Отродье Идола - Лиза Смедман

двери быстрее тебя. Если дверь будет уже открыта, и ты сможешь помешать Дметрио освободить Ссета, ты получишь шанс спасти Кэррелл.

Она предупреждающе подняла кончик крыла.

- Но прежде чем начинать молиться Тиморе, тебе лучше взвесить возможные последствия и решить, стоит ли судьба одной женщины тех ужасных последствий, которые случатся, если ты потерпишь поражение.

Арвин закрыл глаза. Его сердце клонило чаши весы в одну сторону, его голова — в другую Логика сражалась с эмоциями. Он не был уверен, кто выйдет победителем — человеческая страсть, пылавшая в нём, когда он думал про Кэррелл и их детей, или простая холодная логика змеи, обернувшейся вокруг его фамильного древа.

Ясно было одно: Арвин должен узнать, где расположена дверь. Единственным способом сделать это было заснуть, видеть сны и надеяться, что в одном из кошмаров может содержаться послание от Ссета. Он был так взвинчен разговором с Тс'икил, что не мог усидеть на месте. Будет практически невозможно просто взять и заснуть. Арвин вспомнил человекопса с его способностью заставлять людей потерять сознание и резко остановился.

- Ты так можешь? - спросил он Тс'икил. - Усыпить меня с помощью магии?

Куатль грустно улыбнулась ему.

- Могу, но твой сон будет глубоким и без сновидений.

Арвин застыл.

- Я кое-что сейчас понял. Если Дметрио-семя использует оссру...

Тс'икил казалась мрачной.

- Он быстрее уснёт, и его сновидения будут ярче твоих.

- Подозреваю, оссры у тебя с собой не найдётся? - спросил Арвин.

Куатль покачала головой.

- Я не подготовилась. В отличие от тебя, я не псион.

Это заставило Арвина замолчать. Тс'икил использовала правильное слово — большинство людей называли его «магом разума» — но совершила распространённую ошибку. Не все псионы могли видеть будущее. Лишь иногда Арвин воспринимал отдельные проблески. От Танджу он узнал, как выбирать лучший из двух возможных вариантов — как получить псионический намёк на ближайшее будущее, события, которые произойдут всего через пару мгновений.

Но Тс'икил напомнила ему об одной вещи — его медитациях. С помощью медитации он мог успокоить свой разум и погрузить его в состояние между сном и бодрствованием. Он мог слушать свои сны, и возможно, даже искать те, которые посылал Ссет.

- Знаешь, - сказал он вслух. - Это может и сработать.

Ничего не объясняя — куатль могла продолжать читать его мысли, если хотела знать, чем он занят — Арвин опустился на живот. Камень был грубым и таким горячим, что казалось, будто он прожжёт ткань его штанов, но Арвин не стал обращать на это внимания. Он привык медитировать даже в худших условиях и давно научился отсекать такие тривиальные неудобства. Он принял бхуджангасану, запрокинув назад голову и верхнюю часть туловища, как вздыбившаяся кобра. В крохотном уголке своего разума Арвин улыбнулся. Неудивительно, что он предпочитал эту асану позе со скрещёнными ногами, которую использовала для медитаций мать. В его жилах текла змеиная кровь.

И он собирался узнать, хватит ли этого, чтобы услышать то, что хотел сказать Ссет.

Арвин погрузился глубоко. Глубже, чем в обычных медитациях, даже глубже, чем тогда, когда следовал инструкциям Танджу в заброшенных каменоломнях. Как и тогда, он видел свой разум в качестве сложной сети мыслей и воспоминаний. Но сейчас он как будто рассматривал нити этой сети сквозь увеличительное стекло. Он видел не только узлы, вплетённые в каждую верёвку, но и волокна отдельных мыслей, из которых состоял каждый шнур. Некоторые были бледно-желтыми, неравномерно покрытыми чёрными пятнами; змеи толщиной с волосок, с немигающими глазами и мелькающими языками. Хотя он вспомнил о щупальцах, которые выпускало семя разума Зелии, вид этих змей не вызвал никаких отрицательных эмоций. Они были наследием крови его отца. Судя по треугольной форме головы, предки Салима в змеиной форме становились питонами.

По тонким змеиным телам проходили вздутия, как мыши по змеиному желудку; отдельные мысли, текущие в разуме Арвина. Он замедлил их с помощью глубокого, ровного дыхания, ещё больше успокаивая разум. Он смутно осознавал, что его тело погружается в похожее на сон состояние. Дыхание и удары сердца замедлились, и несмотря на сильную жару, тело немного остыло. Но руки оставались твёрдыми, поддерживая асану.

Во тьме за закрытыми веками начали собираться похожие на сны образы. Мимо проплывали фрагменты воспоминаний. Лицо Кэррелл и её голос, слово «поцелуй» на её языке: тсу. Склад и мастерская, которые Арвину пришлось оставить год назад, после того, как добровольческий отряд нашёл заражённое чумой тело погибшего там культиста. И более давние воспоминания. О том дне, когда он узнал, что Ноулг сбежал из приюта, и о грусти, которую испытал из-за того, что друг с ним не попрощался. О лице матери и том дне, когда она отправилась на свою последнюю работу в качестве проводника, и крепких объятиях, в которые заключила Арвина после того, как повесила ему на шею кулон с кристаллом.

Он едва чувствовал своё тело, слезу, бегущую по щеке. На жаре слеза быстро испарилась.

Он ждал, наблюдая за сменяющимися образами, дрейфуя. Наконец, они начали размываться, как это происходило со снами. Он лежал в кровати с Кэррелл, нежно гладя её по щеке, не в той комнате, которую они занимали в Ормпетарре, а в приюте. Кровать была маленькой, узкой и твёрдой, соломенный матрас вызывал чесотку. Над ними стоял один из жрецов и хмурился. Жрец в серой рясе вытянул руки, и Арвин увидел, что они перевязаны не обычным красным шнурком, а змеёй, тело которой представляло собой трубу горячей лавы.

В помещении стоял густой запах обгоревшей плоти и сожжённых волос, исходивший от комка оссры, пылавшего в жаровне в углу. Жаровня перевернулась, расплескав по полу волну лавы. Посередине лежала оссра — отрубленная змеиная голова. Язык выстрелил из пасти и обернулся вокруг запястья Арвина. Он вырвался, но оказался пойман в объятиях шестирукого существа — Сибил с лицом Кэррелл.

Её живот раздулся, как у гниющего на солнце мертвеца. Оттуда вылезли крошечные человеческие головы, их пальцы подобно корням деревьев прорастали в его живот. Он чувствовал, как они растут внутри, прожигая себе путь по его венам к сердцу, которое сжимала в руках Кэррелл. Сердце ударило, потом мелко задрожало, потом ударило, потом снова задрожало. Она укусила сердце, как яблоко, кровавый сок потёк по подбородку и горлу. Потом она засмеялась голосом Сибил, булькающим шипением, похожим на звук воды в канализации.

Вонь окружала Арвина, зловоние его собственного гниющего тела. Чума нашла его. В обличье