Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Я тоже сначала так подумал, но этого не может быть, ведь он пришел на встречу с ними. А значит, они договорились загодя. О встрече, я имею в виду.

– Почему бы и нет? Вероятно, они уведомили Дилазаха запиской, что у них есть новости для него. Если речь шла об убийстве, они не рискнули бы войти в подробности.

– Возможно, вы правы. Но все равно у меня такое ощущение, что за парнем следует приглядывать.

– Ну так приглядывайте, – добродушно согласился командир эскадрона таким тоном, словно предлагал малому ребенку пойти поиграть.

Аш покраснел и прекратил разговор. Но он не забыл о нем и чувствовал достаточный интерес к делу, чтобы попросить Алаяра навести справки о происхождении и прошлом совара Дилазах-хана.

– В рисале служат еще пять человек из его клана, – доложил Алаяр. – Все они гордые свирепые мужчины – афридии, поступившие на службу в корпус из соображений иззата, то есть чести, и из любви к сражениям. А также, возможно, потому, что их клан раздирает родовая вражда, а здесь никто не может неожиданно напасть на них из засады и застрелить. Двое из них служат в вашем подразделении: Малик-шах и Лал Маст.

– Знаю. Оба они хорошие люди – лучшие из лучших. Я десять раз ходил на шикар с Маликом, а что касается Лала Маста…

Алаяр поднял руку:

– Выслушайте меня. Я еще не закончил. Их клан очень маленький, и все они связаны родственными узами, приходясь друг другу троюродными, четвероюродными и, возможно даже, пятнадцатиюродными братьями или племянниками друг другу. Однако дело в том, что никто из них не любит своего родственника Дилазаха. Они говорят, что он обманщик и пройдоха, и не доверяют ему, как и вы.

– Почему? Из-за чего?

– Из-за множества разных незначительных поступков, совершенных в детстве. Вы знаете, как оно бывает с детьми: один из них постоянно врет, обманывает и ябедничает старшим, а товарищи по играм недолюбливают его. И даже когда они становятся взрослыми, неприязнь не проходит. Все остальные были недовольны, когда Дилазах вступил в ряды разведчиков. Они говорят, что не понимают, зачем ему это понадобилось, ибо такой поступок для него нехарактерен. Но он пришел с добрым конем, и он искусный наездник, да и стрелок отличный – он добился своего места в честном соревновании с другими претендентами, а поскольку офицеры отзываются о нем положительно, его сородичам не на что жаловаться, и из чувства родовой гордости они будут защищать и поддерживать парня. Тем не менее они по-прежнему недолюбливают Дилазаха. В свое время он каждому из них учинил какую-нибудь пакость – речь идет всего лишь о детских выходках, но мужчины, как я уже сказал, ничего не забывают. Спросите Малика или Лала Маста, когда в следующий раз отправитесь с ними на охоту.

Аш так и сделал. Но не узнал ничего сверх того, что рассказал Алаяр.

– Дилазах? Да он чистая змея, – сказал Малик-шах. – У него холодная кровь, и с языка каплет яд. Когда мы были детьми…

И он поведал длинную историю о детской шалости, закончившейся суровым наказанием и слезами для всех, кроме Дилазаха, который, собственно, затеял все дело, но потом выдал своих товарищей старшим, а сам избежал последствий с помощью наглой лжи. Было ясно, что давняя обида до сих пор не прошла, однако Малик признал, что год службы в полку изменил Дилазаха до неузнаваемости.

– Из него вышел хороший солдат, и когда нас, разведчиков, снова пошлют воевать, возможно даже, он заставит гордиться собой всех нас, и свой клан тоже. И все же странно, что он пожелал служить сиркару и подчиняться требованиям дисциплины. Я считал, что человек вроде него никогда не выберет такой образ жизни. Однако – кто знает? – может, он совершил какое-нибудь убийство, после которого оставаться в наших горах стало для него слишком опасно, и потому решил временно укрыться здесь. Он не единственный, кто так поступает!

Малик рассмеялся, и Аш, хорошо знавший, что последнее утверждение в полной мере соответствует истине, не стал продолжать разговор на эту тему. Но уже через несколько дней стало ясно, почему Дилазах-хан вступил в ряды разведчиков. И оказалось, что недоверие к нему сородичей и подозрения Аша были вполне обоснованными.

12

Луна не светила той ночью, когда Дилазах исчез из Мардана, прихватив два карабина, находящиеся на вооружении кавалерии: свой и еще один. И никто не видел, как он покидал крепость, ведь он, как и Малик, при желании мог двигаться бесшумно, словно тень.

