Золото Югры - Владимир Дегтярев

– Бронза, – сказал сам себе боцман, – бронза. Худо дело.

Провел пальцем по краям бронзового изделия, почуял, что оно недавно наточено. А недавно наточенная бронза пускает в рану отраву. Такой подлый металл.

Его окружили матросы.

– Надо убегать отсюда, – мрачно прошептал боцман Булт, – я точно знаю, что в бою всегда неожиданно кончаются порох и пули. А стрелы никогда не кончаются, я это тоже знаю. Теперь я согласен на бунт…

Сверху, по палубе, протопал капитан Ричардсон и крикнул в дыру люка, чтобы вытаскивали доски и запасные паруса.

Остаток ночи прошел тихо, без боя. Вода хорошо доставляла звуки со шхуны на берег. Там много топали по палубе, иногда кричали тонкими, ранеными голосами. Им отвечал хриплый голос капитана, узнававшийсяся сразу.

Макар задремал, но постоянно вскидывал голову, как усталая лошадь. Потом отоспишься… На шхуне вдруг громко застучали по палубе, один раз крикнул капитан Ричардсон. И сразу все стихло. Тоже готовятся к утру.

Макар протер глаза, сел прямо и оглянулся на свое воинство. Татары пушечный бой знают, пушечного боя боятся. А боящийся всегда торопится. И всегда стреляет мимо. И что делать, как быть?

Тонко засвирикала одна птица, потом другая – и через миг весь берег, поросший кустарником и редкими деревьями, ожил, запел на разные голоса.

Старинов тряхнул головой, прогнал дрему и сглотнул слюну. Не ели почти сутки, а живот требовал. И требовал громко. Десятский Тохтай пошарил на поясе и достал плотный кожаный кисет. Развязал тесемки и достал оттуда кусочек твердого, серого… камня, что ли? Сунул Макару:

– Курт. Ешь, ешь.

Макар взял курт и оглянулся. Татары позади него в удовольствие жевали серые комки.

Макар сунул курт в рот, разжевал. Во рту сразу стало свежо и кисло, и вкусно. Твердая, сушеная простокваша. Макар проглотил пережеванное и протянул руку за добавкой.

Сзади него, из кучи татар, донеся сдавленный голос:

– Шайтан баракши!

Макар поднял голову и глянул на реку. В серой смеси рассвета и тумана непонятным комом выделялась шхуна. Но, как бы не та шхуна, за которой они гнались. У нее стояли все паруса. С грот-мачты исчез английский флаг, но зато выросли борта, стали даже выше человеческого роста. Что за ерунда? Может, так курт действует? До бесов опьяняет?

Макар вскочил на ноги. Покачался. Вроде ноги и руки узнают себя. Но что случилось со шхуной?

– Ткань натянули на борта, – сказал Тохтай, вскочивший с земли вместе с Макаром. – Плохо.

Макар сузил глаза и теперь разглядел, что за ночь англы обтянули борта шхуны парусиной, не забыв оставить по правому борту шесть дырок для пушек. Да, англы не дураки. Стрелы – главное оружие русских и татар, а они теперь станут вязнуть в парусине. Палить из ружья – теперь тоже глупо. В кого палить, куда палить – не видать. Порох истратишь зря, а его мало. На сотню выстрелов, может быть, осталось пороху.

И почему это англы отдали еще и кормовой якорь? У него и канат провис, он шхуну совсем не держит! Вот те спасибо, Господи, подарил ты веселое утро!

Парусина, что прикрывала кормовую надстройку шхуны, вдруг отошла. В проем не шире аршина наклонно вывалился человек. И так, в наклон, стоял и часто дергался. Макар почуял, что под волосами на голове вспотело. Он узнал капитана Ричардсона.

Голос англа проорал из-за парусины:

– Макара! Макара!

– Я Макара! – крикнул в ответ Старинов.

– Выйди на берег! Тебя наш падре Винченто хочет узнать! Мы тогда говорить будем!

Кричали по-английски, но Макар смысл понял. Оглянулся. Татары уже не валялись на земле, а разбежались по кустам. У тех, кого сквозь ветви кустов заметил Макар, луки взяты на изготовку к стрельбе.

Макар встал в рост на песчаном краю берега. Рассветало необычайно быстро. В своих дерганьях Ричардсон пару раз поднимал голову. Точно – он. Только связанный.

Возле связанного капитана показался тоже знакомый человек. Падре Винченто. Его на подлом лондонском совете господин Эйнан назначил сопровождать шхуны в Сибирь. И ведь дошел сюда живым, ишь ты, пастор хренов!

– Узнал меня, пастор? – крикнул Макар. – Если узнал – молись теперь… в Деву Марию и всех присных ее!

Пастор Винченто в ответ сотворил на Старинова свое крестное знамение. Макар плюнул и перекрестил пастора православным обычаем. От католической дури. Винченто тут же исчез за парусиной.

