Эркюль пуаро (сборник) (СИ) - Кристи Агата

Еще сильнее побледнев и бормоча что-то себе под нос, Рэднор поспешно выбежал из комнаты. Пуаро кивнул, глядя ему вслед.

– Трус! Так я и знал.

– Мне кажется, что вы уж чересчур расчувствовались! – сердито воскликнул я. – Вы всегда такой противник сантиментов, тут вдруг позволяете бежать опасному преступнику.

– Это не сантименты, и не вдруг, – возразил Пуаро. – Разве вы сами не видите, mon ami, что у нас нет никаких доказательств его виновности? Представьте: я встаю и заявляю двенадцати флегматичным корнуоллцам, что я, Эркюль Пуаро, точно знаю то-то и то-то... Они же поднимут меня на смех! Единственное, что я мог – запугать его и таким образом добиться признания. Те два бездельника, которых я заметил на улице, пришлись весьма кстати. Опустите занавеску, Гастингс. Не было никакой необходимости поднимать ее – это просто часть мизансцены.

Ну что ж, мы должны держать свое слово. Я сказал – двадцать четыре часа – значит, на сутки больше проведет в тюрьме бедный мистер Пенгелли, что он вполне заслужил, ибо, как вы помните, обманывал свою жену. А я ревностный защитник семейных устоев. Двадцать четыре часа, а потом?.. Я очень надеюсь на Скотленд-Ярд. Они его поймают, mon ami, обязательно поймают.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДЖОННИ УЭЙВЕРЛИ

The Adventure of Johnny Waverly

– Вы можете понять чувства матери, – повторила миссис Уэйверли, по-моему, как минимум уже шестой раз.

Она смотрела на Пуаро умоляющим взглядом. Мой добрый друг, всегда с сочувствием относившийся к материнским душевным переживаниям, понимающе кивнул:

– Конечно, конечно, мадам, я прекрасно понимаю вас. Доверьтесь папе Пуаро.

– Полиция... – подал голос мистер Уэйверли.

Но решительный голос жены вновь заставил его замолчать:

– Я не желаю больше иметь дело с полицейскими. Мы доверились им, и видите, что из этого получилось! Но, учитывая все, что слышала об удивительных расследованиях мосье Пуаро, я полагаю, что только он сумеет помочь нам. Материнские чувства...

Пуаро поспешно остановил очередное повторение выразительным жестом. Эмоции миссис Уэйверли, очевидно, были искренними, но как-то странно не сочетались с довольно жестким и решительным выражением ее лица. Позже, когда я узнал, что она была дочерью известного стального магната, который, начав свою карьеру с простого рассыльного, достиг своего нынешнего высокого положения, мне стало понятно, что миссис Уэйверли, судя по всему, унаследовала многие отцовские качества.

Мистер Уэйверли был высоким и энергичным мужчиной в расцвете сил. Он стоял широко расставив ноги, всем своим видом напоминая типичного влиятельного землевладельца с богатой родословной.

– Я полагаю, вам известно все о нашем деле, мосье Пуаро?

Его вопрос был практически излишним. В течение нескольких последних дней газеты пестрели сенсационными сообщениями о похищении маленького Джонни Уэйверли, трехлетнего сына и наследника господина Маркуса Уэйверли из графства Суррей, эсквайра и владельца Уэйверли-Корт, представителя одного из старейших родов Англии.

– Основные факты мне, разумеется, известны, но я попросил бы вас, мосье, рассказать мне всю эту историю с самого начала. И как можно подробнее, пожалуйста.

– Что ж, как я полагаю, все началось дней десять назад, когда я получил первое анонимное письмо – мерзкая вещь уже сама по себе, – которое привело меня в полнейшее недоумение. Отправитель имел наглость требовать, чтобы я заплатил ему двадцать пять тысяч фунтов... да, да, именно двадцать пять тысяч фунтов, мосье Пуаро! Он угрожал, что в случае моего отказа украдет Джонни. Естественно, я недолго думая выбросил эту писанину в корзину для бумаг, решив, что кто-то просто глупо пошутил. Но спустя пять дней я получил очередное послание: «Если вы не заплатите указанную ранее сумму, то двадцать девятого числа ваш сын будет похищен». Второе письмо пришло двадцать седьмого числа. Ада встревожилась, но я не мог заставить себя всерьез отнестись к этим угрозам. Черт побери, ведь мы живем в доброй старой Англии. Кому здесь может прийти в голову похитить ребенка, да еще требовать за него выкуп?