Он нес караул в последнюю смену перед рассветом, патрулируя расположение своей части на пару с одним солдатом, и не зарезал своего напарника, вероятно, потому лишь, что не хотел навлекать на себя кровную месть его родственников, а не потому, что сколько-нибудь ценил человеческую жизнь. Второй часовой получил сильное сотрясение мозга и смог рассказать о случившемся лишь спустя некоторое время. Он, понятное дело, совершенно не ожидал нападения со стороны товарища и не помнил, как все произошло, но было очевидно, что Дилазах оглушил его ударом приклада, а потом засунул кляп в рот, связал снятым с него тюрбаном и оттащил в густую тень за пределами слышимости для спящего лагеря. Негодяй удрал под покровом тьмы, и прошло не менее часа, прежде чем приглушенные стоны связанного человека разбудили одного из солдат, ибо конные патрули, галопом пустившиеся прочесывать местность в поисках беглеца, вернулись ни с чем.

К вечеру найти Дилазаха так и не удалось, а на следующее утро командующий корпусом осведомился, сколько еще членов его клана служат в полку. Все они были вызваны к нему в кабинет и получили приказ снять все обмундирование и снаряжение, являвшееся собственностью корпуса. Они молча подчинились и один за другим сложили вещи в кучу на покрытом циновкой полу, а потом вернулись на свои места и стали по стойке смирно.

– А теперь ступайте прочь, – сказал командующий. – И не показывайтесь мне на глаза, покуда не вернете в полк обе винтовки.

Мужчины вышли, не проронив ни слова, и никто не поставил под сомнение справедливость действий начальника, кроме Аша, для которого произошедшее стало кульминацией исключительно тяжелой недели. Побелев от гнева, Аш яростно заявил командиру эскадрона:

– Он не имел права поступать так! Они-то здесь при чем? Это не их вина! Да ведь они… ведь они даже не любили этого парня! Никогда не любили.

– Они принадлежат к одному клану, – спокойно объяснил командир эскадрона, – а наш начальник – тертый калач и знает, что делает. Он хочет, чтобы похищенные винтовки вернулись в полк, поскольку не может допустить, чтобы такого рода оружие использовалось на перевалах, и поскольку мы не вправе позволить, чтобы одному из наших солдат сошла с рук такая выходка. Это навело бы на преступные мысли множество других людей. Нет, он сделал единственное, что мог сделать в данной ситуации. Это вопрос иззата. Дилазах опозорил свой клан, и его сородичи вернут оружие обратно в собственных интересах. Вот увидите. Они наверняка подозревают, куда он направился, и, скорее всего, в течение двух суток вернутся сюда с винтовками.

– Ну и что с того? – осведомился Аш. – Их заставили снять форму и прогнали прочь – наказали и публично разжаловали за дело, к которому они не имеют ни малейшего отношения. Наказать следовало бы меня или вас! Я знал, что этот парень затевает неладное, и вы тоже знали. Я предупреждал вас, но вы отмахнулись от меня, словно я рассказал вам какую-то глупую сказку. Но все же я мог сделать что-нибудь, чтобы предотвратить случившееся, а Малик и остальные не могли. Это нечестно!

– Ох, бога ради, повзрослейте же наконец, Панди! – рявкнул командир эскадрона, теряя терпение. – Вы ведете себя как двухлетний ребенок. Да что за бес в вас вселился? Вы ходите злой как черт последние несколько дней. Как у вас со здоровьем?

– Прекрасно, благодарю вас, – сердито ответил Аш. – Но мне не по душе несправедливость, и я намерен лично переговорить с командующим.

– Ну, лучше уж вы, чем я. В данный момент он находится не в самом приятном расположении духа, и, когда вы выслушаете все, что он вам скажет, вы очень пожалеете о своем безрассудном поступке.

Но Аш не желал внимать доводам разума в том, что касалось дезертирства Дилазаха и увольнения его сородичей. Просто это было последним, хотя далеко не худшим событием недели, которую впоследствии он всегда считал самым черным периодом своей жизни. В дальнейшем ничто уже не производило на него столь тяжелого впечатления, потому что сам он навсегда изменился и стал совсем другим человеком.

Все началось с письма, пришедшего с утренней почтой, и Аш даже не узнал почерка на конверте и небрежно вскрыл его в столовой, предполагая найти в нем очередное приглашение на званый обед или танцевальный вечер. Написанное из лучших побуждений послание миссис Харлоу, уведомлявшее о помолвке ее дочери, стало неожиданностью сродни первому удару землетрясения.