Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945 - Вальтер Дорнбергер

Ближе к вечеру он появился в Пенемюнде. Рейхсфюрер СС прибыл без сопровождения, сидя за рулем своей маленькой личной бронированной машины. После скромной вечерней трапезы в обществе нескольких моих коллег он отделался от эсэсовцев из Штеттина, и мы расселись в каминной. Присутствовали полковник Стегмайер, министерский советник Шуберт, профессор фон Браун, Реес, Штейнхоф и несколько старших членов моего коллектива.

Поначалу разговор не клеился. Я несколько раз испытывал искушение упомянуть имя Занссена, но в конечном итоге решил отложить эту идею до утра, когда, как я надеялся, мне представится возможность поговорить с Гиммлером наедине.

Фон Браун рассказал ему, как мы начинали в Куммерсдорфе. Он описал наши надежды, цели и убежденно добавил, что здесь, в Пенемюнде, мы научились стойко противостоять всем препятствиям. Затем разговор коснулся темы, которая тревожила нас.

В то время Гитлер еще колебался, стоит ли признавать нас. Мы упомянули, с каким беспокойством ждали включения в группу высших приоритетов. Вскоре в разговор включились все присутствующие, рассказывая о своей области деятельности и о своих намерениях. Час шел за часом. Мы говорили о возможности космических полетов и о тех шагах, которые ведут к этой цели.

Гиммлер обладал редким даром – умением внимательно слушать. Откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, он сохранял на лице дружелюбное и заинтересованное выражение. Его вопросы свидетельствовали, что он безошибочно улавливал все технические подробности. Разговор коснулся темы войны и тех важных вопросов, о которых все мы думали. Гиммлер отвечал без промедления, спокойно и откровенно. И лишь иногда, держа локти на ручках кресла, он подчеркивал некоторые свои слова, сводя воедино кончики пальцев и постукивая ими. Ему были свойственны сдержанные бесстрастные жесты; он производил впечатление человека без нервов. Говоря о высокой политике, он повторял избитые фразы, которые пресса и радио непрестанно вдалбливали нам в голову. И спустя какое-то время я уже слушал его вполуха. Мы, инженеры, не привыкли к политическим разговорам; они были трудны для нас. Но на эту тему говорил оказавшийся среди нас человек, который должен был досконально разбираться в политике, и я задал ему главный, основной вопрос:

– Рейхсфюрер, ради чего мы на самом деле ведем войну?

Гиммлер ответил без промедления:

– Фюрер мыслит и действует ради блага всей Европы. Он видит в себе последнего защитника западного мира и его культуры. Он убежден, что современное развитие техники, особенно железных дорог и воздушного транспорта, сделает национальные границы ненужными и устаревшими. Малые нации, не обладающие экономической самостоятельностью, должны будут присоединиться к более мощным. В современных условиях смогут выжить только крупные экономические объединения, политически и производственно достаточно сильные, чтобы обеспечить свою независимость.

Европа в силу своего географического положения, экономической структуры, наличия сырья и особенностей истории как раз и является такой общностью. На Европейском континенте и должна образоваться группа, политическая и экономическая мощь которой будет сильнее, чем у отдельных ее составляющих. Ради своего же собственного благополучия нации должны будут добровольно подчиниться лидерству самого сильного государства. И если мы не хотим потерять наши европейские стандарты жизни и наш экономический статус, такой экономический союз появится рано или поздно. Вопрос только один: какая нация возьмет на себя бремя лидерства? Фюрер убежден, что ею должна стать Германия, обладающая расовым здоровьем и экономической стабильностью, объединенная в патриотическом порыве и политически сильная. Ей и предназначено взять на себя эту миссию.

Я был знаком с этими взглядами. Тем не менее хотел знать больше.

– Но конечно же, – сказал я, – эти намерения втянут нас в конфликт и со странами, которые не хотят терять свою независимость, и с другими великими державами мира, не так ли?

Гиммлер кивнул:

– Фюрер с самого начала понимал, что мир не смирится с усилением Германии, как и Европа не примет ее лидерства. Богатые страны всегда стараются предотвратить возвышение бедных родственников. Такое отношение свойственно человеческой натуре. Англия из-за ее географического положения обладает мощной центробежной силой – то есть ее интересы лежат слишком далеко, за морем, хотя она и могла бы возглавить Европу. Тем не менее фюрер пытался достигнуть взаимопонимания с Англией. Но его усилия не привели к успеху. Тем не менее он не расстался с надеждой, что придет день, когда англосаксы поймут, как им выгоднее вести себя.

Он говорил это в июне 1943 года!

– С точки зрения фюрера, – спокойным ровным тоном продолжил Гиммлер, – европейский экономический союз под англо-германским руководством отнюдь не обязан вступать в конфликт с американской экономической политикой.

Я упомянул о России.

– Россия, – ответил Гиммлер, – не должна оставаться в изоляции. Европа должна включить в себя и другие славянские народы. Если Россия добьется успеха, сколотив славянский блок из трехсот миллионов человек, добившись его промышленного развития и превратив эти миллионы в фанатиков, то он подавит превосходство Запада. Эта идущая с Востока опасность угрожает всему западному миру и его культуре. В этом и кроется одна из причин войны с Россией.

– То есть вы считаете, – спросил я, – что экономическая опасность, угрожающая нам с Востока, обладает такой огромной силой?

Гиммлер ответил едва ли не автоматически:

– Западный рабочий обладает высокой квалификацией, но он требователен и, если подходить с расовой точки зрения, пресыщен. Он уже ничего не хочет от жизни. По окончании восьмичасового рабочего дня ему нужен лишь дом, семья, покой и свой садик. У него сравнительно высокие заработки. В определенном смысле он рассматривает свою работу на предприятии как неизбежное зло, как средство вести свободную жизнь после работы. Он хочет пользоваться достижениями культуры своего времени.

Русский рабочий не таков. Для него труд на производстве сравнительно нов. Он полон сил и энтузиазма, у него хорошие руки, он еще не испорчен удовольствиями внешнего мира, потому что жизнь за пределами фабрики не может предложить ему ничего стоящего. Его труд, как и у японского рабочего, исключительно дешев, и высокоразвитая промышленность может только мечтать о таком труженике. Советское правительство добилось исключительных успехов, заставив русских рабочих ценить труд на производстве. Оно предлагает им на предприятиях все социальные и культурные преимущества, которых они лишены дома. Но, поддерживая низкий уровень жизни, оно заставляет их за ту же заработную плату работать больше и тяжелее. Русский рабочий любит свой завод. И придет день, когда Сталин, если мы не остановим его, переключит промышленность с производства вооружений на потребительские товары. Учитывая полную национализацию производства, он волен выбирать любую линию поведения. И тогда Россия получит возможность затопить мировые рынки предельно дешевыми товарами. У мира не найдется ответа на такую экспансию, особенно если за ней будет стоять огромная военная мощь. Следствием станет экономическая катастрофа для Западной Европы и Америки, а главной жертвой станут рабочие.