Робин Гуд - Александр Дюма

Поведение мисс Линдсей не было продиктовано, как мы уже сказали, кокетством, и еще менее того желанием, весьма часто подогреваемым женским тщеславием, сохранить поклонника. Мод знала, что Уилл страстно любит ее, и, имея в виду присущие его характеру безрассудство и вспыльчивость, не без оснований опасалась последствий окончательного решительного отказа: в первые мгновения Уилл мог испытать жестокие страдания. Впрочем, нужно со всей откровенностью признать, что мысль получить безоговорочный отказ никогда не приходила ему в голову и не смущала его сердце. Бедный юноша твердо верил, что если сегодня Мод отвергла его любовь, то завтра она ее примет. Триста раз он спросил девушку, скоро ли она его полюбит, шестьсот раз сказал ей, что он боготворит ее, и триста раз его мягко, но решительно отвергли. Но это не имело значения: он собирался еще триста раз все повторить сначала.

А сердце Мод совсем не требовало такой длительной осады, потому что оно было доброе, нежное и преданное. Уильям знал это и надеялся, что в одно прекрасное утро в ответ на его тысячное признание в любви Мод протянет ему свою белую ручку, подставит для поцелуя чистый лоб и скажет наконец: «Я люблю вас, Уильям».

Мы забыли взглянуть на Уильяма глазами Мод и описать, каким девушка видела своего страстного поклонника, когда с нежной признательностью она смотрела на него. В плане физическом, как и в плане моральном, наш друг не обладал совершенствами, какие приписываются героям современных романов, но это были не те недостатки, которые должны или могут воспрепятствовать любви. Уилл был высок и хорошо сложен, лицо у него было овальное, с тонкими чертами, и яркий юношеский румянец, подчеркнутый цветом огненно-рыжих волос, вовсе не портил его. Волосы его, правда, имели несколько странный оттенок, из-за которого он и был прозван Красным Уиллом, и мы вынуждены признать, что это был недостаток, и весьма существенный. Но к этому следует добавить, что волосы Уильяма вились от природы и удивительно изящно падали ему на плечи. Мать Уилла, гладя его в младенчестве по голове, надеялась втайне, что эти волосы со временем потемнеют, но, вопреки ожиданиям доброй женщины, они с возрастом становились все ярче, и Уильям превратился в точную копию Вильгельма Рыжего.

Этот странный каприз природы вполне искупался внешними данными юноши и его чудесными душевными свойствами: у Уилла были голубые миндалевидные глаза, которые то светились нежностью, то искрились лукавством. А к мягкому взгляду этих прекрасных глаз добавлялось общее выражение искренности, добродушия, любезности и доброжелательности, что заставляло забыть о несколько ярких красках волос нашего героя.

Любимая всеми в семье Гэмвеллов, обожаемая Уиллом, желавшая всем нравиться, Мод в конце концов привязалась к молодому человеку; но она уже столько раз отвергала его любовь, что, почувствовав желание принять ее, не знала, как ей за это взяться.

Таково было положение героев нашей истории в 1182 году, шесть лет спустя после убийства несчастной Маргарет.

В один прекрасный вечер в первых числах июня Гилберт Хэд готовил ночную вылазку. Она имела целью захватить группу людей барона Фиц-Олвина и в случае удачи осуществить планы мести, от которой супруг Маргарет так и не отказался. Сведения, полученные Гилбертом о проходе этих людей через Шервудский лес, заставляли предположить, что они должны были сопровождать своего господина до замка Ноттингем, и в намерение лесника входило одеть свой отряд в форму солдат барона и таким образом проникнуть в замок. Именно там Гилберт рассчитывал отомстить, отплатив кровью за кровь, огнем за огонь.

Хэл, болтливый и неосторожный, ответил на все вопросы Гилберта. Простодушный мальчик и внимания не обратил на то, какие грозовые тучи пронеслись после его слов в глазах старика, внимательно и мрачно слушавшего его.

Робин и Маленький Джон поклялись когда-то Гилберту помочь ему покарать барона, и, верные клятве, оба они предоставили себя в его распоряжение. По просьбе Гилберта Маленький Джон собрал небольшой отряд из смелых до дерзости людей, вооружил их и присоединил к ним сыновей сэра Гая. Все эти люди были полны решимости победить, и старый лесник взял их под свое командование.

Гилберт хотел убить барона Фиц-Олвина собственными руками. Доведенный до крайности своим горем, он рассматривал это убийство как жертву, которую ему следовало принести драгоценному праху своей несчастной жены.

Робин смотрел на это несколько иначе, чем его приемный отец, и, вовсе не считая, что нарушит клятву, принесенную над телом Маргарет, хотел бы защитить барона от ярости старика.

Щитом, который охранял барона Фиц-Олвина от оружия Гилберта, была для Робина мысль о его любви.

«Боже мой, — молился про себя Робин, — даруй мне милость оградить этого человека от руки моего отца, ведь кроткое создание, ныне обретающееся в царствии твоем, вовсе не жаждет мести. Даруй мне милость тронуть сердце Фиц-Олвина и узнать от него о судьбе Аллана Клера, чтобы дать хоть крупицу счастья той, которую я люблю».

За несколько минут до времени, на которое был назначен поход, Робин пошел в комнату, соседствующую с той, что занимала Марианна, чтобы проститься с девушкой.

Бесшумно приотворив дверь, Робин увидел, что Марианна стоит, облокотившись о подоконник, и разговаривает сама с собой, как это порой бывает с теми, кто живет в одиночестве, заполненном мечтаниями.

Не зная как поступить, Робин смущенно застыл на пороге со шляпой в руках.

— Святая Матерь Божья, — шептала девушка прерывающимся голосом, — помоги мне, защити меня, дай мне сил перенести убийственное однообразие моего существования! Аллан, брат мой, мой единственный защитник, мой единственный друг, почему вы покинули меня? Ваши надежды на счастье были моей единственной радостью, Кристабель и вы были для меня всем в моей жизни! Вот уже шесть лет, как ты уехал, брат, и, как забытый цветок в саду брошенного дома, я выросла вдали от тебя. Люди, которым ты заботливо поручил меня, ко мне добры, даже слишком, их доброта тяготит меня, заставляя еще острее чувствовать мое одиночество, мою заброшенность. Я так несчастна, Аллан, так несчастна, и в довершение всех горестей во мне поселилась всепожирающая страсть, и сердце мое мне больше не принадлежит.

Произнеся эти горестные слова, Марианна закрыла лицо руками и горько заплакала.

«И сердце мое мне больше не принадлежит», — повторил про себя Робин, вздрагивая и краснея оттого, что стал невольным свидетелем слез девушки.

— Марианна, — живо проговорил он, входя в комнату, — не позволите ли вы мне поговорить с вами несколько минут?