Тот же высокий, сильный голос проорал:

– Макара! Ты за этим человеком шел, так? Капитан Ричардсон твой! Забирай!

Ричардсон получил толчок в спину и полетел в воду. Макар заметил, что у него связаны и ноги и руки. Голова капитана с разинутым ртом пару раз показалась в волнах реки, потом тело утянулось в глубину.

Голос англа опять проорал:

– А мы теперь поворачиваем и уходим домой. Макара! Понял нас? Крикни!

– Я не за капитаном шел! – бешенно проорал Макар. – Я за вами за всеми шел! И еще иду!

И вскинул руку. В проем между парусинами, откуда кричал голос, полетели жужжащие стрелы. Они бились о парусину и отскакивали в воду. Те, что застревали, вреда англам не принесли.

– Иди, иди, – последний раз крикнул звонкий голос и замолк.

Матрос на носу судна два раза ударил топором по якорному канату. Шхуна дернулась, качнулась. Упрямое течение Иртыша подхватило английский корабль и понесло на разворот. Теперь Макар сообразил, зачем сброшен кормовой якорь – он держал корабль, чтобы его развернуло силой течения. Как только нос шхуны повернулся идти назад, на север, по течению, кормовой якорь выбрали. Шхуна взяла ветер полными парусами и понеслась по течению так резво, что Макар оторопел.

И стоял неподвижно, пока шхуна не пролетела версту.

Макара опередил десятский Тохтай. Он проорал татарскую команду, и его воины побежали от шхуны назад, в сторону Тобола. Макар ухватил Тохтая за рукав:

– Куда валите, узкоглазые? Убью!

– За конями, за конями надо бежать!

Тохтай вывернулся от Макарова хвата и скрылся в кустах. Старинов сел на мокрый песок и бездумно глядел в сторону шхуны, уже скрывшейся за поворотом реки.

Глава сорок вторая

Неисповедимы пути Господни, как неисповедимо и Слово Его, которым Он наделил людей, имея к ним слабость неисповедимого свойства.

Кто и что видел в Сибири, то через две недели Божьим изволением, уже словесно, узнавали на Казани, а еще через неделю и на Москве.

– Англы уже сходили в Китай, потеряли одну шхуну в том походе, а теперь одной шхуной идут назад! – в середине месяца августа доложил царю Ивану Васильевичу дьяк посольского приказа. – Так говорят в Сибири.

Иван Васильевич стукнул царским посохом о каменный пол палаты, сшиб на ковер свою тюбетейку и вторым ударом посоха пригвоздил ее к ковру.

Дьяка посольского приказа самоходно вынесло за дверь царской палаты, в поту и в страхе.

В конце августа о возвратном пути англов из похода на Сибирь и Китай узнал Осип Непея, тративший на английских доглядчиков и доносчиков фунт серебром в день.

Граф Эссекс, в ожидании именно такого радостного известия, два месяца оттягивал свой отъезд в Ирландию. Перед отъездом в Виндзорский замок Елизавета назначила своего фаворита командующим английской оккупационной армии.

Узнав сибирские вести, граф решил в Ирландию не ездить совсем.

Королева Елизавета не узнала ничего. Она в последний день августа последний раз ходила на молочную ферму, где последний раз в этом сезоне исполнила древний обряд вкушения свежего масла от королевских коров.

Первого сентября, к вечеру, Елизавета Первая прибыла в свой дворец в Уайт Холле. И первым же своим осенним указом королева лишила графа Эссекса права сбора таможенных пошлин с импортных вин, лишила единственной статьи дохода. Отныне граф был нищ, как свинопас.

Господин Эйнан, снимавший дом в Лондоне под именем италийского купца Марамелло, узнав благостную весть о сибирском походе, немедля послал доверенного человека на печатный королевский двор с заказом спешно напечатать визитерские карточки: «Эйнан Миланский, картограф и купец. Югорский торговый дом».

Такую карточку второго сентября получил граф Эссекс. На обратной стороне он прочел: «Сегодня, пополудни».

Граф Эссекс вдруг почуял нутром, кто он есть, при наличии в Лондоне этого человека. Собака он на привязи, и более никто! Собака лохматая, грязная, голодная. Убогая.

Граф Эссекс возжелал выпить рома, но оного во дворце не оказалось. Велел седлать лошадь, а сам достал из потайного отделения комода несколько криво сшитых клочков бумаги. В той книжице корявой рукой прописаны всякие люди, нужные для разных дел темного свойства.

Сунул книжицу обратно в потай комода, а из ящика отсыпал в карман десять золотых монет, подаренных господином Эйнаном. Ухмыльнулся в бороду, надел пояс с кинжалом и шпагой и вышел во двор.

В книжице граф прочел, что нужный ему человек, живущий теперь в отставке, обитает на краю Лондона, по дороге в Букингемский дворец.