Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Наконец после очень продолжительного молчания, Иоанн спросил:

— А ты знаешь, как ее быстро завевать?

— Да. Но для этого нужно подготовиться.

— Долго?

— Несколько лет. Лучше не меньше пяти. Оптимально — десять. Понятно, что такого времени у нас нет. Но два-три года точно потребуется.

— Для чего?

— Для того, чтобы привести в порядок твои пищали да прочие орудия. И создать хотя бы несколько тысяч тяжелой пехоты для взятия приступом крепостей. Быстрым и решительным. Вооружить их подходяще. Упражнениями укрепить. Перевести хотя бы несколько тысяч помещиков на новую конную службу. Дабы они в Ливонии могли находится всю войну, а не по несколько месяцев в году. И самым тщательным образом подготовить логистику войны.

— Что подготовить? — переспросил Царь.

— Логистику войны. То, что ты делал в последнем походе на Казань. Создать запасы кормовые в нужных местах. Обозные команды развернуть с подходящими повозками, лошадьми и прочим. Дороги привести в порядок. Мосты где надо навести. И прочее, прочее, прочее. Война должна быть молниеносной и предельно решительной. Раз и на матрац.

— Куда? Впрочем, не важно. И так смысл понятен. — произнес Государь. Потер переносицу. И задумался. Андрей же в этот раз перебил его, не давая сделать какие-то иные далеко идущие выводы:

— Одновременно и на юге шалить, и подготовкой к войне я не смогу заниматься.

— Без всякого сомнения, — грустно улыбнулся Царь. — Ты бы как поступил?

— В ситуации с Ливонией?

— Да.

— Брать ее нужно. Особенно Ригу. Но не с кондачка. Я бы постарался заморочить им голову переговорами. Долгими. Возможно предложил сторговаться о выкупе Нарвы. Ведь орден в свое время купил ее у Дании. У них там нет Царя в голове. Поэтому вести переговоры можно бесконечно при некотором желании.

— А тем временем?

— Занять Азов и укрепиться там. Позволить там укрываться казакам. Которым дать ушкуи и, возможно, даже ладьи старинные морские построить. Это приведет к тому, что над Крымом будет постоянно нависать угроза разграбления. Турки же не смогут постоянно держать там много боевых кораблей. У них и в Средиземном море хлопот хватает. А две-три галеры не смогут контролировать казачков. Подобный шаг разом выведет из игры Крым. Это будет своего рода южным Свияжском, нависающим над ними постоянной и неустранимой угрозой. А потом заняться проведением предложенных мною мер…

— Долго… очень долго… — пожевав губи, произнес Иоанн Васильевич.

— Ты чего-то боишься?

— Того, что Ливония уйдет под руку Литвы или упаси Господи Польши. Как Пруссия.[1] И тогда придется либо отступить от Ливонии, либо ввязываться в ту кошмарную войну, которую ты описал.

— Ее можно выиграть.

— Серьезно? — грустно спросил Иоанн Васильевич.

— Серьезно. Но для этого нужно будет пойти на серьезные поступки. Ты позволишь?

— Пожалуйста, — небрежно махнул рукой Государь. — Оттого с тобой совет и держу. То, что мне скажут бояре, я и так знаю. А твой взгляд всегда необычен.

— Поместную верстку нужно упразднить.

— Вот так взять и упразднить?

— У тебя много помещиков, но много ли ты можешь использовать в походе? Нет. А если и использовать, то недолго. Сколько они в году могут месяцев служить? Вот. То-то и оно. Да еще и разбегаются при первом удобном случае. Отправил ты скажем рязанских помещиков в Ливонию, а тут ногаи на из земли напали. И что? Хорошо служить станут? Разбегутся же и побегут домой — родные огороды от врага оборонять. Чтобы с голоду потом не сдохнуть и на службу на новый год выйти.

— Разбегутся, — не стал спорить Царь.

— Ближе к падению Первого Рима в его землях наблюдался одновременно и взлет, достигший недосягаемых высот, и разруха невероятного ничтожества. Однако устройство их сбора и комплектования войск было очень добрым. Они делили все сельское население на некие группы. Допустим по сто взрослых мужчин. И требовали, чтобы они, раз в сколько-то лет, например, двадцать, выставляли на пожизненную службу молодого, здорового мужчину. А потом содержали за свой счет. Городское же население должно было платить налог на снаряжение этого войска. Дабы оно могло в любой момент времени подняться и отправиться хоть на край света.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— То есть, ты предлагаешь заставить купцов платить за войско?

