Помяловский - Борис Вальбе

Помяловский.

Добрейший Яков Петрович!

Я переехал на Малую Охту. Еще не совсем пока устроился, потому что наше семейство осталось до июня в городе. Живу, как новопереселившийся американец; сам варю и сам ем; сам производитель и сам потребитель. На средине комнаты стоит стол. Поутру на нем самовар часу до первого; часу в третьем самовар под стол, а на его место тарелки и другие обеденные приборы; они стоят на столе часу до пятого, а потом идут под стол, а на стол опять самовар; он же, самовар, и в осьмом часу на столе, а потом под стол часу в двенадцатом; из-под стола являются блюда, тарелки, вилки, ножи и пр. Таким образом все хозяйство сосредоточено в одном пункте. Вот как поживает ваш Финдляй. В начале июня, когда переедет ко мне все семейство, вполне устроюсь. Куплю лодку, мережек, накручу удочек, объемся молоком и ягодами. И теперь хорошо на Охте; погода благодатнейшая, ночи чудные, на кладбище соловьи прилетели, под носом Нева, с затылка речка, только на дворе некрасиво— бревна, дрова, щебье и старые бочки — ну, да зачем на двор смотреть. Квартирка довольно большая и хорошенькая, как фонарь — в одной комнате шесть окон. Ловил рыбу, поймал шесть ершей и съел их; добираюсь до голубей, что поселились на церковной колокольне. Ох, какой аппетит у меня — даже дорого жить становится. Увидите Андрея Штакеншнейдера, турните его ко мне. Скажите, что я ему дам масла, яиц, молока и мягкого хлеба. Когда приедет Тургенев, дайте, пожалуйста, знать — прикачу во что бы то ни стало.

Яков Петрович, добрейший и милейший! приезжайте. Квартиру мою ищите на Малой Охте, не доходя Большой, дом Корепова.

Вполне преданный вам Николай Помяловский.

1862 г.

Май 21.

Вероятно, в память лучших дней, проведенных мною с вами, вы позволите мне поговорить о том моральном состоянии, в котором я нахожусь теперь, и о том, что я думаю сделать с собою.

Уже из того, что письмо мое холодно, чуть не официально, вы можете вообразить мое душевное настроение в настоящую минуту. Холодно оно не потому, что я бы имел на вас какую-нибудь претензию, а потому, что предмет его — моя личность, к которой день ото дня становлюсь равнодушнее.

Следует взять во внимание некоторые обстоятельства моей жизни. Не думайте, что собираюсь доказать, будто меня среда заела — это было бы очень пошло — среде я никогда не позволял распоряжаться собою.

Первый раз пьян я был на седьмом году.

С тех пор до окончания курса страсть к водке развивалась крещендо и диминуендо.

Что за причина?

Ни мудрецы, ни доктора, с которыми я советовался, ничего не отвечали на этот вопрос.

Чувствовал причину один только я, но не хотел сознаться в ней. Она была вначале чисто-моральная, но теперь едва ли не перешла в болезнь тела. Я пил в детстве; значит, здесь и искать начало моего порока. И действительно, этим началом был грех (в смысле катехизиса), который заставили меня сделать насильно. Смешно было бы, если бы и теперь я считал себя преступником и налагал на себя эпитимии; но тогда было не то. Я был мальчик религиозный (в той же мере, как теперь не религиозен): я стал молиться богу, говеть, брать добровольные эпитимии, поститься, отдавать нищим последние деньжонки. Меня совесть мучила, и я сокрушался о лишении царствия божьего. Отведав вина, я почувствовал, что изменяется расположение духа, и с тех пор стал отведывать его чаще и чаще. Невежественная бурса не могла успокоить мою совесть, а напротив — своим православно-карательным духом она усиливала ее мучения; с другой стороны, товарищество, уважавшее пьянство, поощряло во мне этот порок. При окончании курса я был почти пьяница.

Но по выходе из бурсы я столкнулся с добрыми и умными людьми и понял всю гадость прежней жизни и угрызений совести по случаю, в котором я нисколько не виноват. Я ободрился, бросил пить, работал усердно и наконец довольно удачно выступил литературе. Все улыбалось впереди, и не думал я, что придется поворотить на старую дорогу, а пришлось-таки.

Этот поворот случился два года назад. В продолжение всего нынешнего лета я был в состоянии полупомешанного. Характер мой изменился: прежде я пил — теперь пожираю водку, прежде отвергал религию — теперь кощунствую, не терпел деспотизма, а теперь сам деспот; не уважал сплетню, приговор кружка, а теперь — общественного мнения; острил и шутил, а теперь — ругаюсь; говорил, а теперь реву. Я дошел наконец до мысли о самоубийстве.

Что же за причина такой перемены в жизни?

Она лучше всего объяснится из письма, которое хотел передать брату, когда готовился броситься в Неву. Вот вам отрывок из письма:

«Я любил одну девушку, которая подарила меня несколькими поцелуями, но по проклятой судьбе замуж за меня выйти не может. Я любил ее пять лет, пять лет только и дышал ею, молился на нее. Два года назад решено, что нам невозможно жениться. Зимой мы должны были совершенно расстаться.

В это время я запил до такой смертности, что не могу остановиться. Теперь только догадался, что, чем пить, лучше броситься в Неву, и брошусь с хохотом и проклятиями. Что мне делать, когда мысли мои путаются, когда приходит в голову прекрасный образ добрейшей, умнейшей, святейшей девушки? Одна любовь могла спасти меня. В те дни, когда оживляла меня надежда на любовь, я не пил, был весел, здоров. Но теперь даже мое железное здоровье расшаталось, моя грудь, на которую в семинарии я позволял становиться ногами 20-летнему парню, теперь болит и стонет. Делать нечего, надо умереть, и я умру».

Но я не привел этого дикого плана в исполнение, потому что захворал и во время болезни одумался. Теперь хочу сделать последнее усилие. Я на всю зиму отказываюсь являться в обществе, чтобы испытать себя, могу ли вести трезвую жизнь? Если нет, никогда не увидите меня; если да, то, вероятно, добрые знакомые простят и позабудут мою глупую жизнь.

Уничтожьте это письмо.

Глубоко уважающий вас

Н. Помяловский.

Ноябрь 1862 г.

4 число.

ПРИМЕЧАНИЯ

Анненков Павел Васильевич (1812–1887). Известный пушкинист и литератор. Представитель либерально-дворянского эстетического направления в русской критике 50—60-х гг. Автор ряда критических статей о Тургеневе, Толстом, Островском, Салтыкове и др. Одним из первых оценил талант Н. Г. Помяловского. Был лично знаком с К. Марксом и находился с ним в переписке.

Белинский Виссарион Григорьевич (1811–1848). Великий русский критик-революционер. В журналистике 40-х гг. был виднейшим проповедником политической демократии, социальной справедливости и начатков материализма. Непосредственный предшественник революционных демократов 60-х гг., заклеймил политический строй современной ему России в своем знаменитом «Письме к Гоголю».