Жангада. Школа робинзонов - Жюль Верн

А как же все остальные: несчастный Тартелетт, на которого Годфри наткнулся, выбегая на палубу, или тот бедный китаец, забившийся в трюм? Что с ними сталось? Неужели только ему одному удалось спастись? Но ведь за пароходом на буксире следовала шлюпка! Не мог ли кто-нибудь из команды воспользоваться ею и таким образом спастись с тонущего корабля? Нет, скорее всего шлюпку тоже затянуло в водоворот, и теперь она покоится на глубине двух или трех десятков морских саженей[89].

Годфри подумал, что если в этой непроглядной тьме ничего нельзя увидеть, то слышать можно не хуже, чем днем. Ничто не мешало ему сейчас, в полной тишине, кричать и звать на помощь. Быть может, на его зов откликнется кто-нибудь? Он стал изо всех сил кричать, чтобы его могли услышать на большом расстоянии.

Напрасно. Никто не отвечал.

Он повторял свои призывы по нескольку раз, поворачиваясь во все стороны.

Молчание.

— Один… я совсем один, — в отчаянии шептал юноша.

Никакого отзвука. Будь поблизости утесы, скалы или высокие берега, его голос, отраженный препятствием, эхом вернулся бы назад. Итак, либо берег на востоке так низок, что не может отражать звуков, либо, что более вероятно, никакой земли поблизости попросту нет. Скорее всего, скала, на которой нашел убежище Годфри, одиноко торчит посреди моря.

Прошло три долгих часа. Вымокший и продрогший, Годфри ходил взад и вперед по крошечной площадке, пытаясь согреться. Наконец облака в зените посветлели, предвещая появление первых лучей солнца.

Повернувшись в ту сторону, где могла быть земля, бедняга пытался разглядеть, не выступит ли из тьмы силуэт какого-нибудь утеса, поднимающееся солнце должно бы обозначить его контуры. Но заря только-только занималась, и пока еще ничего нельзя было разглядеть. На море лег туман, скрывший очертания прибрежных скал, — если, разумеется, поблизости находился берег.

Конечно, не стоит предаваться иллюзиям. Скорее всего, буря выбросила Годфри на одинокую скалу, затерявшуюся в Тихом океане. А раз так, то его ждет скорая смерть — от голода, от жажды, а может быть, — если он сам того захочет, — в морской пучине, которая станет его последним прибежищем.

Несчастный юноша по-прежнему всматривался в даль, сосредоточив в напряженном взгляде всю силу воли и всю свою еще не погасшую надежду.

Наконец утренний туман стал рассеиваться. Перед глазами Годфри постепенно вырисовывались камни и рифы, окружавшие скалу, точно морские звери: скопление каменных глыб странной формы и всевозможных размеров, обращенных к западу и к востоку. Огромный утес, на вершине которого находился Годфри, возвышался к западу от гряды коралловых рифов, приблизительно в тридцати саженях от того места, где потерпел кораблекрушение «Дрим». Море там, по всей вероятности, очень глубоко, так как от парохода не осталось и следа, не виднелись даже верхушки мачт. Впрочем, подводные течения могли отнести корабль в сторону.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы Годфри понял: ждать спасения с этой стороны бесполезно. Все его внимание теперь сосредоточилось на полосе бурунов, постепенно выступавших из тумана. Надо заметить, что уровень воды был сравнительно низок благодаря отливу, и над морем выступили многочисленные скалы, разделенные то обширными водными пространствами, то узенькими проливами. Если бы риф примыкал к берегу, добраться до него по камням не составило бы труда. Но ничего похожего на берег не увидел несчастный путешественник!

Туман между тем становился прозрачней. Теперь уже Годфри мог рассмотреть на расстоянии полумили, среди скал песчаные отмели, покрытые водорослями. Неужели поблизости лежит материк или хотя бы остров?

Действительно, в восточной части горизонта вдруг показался ряд низких холмов, усеянных гранитными глыбами. Солнце выпило последние утренние испарения, и теперь огненный диск медленно выплывал из воды.

— Земля! Земля! — закричал Годфри.

Протянув к ней руки, юноша, в радостном порыве, опустился на колени.

И в самом деле, это была земля. Годфри как раз находился на выступе, образованном рифами и являвшемся южным мысом бухты окружностью не менее двух миль. Он представлял собой плоскую отмель, окаймленную маленькими дюнами, поросшими коротенькой травкой. Видно было, как она колышется под ветром.

Годфри окинул взглядом все побережье.