— И ремесленников, а также бояр с князьями. Они ведь также являются обитателями городов.

— А если они служить пожелают?

— Тогда лично их от мыта освобождать. На время службы. А после нескольких лет службы, то и пожизненно. Вот. Крестьяне выставляют и кормят воинов, а горожане вооружают. А кого, как и чем — ты уже сам решаешь. Они в твоем полном распоряжении. Хоть дегтем обливай, пухом обсыпай и напускай на супостата. Вдруг испужается? А после тех же двадцати лет службы их можно селить где-нибудь на окраинах, освобождая от всякого мыта, держа там как верных тебе людей. Во всем этом устройстве остается только изыскивать деньги на походы, которые всегда немаленькие. Но в мирное время казна от нагрузки на содержание войска страдать практически не будет.

— Ты и тульский полк хочешь перевести на иную службу?

— И тульский. Чтобы они не связывали свое содержание с какой-то определенной местностью. Чтобы они знали — они будут сыты, одеты, как и их семьи. И даже если все в Туле сожгут дотла, все одно — их не бросят. То есть, связывали свое будущее и будущее своих семей с тобой, Государь, и только с тобой.

— И долго продержалось такое устройство в Риме?

— Около семидесяти лет.

— А почему от него отказались?

— Смута. Воинства эти сгорели в битве внутри державы, когда брат на брата шел. Извне же наседали дикари, разоряя и еще больше разобщая Рим. В итоге устроения, дабы собирать людей и мыта, в нем более не имелось. Вот и рухнуло все. Хотя пока действовало, показалось себя очень толково.

Иоанн Грозный вновь задумался.

И вновь надолго.

Андрей молчал. Он знал характер мышления Царя. И теперь давал ему переварить сведения.

Лишь спустя долгие минуты тот чуть вздрогнул, выходя из ступора, и поднялся с лавки на которой сидел. Сделал три шага к двери. Развернулся на одних пятках. Улыбнулся. И произнес:

— Это интересно. Действительно, очень интересно. Распиши мне подробно. Как ты любишь и умеешь. Боюсь, что я с первого раза все не запомню. И высылай незамедлительно.

— Бояре будут против.

— Это уже моя забота. — произнес Царь и, развернувшись, пошел к двери.

— Государь! — окликнул его Андрей.

— Да? Что-то еще?

— Я закончил порученную тобой работу с рукописями.

— Оу… — как-то растерялся Иоанн Васильевич. — Какую?

Андрей же отомкнул навесной замок на массивном, обитом железом сундуке. Достал оттуда сундучок поменьше. Тоже окованный. Открыл его. И уже из него извлек рукопись «Деяния руссов», которые они с Марфой всю осень и зиму делали. С опорой на списки летописные, присланные им Царем. Ну и свои собственные знания, а также понимание природы разных политических процессов.

— Здесь до твоего отца, — произнес воевода, протянув Государю увесистую папку, с множеством листов, исписанных мелким почерком…

[1] В 1525 году земли Тевтонского ордена были преобразованы в герцогство Пруссия, вассальное Польше.

Глава 10

1556 год, 25 июля, Москва

Иоанн Васильевич достиг Москвы достаточно быстро. Прихватив с собой из Тулы всех заключенных. Плюс плененного брата Гази. Ну и все протоколы допросов, а также описание хода расследования, переданные ему Андреем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Спешить он не стал. Постарался разобраться. Посему все эти пленники сидели в камерах и ждали своей участи. Не теша, впрочем, себя надеждой на благополучный исход.

Город же гудел.

Аристократия была оглушена и растеряна. Купцы задумчивы. А простые горожане — ликовали. Ведь если отбросить формальности, то Государь Курбского фактически казнил, отдав на растерзание тульскому воеводе. Первой сабле Руси. Да и род его покарал сурово. Впервые вот так официально был поражен в правах и титулах князь-Рюрикович природный, низведенный до простолюдина. И не один, а все семя от изменника исходящее. Сурово. Люто. Но справедливо. Даже бояре и князья не могли найти слов, чтобы оправдать Курбского, который сам признался в том, что вступил в сговор с крымчаками…