Истинный творец всего. Как человеческий мозг сформировал вселенную в том виде, в котором мы ее воспринимаем - Николелис Мигель

В конечном итоге все сводилось к власти. И винить в установившейся тирании можно лишь человеческий разум.

Разруха, вызванная космологическими взглядами Средневековья, ухудшившими, а не улучшившими условия жизни людей, не была уникальным проявлением христианства. Трагический конец мусульманского возрождения (в период от VIII до XI столетия, когда мусульманские ученые, астрономы и математики, жившие и работавшие во многих городах Центральной Азии, таких как Мерв в теперешнем Туркменистане, Нишапур в современном Иране, Бухара в Узбекистане и позднее Багдад, а также Кордоба и Толедо в составе арабского халифата в Андалусии, в Испании, достигли огромных успехов в медицине, астрономии, математике и философии благодаря использованию и расширению классических греческих традиций) связан с догматическими взглядами одного персидского теолога – Абу Мухаммада Аль-Газали. Одно из антинаучных воззрений Аль-Газали заключалось в том, что единственной книгой, которую стоит читать верующим мусульманам, является священный Коран. Обладая талантом и страстью истинного оратора и опираясь на могущественных друзей в Багдаде, Аль-Газали едва ли не собственноручно задул яркий огонь научных достижений и гуманизма мусульман на последующие десять столетий.

Чтобы вызволить человечество из почти беспросветной ментальной черной дыры Средневековья, понадобилось новое возрождение, возникшее благодаря уникальному сочетанию итальянских гениев, включая Данте, Плутарха, Донателло, Брунеллески, Леонардо да Винчи и Микеланджело, если назвать лишь некоторых. С расцветом итальянского Возрождения все изменилось. Вместо бессчетного количества изображений ангелов, мадонн и святых новое поколение рисунков, живописных полотен и скульптур открыло мельчайшие детали строения человеческого тела: мышцы и вены, выражения любви, экстаза, боли и скорби на лицах, пылающий взгляд пронзительных глаз смертного человека.

И в этом смысле, когда мозг Микеланджело посетила мысль посвятить центральную фреску на потолке Сикстинской капеллы моменту, в который божественное прикосновение наделяет человека жизненной силой, в пику своим средневековым предшественникам он изобразил тела Адама и Бога в равной степени биологически совершенными и с мельчайшими подробностями.

Абсолютно очевидно, что это не ускользнуло от зоркого взгляда скуповатого папы Юлия II, практически наверняка нанявшего Микеланджело (изначально учившегося на скульптора) на почти невыполнимую работу по росписи потолка в качестве наказания за упрямое желание художника работать вместо этого над усыпальницей самого папы. Однако внимательно рассмотрев готовые, еще не высохшие фрески потолка в один из летних дней 1512 года, Юлий II, по-видимому, в глубине души понял, что дальнейшее упорство с его стороны было бессмысленным. Ибо в тот мимолетный момент в тысячелетней горестной истории человечества человек вновь делом рук своих выразил невероятную глубину мозга примата на каменной стене, высвободив в этом едином акте смелости и гения искру мысли, обозначившую неоспоримое положение мозга как единственного Истинного творца человеческой вселенной.

Глава 9

Строим вселенную из пространства, времени и математики

Однажды зимним утром в начале 1300-х годов первые слабые солнечные лучи осветили замерзшее небо Швейцарии, разбудив алую зарю, достойную древнегреческой поэмы. Жители деревни Санкт-Галлен, выстроенной под каменными стенами знаменитого монастыря Святого Галла, возведенного орденом бенедиктинцев в VIII веке, в который раз оказались резко выдернуты из своих последних циклов сна. Издавна повелось так, что каждое утро обитателей этой обычной средневековой деревни вырывал из сладких грез и теплых постелей звук, навсегда определивший их жизнь. Когда на монастырских башнях начинали звонить огромные чугунные колокола, объявляя о наступлении времени первой из семи канонических молитв дня, называемых часами, каждый мозг, затронутый этим священным звуком, исправно присоединялся к хорошо синхронизированной мозгосети.

