Коммодор - Сесил Форестер

— Эй, на салинге! Что видите за косой?

— Ничего, сэр. Слишком густая дымка. Но никаких парусов не видно, сэр!

Быть может, гарнизон Пиллау уже вовсю смеется над ним. Быть может, шлюпки попали прямо в руки противнику, который теперь забавляется, разглядывая эскадру, которая принуждена к долгому и бесполезному ожиданию бесследно пропавших шлюпок и моряков. Но Хорнблауэр решил не позволять себе быть пессимистом. Он заставил себя думать о том, что творится сейчас на батареях и в городе, где, без сомнения, уже заметили британскую эскадру, лежащую в дрейфе вне пушечного выстрела. Бьют барабаны и трубят трубы, а войска спешно занимают оборону, чтобы воспрепятствовать возможной высадке. Именно это должно происходить на берегу в эти самые мгновения. Ни гарнизон, ни французский губернатор всё еще не знают, что волки уже проскользнули в овчарню, что вооруженные британские шлюпки рыщут в водах залива, где никаких врагов не видели уже целых пять лет — с тех пор, как Данциг был взят французами. Хорнблауэр постарался успокоить себя размышлениями над тем, какой ещё поднимется переполох, как только противник уяснит для себя сложившуюся ситуацию: во все стороны будут галопом разосланы гонцы с предупреждениями, экипажи канонерских лодок поднимут по тревоге, каботажные суда и баржи спешно бросятся искать укрытия у ближайших береговых батарей — если, конечно, в заливе есть береговые батареи, — Хорнблауэр готов был побиться об заклад, что между Эльбингом и Кёнигсбергом нет ни единой, потому что до сих пор в них не было надобности.

— Эй, на салинге! Видите что-то на берегу?

— Нет сэр… О — да, сэр! От города выходят канонерки.

Теперь и Хорнблауэр уже мог разглядеть их: флотилия небольших двухмачтовых судёнышек под шпринт-гротами, привычные для Балтики, показалась со стороны Эльбинга. Они слегка напоминали лодки, обычные для английского Норфолка. Вероятно, каждая из них несла по одной тяжелой пушке, возможно, двадцатичетырёхфунтовки, установленные прямо в носу. Они встали на якорь на мелководье, как будто собираясь защищать боновое заграждение, если будет предпринята попытка его прорвать. Четыре из них двинулись к противоположному берегу и встали на якорь, охраняя мелководье между берегом и косой Негрюнг — не то, чтобы «закрывая двери конюшни, когда воры уже увели лошадь», решил Хорнблауэр, когда подобное сравнение пришло ему в голову; они «запирали дверь», чтобы помешать вору выбраться — если, конечно, они уже знали (а это было в высшей степени сомнительно), что вор таки пробрался внутрь. Туман быстро таял; небо прямо над головой было уже почти голубым и сквозь дымку уже просвечивало водянистое солнце.

— Эй, на палубе! С вашего позволения, сэр, виден небольшой дымок, как раз в вершине бухты. Больше ничего не видно, сэр, но дым чёрный, так что это, возможно, горит какой-нибудь корабль.

Буш, измерив на глаз сокращающуюся дистанцию между кораблём и боновым заграждением, отдал команду обрасопит паруса и отойти чуть дальше в море; оба шлюпа повторили манёвр «Несравненного». Хорнблауэр между тем размышлял, не слишком ли он доверился юному Маунду с его бомбардирскими кечами. На следующее утро Маунду предстояло важное рандеву, а пока он с «Мотыльком» и «Гарви» находился за горизонтом. Пока же гарнизон Эльбинга видит только три британских корабля и даже не подозревает о существовании кечей. Это хорошо — до тех пор, пока Маунд точно исполняет отданные ему приказы. внезапный шторм или просто свежий ветер, поднявший слишком большую волну, могут помешать задуманного Хорнблауэром плана. Он ощутил нарастающее беспокойство. Нет, он должен заставить себя немного расслабиться и, по крайней мере, хотя бы выглядеть спокойным. Хорнблауэр позволил себе пройтись по палубе, намеренно замедляя шаг, чтобы скрыть своё нервное состояние от глаз случайного наблюдателя.

— Эй, на палубе! Ещё несколько дымков в глубине залива, сэр. Ясно вижу два столба дыма, как если бы горели два корабля.

Буш как раз отдал команду перебрасовать грот-марсель и подошел к Хорнблауэру.

— Похоже, Виккери кого-то поймал, не так ли, сэр? — заметил он, улыбаясь.

— Будем надеяться, что это так, — ответил Хорнблауэр.

В голосе Буша не было и следа тревоги; его грубое лицо не выражало никаких чувств, кроме жестокого удовлетворения при мысли о том, какое опустошение Виккери произвел среди каботажников. Его абсолютная уверенность в успехе несколько успокоила Хорблауэра, как вдруг он неожиданно понял, что Буш просто не принимает в расчет того, что обстоятельства могут измениться. Буш знал, что эту операцию планировал его коммодор и этого для него было вполне достаточно. В этом случае Буш просто не мог представить себе возможности неудачи и Хорнблауэра особенно раздражало, что именно в этом была причина его спокойствия.

— Эй, на палубе! Вижу два маленьких паруса, идущих в острый бейдевинд поперек бухты к городу. Я не уверен, сэр, но, кажется, второй из них — наш тендер.

— Это наш тендер, сэр! — завопил уже другой голос. Похоже все свободные от вахты матросы «Несравненного» забрались на мачты.

— Это должно быть Монтгомери, сэр, — предположил Буш. Он просунул конец своей деревянной ноги в рым-болт талей крайней карронады и теперь мог без особых усилий стоять на слегка раскачивающейся палубе.

— Он поймал его, сэр! — снова раздался голос с салинга, — наш тендер захватил его!

— Вот еще несколько добрых ломтей хлеба с мясом, которые Бони уже не получит, — сказал Буш.

Полное нарушение прибрежного судоходства в заливе Фришес-гаф могло бы хоть несколько компенсировать потерю ста пятидесяти первосортных моряков. Однако будет трудно убедить в этом лордов Адмиралтейства, если не представить им наглядного свидетельства произведенного опустошения.

— Эй, на палубе! Два паруса разделились. Наш тендер идет по ветру, а на том, втором, что-то с грот-мачтой. Мне кажется, сэр…, — доклад лейтенанта оборвался на полуслове.

— С ним покончено, сэр! — раздался другой голос, встреченный всеобщим криком восторга.

— Он взорвался! — выкрикнул лейтенант, в возбуждении даже забыв добавить обычное при обращении к коммодору «сэр», — столб дыма высотой с гору! Думаю, даже с палубы видно.

Действительно, грибовидное облако дыма, тяжелого и черного, поднималось всё выше над горизонтом. Прошло довольно-таки много времени, прежде, чем ветру удалось разорвать его на отдельные клубы, а после и развеять без следа.

— Это уже не хлеб с говядиной, клянусь Богом! — воскликнул Буш, ударяя правым кулаком в левую ладонь, — это порох! Целая барка с порохом! Пятьдесят тонн пороха, чёрт побери!