Полярная звезда - Мартин Смит

— Он позвонил, чтобы тебя назначили на «Полярную звезду», а затем, по твоей просьбе, приказал, чтобы сюда же устроили и Зину?

— Он никогда не отдавал приказов, он просто звонил начальнику порта и спрашивал, есть ли какие-нибудь объективные причины для того, чтобы отказать некоему человеку в чем-то. Он говорил, что в этом заинтересовано министерство, и все всё прекрасно понимали. У меня было все: и нужная школа, и нужный учитель, и министерский автомобиль, который отвозил меня домой. Знаешь, первым признаком перестройки стало то, что он не смог устроить меня на Балтику — только Тихий! Вот поэтому-то Марчук и ненавидит меня. — Слава уставился в полутемную каюту с таким видом, будто за столом с батареей телефонов сидело привидение. — У тебя никогда не было такого отца.

— Был, но я разочаровал его еще в юношестве, полностью и окончательно, — разуверил его Аркадий. — Все мы совершаем ошибки. Ты же не мог знать, что до того, как ты обнаружил ее записку, я уже осматривал постель. Правильнее будет сказать, до того, как ты подложил туда записку. Ты написал ее на листке, вырванном из Зининой тетради, которую ты же и унес из ее каюты. Сразу я этого не сообразил. В тетради было что-нибудь, чего я не видел?

На третьего помощника напал нервный смех.

— Только еще пара-тройка других предсмертных записок. Я вырвал их и выбросил: сколько раз человек может сам себя убить?

— Значит, ты руководил ансамблем и наблюдал в это самое время, как девушка, которой ты помог устроиться на судно, отплясывала с американскими рыбаками, не обращая на тебя ни малейшего внимания?

— Но об этом никто не знал.

— Ты же знал.

— Мне было противно. В перерыве я вышел покурить на камбуз, чтобы не встретиться с ней. Но она все же вошла и тут же вышла, не посмотрев даже в мою сторону. Использовать меня она уже больше не могла, а значит, я и не существовал для нее больше.

— Ничего этого в твоем рапорте не было.

— Нас никто не видел. Однажды я попытался поговорить с ней, в кают-компании, но она пообещала пожаловаться капитану, если я хоть раз еще подойду к ней. Вот тогда-то я только начал замечать, что происходит между Зиной и главным капитаном флотилии. А что, если он знал обо мне? Я был не настолько глуп, чтобы заявить, что я, по всей видимости, был последним, кто видел ее живой.

— Это и в самом деле так?

Буковский осторожно развинтил мундштук от саксофона и стал внимательно изучать трость.

— Треснула. Уж на что трудно купить хороший саксофон, а когда ты становишься наконец его владельцем, оказывается, что невозможно достать трости. В любом случае, они держат тебя под контролем.

Так же осторожно он поставил трость на место, так опытный ювелир вставил бы камень в оправу.

— Не знаю. Она из какой-то кастрюли вытащила пластиковый пакет, заклеенный скотчем, спрятала его под своим жакетом и вышла. Я думал, люди на палубе видели ее после меня, но никто ничего не сказал ни о жакете, ни о свертке под ним. Детектив из меня никудышный.

— Пакет был большой? Какого цвета?

— Довольно большой, черный.

— Смотри-ка, запомнил! Как движется дело с Воловым?

— Над ним-то я и размышлял, когда ты вошел.

— Во тьме?

— Какое это имеет значение? Что я могу сказать такого, чтобы мне все поверили? Ведь можно исследовать его легкие, чтобы выяснить, действительно ли он погиб в огне. — Он горько рассмеялся. — Марчук говорит, что если я все сделаю правильно, то он поможет мне с поступлением в партийную школу, а это равносильно тому, что он сказал бы: тебе никогда не быть капитаном.

— Может, тебе и в самом деле не стоило бы. А как насчет министерства?

— Быть в подчинении у собственного отца?

— Музыка?

— Перед тем, как переехать в Москву, мы жили в Ленинграде, — не сразу ответил Слава. — Ты знаешь Ленинград?

До этого момента Аркадию как-то и в голову не приходила мысль о том, насколько Слава был одинок. Этому мягкому молодому человеку судьбой было предназначено сидеть в кабинете с окном на Неву, а вовсе не мыкаться в суровых условиях тихоокеанского севера.

— Да.

— Баскетбольные залы неподалеку от Невского? Нет? Ну так вот, мне было лет пять, когда я увидел, как там играли какие-то негры из Америки. Ничего подобного я не видел ни до, ни после, казалось, они прилетели с другой планеты. Все они делали не так: броски легкие, смех оглушительный, я даже уши прикрывал ладонями, когда они смеялись. Вообще-то они не были баскетболистами, они были музыканты, приехали выступить в доме культуры, но представление отменили, потому что они играли джаз. Вот они и отправились вместо концерта сыграть в баскетбол. Но я могу себе представить, как они играют музыку — наверное, как черные ангелы.

