Бабочки в жерновах - Людмила Астахова

— Нет, ну я даже не хочу об этом говорить… Хотя позвольте все-таки напомнить!.. Ох! Я просто не знаю, что и подумать…

Хорошо, что никто не видел, как Хитрый Ланс мечется из угла в угол в тщетной попытке обрести душевное равновесие, яростно трет ладонями небритые щеки, периодически останавливаясь, чтобы в сердцах стукнуть кулаком себя в грудь. Зритель бы точно подумал: «Чокнулся парень, умом двинулся». Но единственный свидетель — молчаливый Перец никому не скажет. Лукавая эмиссарша нарочно оставила своего пса сторожить дом, а заодно и гостя. Здоровенная, как теленок, собака решила задачу просто — улеглась на пороге, придавив своим весом дверь. А стоило Лансу подергать ручку — Перец рычал. Беззлобно, но внушительно. Мол, дорогой господин Лэйгин, я — всего лишь животное, у меня приказ «не пущать», сидите тихо, а то укушу по долгу службы.

— Перец, я все понимаю, и ты не виноват, — жалобно скулил археолог, сидя под входной дверью с другой стороны. — Но мне бы сейчас к доктору Хамнету. Или в гости к лорду Таю за стаканчиком сидра. Или хотя бы прогуляться на свежем воздухе, в доме дышать совершенно нечем. Я не сбегу, обещаю.

— Даже если бы хотели, ничего не выйдет, — ответил Перец женским голосом. — Мы отрезаны от остального мира. Даже «Келса» уплыла.

От неожиданности мурранца подкинуло на месте.

— Кто тут? — скорбным шепотом спросил он.

Слуховые галлюцинации — это плохой знак.

— Фрэн, Фрэн Тэранс, — рассмеялась младшая ведьма. — Я заказ для Лив принесла. И вам небольшой гостинец. Вы отойдите от двери, чтобы я могла войти.

Не то, что Ланс очень хотел сейчас принимать подарки, но чувствовал — любое человеческое лицо спасет его от помешательства.

Фрэн в свою очередь зашла в дом дамы Тенар с некоторой опаской. Потопталась на узком порожке, с подозрением вглядываясь в перекошенную физиономию мурранского археолога.

— Как вы себя чувствуете, Ланс? Проголодались?

И потрясла перед носом несчастного узника корзинкой, в которой под белоснежной салфеткой, расшитой бабочками, угадывались бутерброды с ветчиной, сыр, сдобные булочки и пузатенький кувшин. В другой руке ведьма держала полотняный чехол для одежды.

За Лэйгина ответил его измученный желудок — долгим скорбным бурчанием.

— Бедняжечка! — ахнула Фрэн. — Сейчас я вас покормлю! Потрепите минуточку.

Более всего Лансу хотелось выхватить корзиночку и наброситься на еду, но он сдержался. Цивилизованные люди не ведут себя, словно дикари. И будучи не просто частью цивилизованного мира, а еще и представителем ученого сообщества, Лэйгин вынужден был терпеливо ждать, пока женщина выложит на салфеточку угощение и нальет в чашку сидра.

— Угощайтесь, приятного вам аппетита, — промурлыкала ведьма.

Дважды приглашать голодного, как бродячий пес, мурранца за стол не пришлось. Куда только цивилизованность вся девалась — лопал ученый гость так, что соседи слышали, как у него за ушами хрустело.

«Хорошо хоть не чавкает и не рыгает», — думала Фрэн, тщательно следя, чтобы чашка с напитком не пустела.

Честное слово, она с огромным удовольствием провела бы свободный от мамочки час как-нибудь более продуктивно, да хоть бы на берегу посидела в одиночестве. Но пришлось отрабатывать ошибочку в прогнозе, то бишь вчерашнюю грозу. Утро и так началось с насмешек Мерерид, а потом лорд Тай на пару с Лив устроили ведьме настоящий разнос. И кабы оба не были «левыми», то в Ковен ушла бы очередная претензия, пятая по счету. Вполне достаточно, чтобы имперцы понизили тариф, а они с Мерерид окончательно скатились в беспросветную нищету. То-то мамочка бы повеселилась напоследок.

Словом, лорд и эмиссарша возрадовались ведьминой промашке несказанно, точно всю жизнь только этого и ждали. Еще бы! И за платье для новенькой не придется платить ни орика, и поганца-мурранца есть кому обиходить тоже совершенно бесплатно.

— Очень вкусно, спасибо.

— Не за что, господин Лэйгин. Ваш… э… завтрак — подарок от лорда Тая.

У Фрэн уже лицо болело от улыбок, тем паче, что на душе кошки скребли. Как, как она могла не почуять грозу? Это же самое простое! Опять же 70 эви, вложенные в швейную машинку, взывали к совести и отмщению. На материке — хоть в Вирнэе, хоть в Мурране — дорогая покупка уже трижды окупилась бы.

— Сидр очень вкусный — мягкий, легкий, — похвалил Ланс напиток. — Какой-то особый сорт яблок?

— Нет, просто хороший урожай был в прошлом году.

Кроме забродившего яблочного сока в кувшинчике имелось и кое-что другое, но милому наивному мурранцу знать о том не следовало.

— Я бы с удовольствием с вами посидела еще, но мне уже пора возвращаться к маме, — ласково ворковала ведьма. — Я оставлю платье. Передадите Лив, когда она вернется, что я укоротила его и заузила по мерке, хорошо?

— Непременно! — пообещал сытый и довольный Ланс, провожая взглядом Фрэн. И вдруг спохватился: — Погодите! Стойте! Вы не могли бы увести собаку?

— Извините, но — нет. — Ведьма беспомощно развела руками. — Перец никого, кроме дамы Тенар, слушаться не будет. Посидите тут, осмотритесь, книгу почитайте. У Лив хорошая библиотека. Счастливо оставаться, Ланс Лэйгин.

И ушла, напоследок почесав за ухом сурового пса.

А платье в чехле осталось ждать новую хозяйку.

Какая неведомая сила дернула археолога посмотреть на это платье — неведомо никому. Но Великая Мельница смолола в пыль все доводы рассудка, о том, что негоже лезть в чужие дела без спросу.

В фасонах современных дамских нарядов Ланс не разбирался, но отличить ритуальное одеяние-тунику от обычного он сумел бы и в полной темноте. Мало того, что покрой специфический, так еще и белое домотканое полотно тщательно расшито белыми же нитками: соцветиями цмина[7] и веточками плюща вокруг горловины, паучками и куколками бабочек на талии, листьями ивы и вересовыми[8] шишками — рукава. Ткань мягкая, старинного плетения, вещь надеванная и не однократно. Платье, конечно, аккуратно ушили и преизрядно укоротили. Чтобы подошло на миниатюрную фигурку, на тоненькую девочку, на… Верэн Раинер. Зря Лэйгин думал про Берта худое, очень зря. Без всяких сомнений, девчонка — девственница, как и положено будущей жертве. Контрабандист её бы и пальцем не тронул. Оттого и проезд на Эспит для хадрийки всего десять бон. Символы, знаки, знамения — они здесь везде и во всем. Куда не кинешь взгляд.

Узор на застиранной до полупрозрачности скатерти хоть и фабричного производства, но в изломанных линиях отчетливо угадывался намек на могильные плиты. И люди на фотографиях тоже окончили свои дни на алтарях здешних кровавых жрецов. Или жриц.