Черные ножи - Игорь Александрович Шенгальц

не стал брать ничего лишнего и задвинув половицу обратно в исходное положение. В углу спальни я заметил две канистры с бензином или керосином.

Прихватив висевший у дверей тулуп, я вышел на улицу. Там я надел свое куцое пальтишко, после чего зашел в сарай. Девица бросилась мне навстречу, не смущаясь наготе своего тела, но цепь не дала ей сделать больше двух шагов.

— Я слышала выстрелы… — монотонно произнесла она.

Бедолага, хватит ли ей сил вернуть себе рассудок, или так и придется провести остатки дней в хаосе собственных мыслей.

— Твоих врагов больше нет, — пояснил я, отстегивая ножной браслет, — я убил их всех. Теперь ты свободна и можешь более никого не опасаться. Их больше нет.

С сумасшедшими нужно говорить только так — спокойным, обыденным тоном, даже если ты рассказываешь о немыслимых делах.

— Их больше нет, — эхом повторила девушка.

Накинув ей на плечи тулуп, мы вышли из сарая.

— Я отведу тебя к людям, там тебе помогут! — предложил я, но бывшая пленница внезапно вырвала свою руку из моей и бросилась в дом.

Я не стал ее преследовать. Не в моих правилах помогать кому-то насильно.

Выйдя за калитку и спустив, наконец, шарф с лица, я наткнулся на заляпанного кровью Леху, подбегавшего к дому.

— Ты ранен? — обеспокоенно спросил я, тут же начав вертеть друга из стороны в сторону, оглядывая на предмет повреждений.

— Цел… — устало отмахнулся он. — Это кровь псины… ух и лютая тварь оказалась! Едва меня не загрызла. Если бы не твой нож, сгинул бы ни за грош…

— Справился? — правильно понял я.

— Просто повезло, — моими же словами ответил Леха, и тут же поинтересовался, глядя на дом: — А там что?

Я притянул его к себе, заглянул в глаза и сказал:

— Никогда, ни одной живой душе, ни за что на свете не говори, что сегодня мы были здесь! Понял? Клянись!

— Да клянусь я, клянусь! — не на шутку перепугался Леша.

— Уходим, да побыстрее!..

Мы побежали в обратном направлении, а за нашими спинами разгоралось пламя пожара.

Бывшая пленница нашла канистры в спальне.

Глава 21

Над входом в Гортеатр висела яркая лента: «С новым 1943 годом!». Мы переглянулись и вошли в распахнутые двери.

Справа располагалась гардеробная, где мы, отстояв в небольшой очереди, оставили наши вещи. Я — свое пальтишко, а Настя — короткий полушубок.

— Ваши билеты? — женщина на входе улыбнулась нам и требовательно протянула руку, а, получив желаемое, отступила чуть в сторону, освобождая нам проход: — Приятного вечера, молодые люди!

Мы с Анастасией Павловной вошли в холл. Нет, под руку она меня не держала, но и не сторонилась своего «кавалера» — спасибо и на этом.

На мне была надета расшитая до моих нынешних размеров старая форма — дьявол, когда-нибудь я обязательно закажу для себя два-три костюма на все случаи жизни, но сейчас хорошо, что хватило времени хотя бы привести в порядок то, что было. Настя же нарядилась в темно-синее платье, которое, несмотря на кажущуюся простоту модели, настолько выгодно подчеркивало все изгибы ее фигуры, что я постоянно перехватывал чужие мужские взгляды. При этом я видел, что Настя даже не понимала, насколько эффектно смотрится, это получалось у нее естественно, как дышать. Впрочем, она была настолько хороша в любом виде, что платье лишь подчеркнуло ее особенности… но даже надень она рабочую робу, на нее смотрели бы столь же восторженно, это факт.

В буфете можно было купить красного или белого вина, чай и даже «Советское шампанское» производства Донского завода шампанских вин Ростова. Настя остановила свой выбор на чае, и я взял нам по стакану в подстаканниках. Играла легкая музыка, в центре холла стояла украшенная мишурой и цветными шарами елка, с непременной красной звездой на верхушке. Под елкой красовались большие цифры «1943», сделанные из картона. Настроение у собравшихся было приподнятым. Каждый верил, что война скоро закончится, в страну придет мир, и близкие, наконец, вернутся домой.

Люди были одеты празднично, но без излишеств.

Мы встали чуть в стороне, попивая чай, слушали игру музыкантов и молчали. Я время от времени поглядывал на задумчивое Настино лицо и не решался заговорить первым, чтобы не разрушать очарование момента. Девушка же погрузилась в свои мысли, навеянные музыкой, и лишь, когда театральные служители начали приглашать гостей в зал, чуть смущенно улыбнулась и первой проследовала к нашим местам.

Комедия Островского была в пяти действиях и длилась достаточно долго, но, признаться, я не очень следил за происходящим на сцене, мысленно раз за разом возвращаясь к происшествию в доме людоедов. Лехе я все тогда рассказал, пока мы бежали домой, и он одновременно и верил, и не верил в мою историю, слишком уж невероятной она казалась. Но мешок, набитый деньгами, все же убедил его в правдивости моих слов. Мы пошли в тот вечер ко мне — благо по дороге никто нам почти не встретился, а пара случайных прохожих в темноте не заметили, что мы перепачканы кровью. Дома кое-как отмылись от пятен крови, заляпавшей наши лица и одежду, мы полночи обсуждали случившееся. Я еще раз потребовал от Леши принести клятву. Он, хоть и недоумевал, почему нельзя все честно рассказать милиции, ведь мы же ни в чем не виноваты, все же пообещал молчать. Про то, что я намереваюсь делать с трофейными деньгами, он даже не поинтересовался.

Последующие дни после происшествия мы жили в обычном ритме: дом, работа. Разве что очкарик-комсомолец, которому я так необдуманно пообещал устроить секцию по самообороне, вцепился в меня, как банный лист. Пришлось сдержать данное слово, и уже назавтра, осмотрев зал, я составил график занятий. Три раза в неделю по полтора часа — для начала достаточно. Группа желающих заниматься борьбой без оружия набралась приличная — более пятидесяти человек изъявили желание, но я решительно отказал большинству. Спортзал не вместил бы всех,