— А что обычно играл ты?

— Рок. В институте у нас был свой ансамбль. Писали свои песни, но цензура в лице дома творчества их не пропускала.

— Должно быть, вы были популярны.

— Да, мы же, вроде бы, бросали вызов властям. Я всегда был либералом. Скопище идиотов на нашем корыте никак не может этого понять.

— Ты и с Зиной так познакомился? На танцах? Или в ресторане?

— Нет. Владивосток тебе тоже знаком?

— Примерно так же, как и Ленинград.

— Я ненавижу Владивосток. Неподалеку от стадиона есть пляж, где летом все загорают и купаются. Можешь себе представить: пирс, покрытый полотенцами, надувными матрасами, всюду шахматы, бутылочки из-под лосьона для загара и изобилие обнаженных тел, которого ты уже давно не видел.

— Но все это не для тебя.

— Нет, благодарю покорно. Я брал лодку с парусом, метров шести, и уходил в залив. Из-за близкого соседства с военными моряками далеко от берега заходить и заплывать нельзя. Конечно, большинство людей держатся на глубине метра в полтора, не дальше, чем линия буйков, и уж почти никто не заплывает за лодки со спасателями. Уже одни звуки их весел, свистки наблюдателя могут свести человека с ума. Парус давал мне возможность спрятаться от них всех. Так вот, однажды я просто не мог ее не заметить — так далеко она заплыла, и с такой легкостью. Значительный отрезок пути ей пришлось проплыть под водой — чтобы миновать спасателей. Я так увлекся, что забыл про парус. С одного борта лодки свисал кусок веревки, она вцепилась в него и вскарабкалась на борт. Как будто мы с ней так и договаривались. Она вытянулась, чтобы перевести дыхание, сняла свою шапочку. Волосы у нее тогда были темными, почти черными. Капельки воды под солнцем на ее теле сверкали, как бриллианты. Она звонко рассмеялась, как будто для нее не было ничего более привычного, как впрыгнуть из-под воды в лодку человека, которого она впервые видит. Мы катались под парусом до самого вечера. Она сказала, что хочет, чтобы я сводил ее на дискотеку, но что мы должны встретиться на берегу, так как ей будет неприятно, чтобы я заходил за ней. Потом она нырнула и поплыла к берегу.

После танцев мы полезли на сопки. Ни разу не позволила она мне зайти к себе или хотя бы проводить до ее квартиры. Я еще подумал, что она просто стесняется своих условий. По говору ее было ясно, что она грузинка, но мне это как-то безразлично. Я мог сказать ей все, что думал, и она, казалось, понимала меня. Задним умом до меня сейчас дошло, что она никогда не говорила о себе самой, за исключением, пожалуй, того, что у нее есть билет матроса и она хочет отправиться на «Полярной звезде» вместе со мной. Она держала меня за дурака, которым я на самом деле и был. Она всех держала за дураков.

— Кто, по-твоему, ее убил?

— Кто угодно. Я боялся, что расследование убийства рано или поздно вдруг укажет на меня, из чего можно заключить, что я не только дурак, но и трус. Или я не прав?

— Ты прав. — Аркадий не мог не согласиться. — А вода в заливе была холодная?

— Там, где она плавала? Ледяная. — В темноте Аркадию показалось, что его собеседник даже вздрогнул.

— До этого ты как-то говорил, что уже второй раз выходишь в море.

— Да.

— Оба раза с капитаном Марчуком?

— Да.

— А есть ли на борту еще кто-нибудь, с кем тебе уже приходилось ходить в море?

— Нет. — Буковский задумался. — Во всяком случае, ни с кем из офицеров. А так — только Павел и Карп. У меня какие-то неприятности?

— Боюсь, что да.

— У меня никогда не было серьезных неприятностей, я ни разу до них не доводил, не хватало смелости. Что ты собираешься делать?

— Пойти лечь спать.

— Сейчас слишком рано.

— Когда у тебя неприятности, то даже сон служит известным развлечением.

Выйдя на палубу, Аркадий понял по изменившемуся направлению ветра, что Марчук доставил «Веселую Джейн» к краю ледяного поля и вновь повернул на север, во льды. В непрекращающемся дожде лед вокруг «Полярной звезды» отдавал синевой, как при свете электрической дуги. Аркадий отступил в тень, чтобы дать глазам время привыкнуть.

Третий помощник ровным счетом ничего не знал о «Золотом Роге» или о квартире Зины, где побывали Николай и Марчук, значит, к нему она с самого начала отнеслась совсем по-другому. Никаких шумных матросских кабаков, никаких квартир с арсеналом оружия, которое только напугало бы деликатного третьего помощника. Может, она и не видела Буковского никогда до того самого дня, как взобралась на борт его лодки. А вот тралмастер его знал.