– Да, безусловно, такое случается не часто, – заметил Пуаро. – Продолжайте, мосье.

– В общем, Ада не давала мне покоя, и в конце концов я, чувствуя себя полным идиотом, сообщил об анонимках в Скотленд-Ярд. Полицейские, видимо, не слишком серьезно отнеслись к моему заявлению, склонные, как и я сам, рассматривать эти угрозы как глупую шутку. Двадцать восьмого числа я получил третье письмо. «Вы не заплатили. Завтра в двенадцать часов дня ваш сын будет украден. Его возвращение обойдется вам уже в пятьдесят тысяч фунтов». И вновь я отправился в Скотленд-Ярд. На сей раз они проявили больше внимания к моему заявлению. Они склонялись к тому, что все три послания написаны каким-то безумцем и что, по всей вероятности, в указанное время действительно будет произведена попытка похищения. Меня заверили в том, что будут предприняты все возможные меры предосторожности. Инспектор МакНил и его подчиненные намеревались приехать в Уэйверли-Корт двадцать девятого утром, чтобы организовать надежную охрану.

Домой я уехал вполне успокоенный. Однако у нас уже появилось ощущение, будто мы находимся на осадном положении. Я распорядился не пускать в дом посторонних и запретил всем домашним выходить из имения. Вечер прошел спокойно, но на следующее утро моя жена почувствовала себя очень плохо, и я, обеспокоенный ее состоянием, послал за доктором Дэйкерсом. Симптомы ее заболевания, казалось, привели его в замешательство. Он не решался высказать предположение, что ее чем-то отравили, но я понял, что думает он именно об этом. Он заверил меня, что такое отравление не представляет опасности для жизни, хотя его последствия могут сказываться еще пару дней. Вернувшись в свою комнату, я вздрогнул от неожиданности, с удивлением обнаружив приколотую к моей подушке записку. Она была написана тем же почерком, что и остальные, а ее содержание ограничивалось тремя словами: «В двенадцать часов».

Признаюсь, мосье Пуаро, что тогда я просто обезумел от ярости. Получалось, что к этому делу причастен кто-то из домашних... кто-то из служащих. Я сразу же собрал всех слуг и устроил им настоящий разнос. Однако от них я ничего нового не узнал; и только мисс Коллинз, компаньонка моей жены, сообщила мне, что видела, как няня нашего Джонни выходила рано утром из дома. Я сделал ей выговор за это, и она тут же во всем призналась. Оставив ребенка на попечение горничной, она тайком вышла на встречу со своим дружком! Хорошенькое дело! Но она заявила, что понятия не имеет о том, кто оставил записку в моей спальне... Возможно, она и не лгала, я не знаю. Но я решил не рисковать, учитывая, что даже няня моего ребенка могла участвовать в заговоре. То есть мне стало ясно, что кто-то из слуг наверняка связан с шантажистом. В общем, я вспылил и уволил всех разом – и няню, и остальных слуг. Я дал им час на то, чтобы собрать свои пожитки и покинуть мой дом.

Заметно покрасневшее лицо мистера Уэйверли явно показывало, какими острыми были воспоминания о его справедливом гневе.

– Возможно, вы поступили неблагоразумно, мосье, – предположил Пуаро. – Не кажется ли вам, что такое повальное увольнение могло сыграть на руку вашим врагам?

Мистер Уэйверли недоумевающе посмотрел на него:

– Нет, мне так не кажется. По моим понятиям, им всем лучше было поскорее уехать. Я послал в Лондон соответствующую телеграмму и рассчитывал, что к вечеру у нас уже будет новый штат прислуги. В итоге в доме остались только те, кому я полностью доверял: секретарша моей жены, мисс Коллинз, и Тредвелл, дворецкий, он поступил на службу в наш дом, когда я был еще ребенком.

– А как насчет мисс Коллинз? Она долго прожила с вами?