В соответствии с буллой папы Сабиниана, установившего в VII веке традицию канонических часов, в последующие 24 часа колокола монастыря производили этот будоражащий звук еще шесть раз (первый час в шесть утра, третий около девяти, шестой – примерно в полдень, девятый – около трех дня, вечерня ранним вечером и комплеторий непосредственно перед отходом ко сну), усиливая свою непобедимую власть над умами людей XIV века и диктуя их распорядок дня. Эта практика стала негласным законом – все просыпались в шесть утра (час первой молитвы), обедали в полдень (в шестой час), ужинали и шли спать – все по команде монастырских колоколов. И поскольку этот ритм подчинил себе жизнь вокруг каменных стен бенедиктинского монастыря, при каждом ударе колокола мозг каждого обитателя деревни обязательно напоминал своему хозяину о том, что время перестало быть непрерывным и вольно тянущимся от рассвета до заката без остановок или назначения, перестало течь в ритме природы, ее сезонов и настроений.

С изобретением канонических, а позднее механических часов, которые вскоре появились на башнях того же самого средневекового монастыря, новый законодатель (придуманное человеком дискретное время) стал распоряжаться схемой дня, подчиняя себе даже врожденные модуляции биологических циркадных ритмов человека. Хотя решение о делении часа на 60 минут, а минуты – на 60 секунд было принято лишь в 1345 году, влияние отсчета времени на образ мыслей, поведение и жизнь людей было огромным. Отсчет времени средневековыми монастырями изменил жизнь людей, введя новое ощущение порядка, усилив регламентацию жизни и навязав искусственный принцип, который Льюис Мамфорд называл «регулярным коллективным биением и ритмом машины». Вполне в соответствии с основной идеей моего представления о формировании человеческих мозгосетей и о том, как они определяли социальное поведение человека еще с момента возникновения нашего вида, Мамфорд подкрепляет свое заявление, добавляя: «Часы – это средство не только для отслеживания времени, но и для синхронизации действий людей».

Эта новая реальность с вовлечением временного фактора в дела людей стала настолько всесильной, что бенедиктинским монастырям Европы можно поставить в заслугу введение одной из важнейших ментальных рамок, послуживших успеху промышленной революции (несколько столетий спустя) и одновременному появлению и распространению еще одной мощной ментальной абстракции – капитализма. Вот почему именно механические часы, а не паровой двигатель Мамфорд считает ключевым изобретением, огласившим наступление индустриальной эпохи и зарождение новой, «созданной человеком религии», которую он окрестил культом машины (см. главу 13).

Кроме того, отсчет времени был важен для расцвета еще одной принципиально важной человеческой ментальной абстракции – науки. Вновь приведем слова Льюиса Мамфорда: «Более того, часы – это элемент механизма, „продуктом“ которого являются секунды и минуты: по своей природе они отделяли время от человеческих событий и помогали создавать веру в независимый мир математически измеряемых последовательностей: особый мир науки».

Влияние официального источника отсчета времени на поведение человека легче понять, если вспомнить, что не только монастыри Западной Европы диктовали ритм жизни больших популяций людей. Во времена пророка Мухаммеда в VII веке мусульманский мир принял намаз: с тех пор пять раз в день все верующие должны оставить свои дела ради молитвы. Точное время пяти молитв определяется положением солнца на небе и поэтому различается в зависимости от географического местонахождения человека. Эти молитвы – фаджр (утром до рассвета), зухр (солнце в зените, полдень), аср (после полудня), магриб (на закате) и иша (между закатом и рассветом, до полуночи). Эти пять суточных призывов к молитве, объявляемые во всеуслышание пением муэдзина с минаретов мечетей всего мира, служили сигналом синхронизации для мусульман и для неверующих на протяжении последних четырнадцати столетий – с тех пор, как, по легенде, сам пророк Мухаммед узнал о них непосредственно от Аллаха. Иудейский зманим тоже отмечает моменты времени, когда нужно выполнять определенные требования в соответствии с Талмудом.