Холодные берега - Сергей Лукьяненко

– Затейник. – Хелен стрельнула глазками. – Очень экзотично.

– Хелен, я не шучу. Нам надо спешить.

– Планёры ночью не летают, Ильмар.

– Тебя что, зря Ночной Ведьмой зовут?

– Ильмар, я два раза ночью летала. Не приведи Господь. Даже альтиметр тут не всегда выручает, особенно на незнакомой трассе. А уж восходящий поток ночью поймать… Нет, любезный граф, вам придется пригласить меня в гости.

– Знаешь, я не слишком огорчен, – признался я.

Комплексов у Хелен никаких не водилось. То ли все высокородные такие развратники, то ли в ее роду кровь горячая, то ли риск, в котором летуны живут, действует…

Полночи мы занимались любовью – с пылом юнцов, впервые вкусивших запретный плод. Несколько раз я был готов взмолиться о передышке, но Хелен каждый раз ухитрялась завести меня снова. Только под утро, когда уже начало светать, летунья угомонилась и мирно заснула. А я лежал на краешке постели, смотрел в окно, крутил в руке бокал с выдохшимся шампанским, то ставя его на пол, то снова беря в руки. И было в душе странное, тоскливое ощущение неправды.

Словно я купил гулящую девку на ночь. Нет, с ней было бы проще и честнее. Хелен ведь я тоже купил – не деньгами, правда, откуда у меня такие деньги. Полезен оказался – вот и расплатилась Хелен… по-своему, по-женски…

Мысли были злые и несправедливые. Нет, на самом деле все не так. Все еще хуже.

Я для летуньи – случайный попутчик, с которым можно и переспать, и делом заняться, и за бокалом вина посидеть. Забавный спутник – вроде и вор, а вроде и граф. Не более того.

Конечно, а чем я заслужил иного отношения? Тем, что при первой встрече вел себя не слишком злобно? Эх, нашел палач чем гордиться – тем, что топор острый… Я ее использовал как возницу, чтобы до материка добраться, теперь она мной пользуется. Все честно.

Вот мы теперь и обречены быть друг для друга партнерами, может быть, даже слегка товарищами, но не более. Никогда не выпадает второго шанса создать первое впечатление.

Так что пользуйся, вор, тем, что дают. Цени расположение высокородной и отважной летуньи.

Но на большее не рассчитывай.

Если бы действительно… нет, конечно, глупость, и надеяться смешно… но если бы подтвердил Владетель титул, его своевольным сыночком данный…

Да я с Печальных Островов столько железа вытрясу, что последний крестьянин ножом и вилкой обзаведется! Конечно, и порода там истощилась, и шахты старые, но ведь раньше железа в земле было много и добывать его толком не умели.

Сейчас возьмись за старые отвалы – они втрое больше дадут, чем шахты. И труд проще, и подъемников не надо. Конечно, на поверхности каторжников сторожить потруднее, это не в шахте запереть, выдавая пайки в обмен на руду, но зато и народ не станет мереть как мухи. Если еще перестать гнать на рудник всех кого ни попадя, а вместо того вербовать рабочих среди простолюдинов…

Я помотал головой и тихо рассмеялся. Это что же, я, вор, рассуждаю о благоустройстве и процветании каторги?

Совсем ума лишился!

Может, прав Нико, и надо вперед заглядывать… только не настолько же далеко!

Допив одним глотком выдохшееся теплое шампанское, я натянул одеяло и пристроился под боком Хелен. Летунья ровно дышала, чуть улыбаясь во сне. Эх, девчонка, ведьма… будь я настоящим графом – никуда бы ты от меня не делась.

А ведь я даже не знаю, свободна она или есть у нее муж…

Наверное, нет. Кольца не носит, ведет себя вольно. Да и какой мужик захочет в жены сумасшедшую графиню, каждый день взмывающую в небо?

Только такой дурак, как я.

В полудреме – наверное, спать я все же спал, но даже не заметил этого – я дождался утра. Хелен шевельнулась, соскочила с кровати – легко, словно и совсем не спала, пошла в ванную. Я проводил ее взглядом. Зашумела вода, потом летунья недовольно воскликнула:

– Ну что за паршивая ночлежка, Ильмар! Вода ледяная, медью отдает…

– А тебе не приходилось ночевать в поле под кустом?

Хелен на мгновение высунулась в комнату. Кивнула:

– Еще как приходилось. И в пустыне, когда планёр упал, и в горах, когда нас гайдуки две недели гнали… Но это на войне.

– У меня вся жизнь – война, Хелен. Эта ночлежка для меня роскошь.

Летунья замолчала, и в ее взгляде вдруг мелькнуло смущение.

– Ладно, Ильмар, не сердись. Я последнее время разбаловалась. А ведь, наверное, в тюрьмах горячей воды вообще не бывает.

– В тюрьмах воду только в кружке видишь, Хелен. Хотя как это у высокородных – не знаю.

Хелен снова скрылась в ванной, а через минуту примиряюще сказала:

– Теплая пошла. Видно, котлы за ночь остыли…

Я неторопливо оделся, подождал, пока Хелен привела себя в порядок – это заняло немало времени, – и пошел умываться. Когда вернулся, летунья красилась, глядя в маленькое зеркальце. Но по крайней мере это она делала быстро, даже одной рукой.

– Как ты с переломом-то летаешь?

– С трудом. Да, в общем, и непонятно, перелом это или трещина в кости. Лекарь на всякий случай счел переломом… Не бойся, не уроню.

– А я и не боюсь.

– Может, тебе в летуны пойти? – то ли в шутку, то ли серьезно предложила Хелен. – У нас на происхождение смотрят просто… есть ребята, что даже Слова не знают… Ну все, я готова.

– Прямо на Капри двинемся?

– Не уверена. Попробую, Ильмар, но тут не те расстояния, что планёр в один раз пролетит. Если до Рима дотянем, то уже хорошо.

– До Рима? А если Дом уже велел тебя схватить? Если святая Церковь прознает, а мы сами в гости пожалуем?

– Тогда все. Но других планёрных полей по пути не будет, то есть будут, но совсем мелкие. А нам придется толкачи менять, потребуются свежие полетные карты. Зато, если все удачно пройдет, так ночевать будем на Капри.

Я сдался. Тут уж Хелен виднее. Если она считает, что остановка в Риме – необходимый риск, то пусть. Видно, судьба мне сулит побывать-таки в вечном городе, не с братом Руудом, так с летуньей Хелен…

– Тебе решать. Ты меня не учишь, как двери открывать, я тебя не учу, как планёр вести.

Хелен на миг замерла:

– Надо же! Очень трезвый взгляд. Знал бы ты, Ильмар, сколько пассажиров учили меня моему делу…

Она послюнила кисточку, нанесла пару последних штрихов туши на брови. Я особой разницы не заметил, но Хелен, похоже, сочла макияж законченным.

– Все. Пойдем.

Я подождал, пока летунья спрячет яркие пузырьки и коробочки с косметикой в сумку, оглядел номер – ничего не забыл?

Да нет, мне и забывать было нечего…

Портье внизу я сказал, что вынужден срочно уехать. Тот неохотно полез в ящик стола – заплачено было за два дня и полагалось вернуть часть денег. Я махнул рукой. Что уж тут… Портье расцвел в улыбке – видно, такие приработки случались нечасто.