Ограниченное с севера и с юга неровными мысками, побережье было не больше пяти-шести миль и, конечно, могло являться частью большой земли. Так или иначе, потерпевший кораблекрушение сумеет найти себе здесь хоть временное прибежище.

Годфри вздохнул с облегчением. Утес, на котором он очутился не был одинокой скалой посреди моря!

— К земле! К земле! — сказал себе юноша и, прежде чем покинуть утес, еще раз бросил взгляд на морской простор. Не заметно ли каких-нибудь следов кораблекрушения?

Ничего, даже шлюпки. Без сомнения, ее постигла общая участь.

И тут Годфри пришла в голову мысль о том, что кто-нибудь из моряков мог, так же, как и он, ожидать сейчас на одном из рифов наступления дня, чтобы попытаться доплыть до берега.

Но никого не было видно ни на скалах, ни на отмели, пустынных, как океан!

Если нет живых людей, может быть, море выбросило тела утонувших? А что, если там, среди рифов, находятся останки кого-нибудь из его спутников?

Нет, ни на одной из скал, отчетливо выступавших из воды после отлива, трупов не было видно.

Итак, он остался один! Перед лицом угрожавших ему опасностей Годфри мог надеяться теперь только на самого себя.

К чести молодого человека, он не пал духом. Прежде всего он решил добраться до земли, от которой его отделяло сравнительно небольшое пространство. Не долго думая, Годфри спустился с утеса и поплыл к ближайшему рифу. А дальше он перепрыгивал проливы или переходил их вброд, когда же расстояние между скалами увеличивалось — снова бросался в воду. Переход по скользким камням, покрытым водорослями, был труден и долог. А ему предстояло одолеть около четверти мили!

И вот наконец проворный юноша ступил на землю, где его, возможно, ждала если не скорая смерть, то жалкое прозябание, которое могло оказаться хуже смерти: голод, жажда и холод, всевозможные лишения и различные опасности. Ни ружья, чтобы подстрелить дичь, ни теплой одежды — он оказался в совершенно беспомощном положении.

Безрассудный человек! Хотел убедиться, способен ли ты противостоять трудностям! Что ж! Теперь ты сможешь проверить свои силы! Ты завидовал Робинзону? Теперь узнаешь, насколько завидна его участь! Годфри вспомнилась беззаботная жизнь в Сан-Франциско в кругу счастливой, любящей семьи, которую он покинул ради приключений, дядя Виль, невеста Фина, друзья… Несомненно, никого из них он больше никогда не увидит. При этой мысли у молодого человека сжалось сердце и, хотя он дал себе слово держаться стойко, на глаза у него навернулись слезы.

Если бы он не был одинок, если бы кому-нибудь из потерпевших крушение тоже удалось добраться до берега! Пусть им будет не капитан Тюркот или его помощник, а любой из матросов, пусть даже учитель танцев Тартелетт! Правда, этот легкомысленный человек в подобных обстоятельствах слабая опора. Все равно! Только не быть одному! Если бы Годфри мог надеяться, что кто-то разделит с ним одиночество, будущее рисовалось бы ему не таким мрачным.

Но нельзя терять надежды… Правда, на прибрежных скалах никого не оказалось, но, может быть, он встретит живого человека, когда достигнет песчаной косы? Не исключена возможность, что кто-то добрался до берега и теперь тоже разыскивает товарищей по несчастью?

Годфри еще раз огляделся, повернувшись вначале на север, потом на юг. Никого. По крайней мере, видимый участок берега необитаем — нигде не видно ни хижины, ни поднимающегося к небу дымка.

— Вперед! Вперед! — подбадривал себя Годфри.

Он зашагал по отмели в северном направлении, решив, что сначала поднимется на песчаный холм, откуда открывается обширное пространство.

Полное безмолвие. На песке никаких следов. Только морские птицы — чайки и поморники — резвятся среди скал, — единственные живые существа в этой пустыне.

Годфри шел около четверти часа и уже начал подниматься на самый высокий склон, поросший тростником и низким кустарником, но вдруг неожиданно остановился. В пятидесяти шагах, среди прибрежных рифов, он заметил какую-то бесформенную вздувшуюся массу, похожую на труп неизвестного морского животного, выброшенного последней бурей.

Годфри бросился туда.

С каждым шагом сердце билось все сильнее. В бесформенной массе, принятой им за останки какого-то зверя, он узнал тело человека.

В десяти шагах от цели Годфри остановился как вкопанный и воскликнул:

— Тартелетт!

Да, действительно, перед ним лежал неподвижный учитель танцев и изящных манер.