина?

– Измена, – ответил Джон.

Я ахнула.

– Лорд Грей из Рутина протянул Уорику руку дружбы и перешел на нашу сторону.

Я не знала, как реагировать. Конечно, мне было приятно, что Йорк выиграл сражение, но измена… Для честного человека измена – это позор.

– Так же поступил Троллоп в Ладлоу, – холодно сказала я.

– Да, измена отвратительна, – ответил Джон и надолго умолк. – Кстати, – наконец продолжил он, – Эдуард Марч, сын Йорка, дрался с поразительной храбростью. Этот молодой человек производит сильное впечатление.

– Странно… Уорик не говорил о нем ничего хорошего.

– Уорик считает Эдуарда беспутным и не интересующимся ничем, кроме собственных удовольствий. – После небольшой паузы Джон добавил: – Иногда мой брат торопится с выводами. Потом он спохватывается, но тогда, когда уже ничего нельзя изменить.

Эта реплика дала мне редкую возможность заглянуть в его мысли. Я снова подумала, что Джону трудно жить в тени брата, зная, что он сам умнее и порядочнее. И снова удивилась тому, как мало знаю собственного мужа.

Мы прибыли в Лондон как раз вовремя, чтобы стать свидетелями возвращения короля Генриха в свою столицу. Хотя король был пленником, Уорик устроил пышную церемонию возвращения монарха в страну и сам, обнажив голову, нес перед Генрихом его меч, символ государственной власти. Епископ Лондонский предоставил для королевской резиденции свой дворец, и толпы народа с почтением следили за тем, как Генрих въезжал в него.

В Эрбере мы радостно воссоединились с отцом и матерью Джона, а также с женой и дочерьми Уорика Беллой и Анной, прибывшими из Кале, поскольку опасность миновала. Изгнание оказало на них сильное влияние: Нэн казалась более нервной и пугливой, чем обычно; ее дочь Белла, теперь восьмилетняя, была истерически веселой, словно стремилась с помощью смеха избавиться от владевших ею страхов; а шестилетняя Анна стала еще более чувствительной и задумчивой. Девочка отказывалась есть любое мясо, что было причиной ее ожесточенных споров с родителями. Эта добрая и нежная малышка не сдавалась; когда ее пытались кормить насильно, она молча сжимала губы. Меня восхищала ее смелость, позволявшая противостоять такому давлению. Лично я не смогла бы выдержать насупленных взглядов Уорика и ежедневных уговоров Нэн, тем более в шестилетнем возрасте.

Однажды я спросила Анну, почему она питает отвращение к животной пище. Глядя на меня фамильными темно-синими глазами Невиллов, она ответила вопросом на вопрос:

– Тетя Исобел, а ты стала бы есть своих друзей?

После этого я, не смея противоречить родителям девочки, всеми силами показывала Анне, что одобряю ее бунт; после каждой ее маленькой победы мы тайно обменивались ликующими взглядами.

Однако в целом время было счастливое, и на нашу долю выпало много радости. Джон был назначен министром двора, а парламент сделал его пэром Англии под именем лорда Монтегью. Но для восстановления законной власти в стране требовалось много усилий, поэтому мужа я видела редко. Все Невиллы были по горло заняты совещаниями, приемом просителей, назначением порядочных людей на посты, освобожденные убитыми или бежавшими ланкастерцами, и подавлением отдельных очагов сопротивления в разных частях страны. Король Яков II Шотландский, воспользовавшись царившей в стране неразберихой, осадил замок Роксберг. После этого граф Солсбери спешно отправился на север воевать с шотландцами, оставив Генриха на попечение Джона. Но свершилось небесное правосудие: король Яков погиб в результате неточного выстрела одной из собственных пушек, и вскоре мир был восстановлен.

В августе Уорик, узнав о том, что Сомерсет готов вступить в переговоры о сдаче Гина, уплыл в Кале. Сложившаяся к тому времени близость Джона к Генриху дала мне возможность лучше узнать их обоих. Меня глубоко трогала нежность, с которой Джон относился к королю. Я сама проводила много времени с Генрихом, которому доставляло удовольствие общение с двумя Аннами и двумя Изабеллами. Он любил играть с ними в мяч и терпеливо беседовал с малышками так, словно они были взрослыми дамами, что доставляло всем громадное удовольствие.

Генрих сочувствовал Анне Уорик, которая упорно отказывалась от мяса.

– Ах, моя дорогая маленькая леди, вы гораздо мудрее и добрее меня. Я с удовольствием ем баранину и обожаю ягненка. Это мой недостаток, но я слишком слаб, чтобы с ним справиться. Ты будешь молиться за меня?

Малышка Анна готовно кивнула и добавила:

– Я всегда буду молиться за тебя, король Генрих. После этого Генрих засмеялся и нежно поцеловал ее в золотистую макушку.

Я понимала, что он скучает по своему сыну, семилетнему принцу. Однажды он обнял Анну и грустно сказал:

– Ты понравилась бы моему Эдуарду.

– А Анна не слишком мягка для принца? – с любопытством спросила я.

– Она так же мягка, как крошечный красногрудый снегирь, который не боится самой лютой зимы, – с улыбкой ответил Генрих.

Отказываясь есть мясо, крошечный красногрудый снегирь Анна не боялась противоречить своему грозному отцу.

За все эти месяцы Генрих вспомнил о Маргарите лишь однажды.

– У вас есть какие-нибудь новости о моей королеве? – робко спросил он Джона. – Я волей-неволей думаю о том, как она поживает… – Фраза осталась, неоконченной; казалось, король боялся, что его не правильно поймут.

Рассказывая о Маргарите, Джон проявил весь свой такт.