Этичный убийца - Дэвид Лисс

– Я не сказал, что никто. Я уверен, что кое-кто замышляет против нас огромное количество всякой дряни. Но не думаю, что этот кое-кто – Дезире. Это же по глазам видно: она собирается уйти от них. А нам с тобой она не только ничего не сделает – она даже не расскажет своим хозяевам про нашу беседу. Я это нутром чую.

– Ага, нутром чуешь. Отлично.

– А что делать? Пока мы не знаем, кто они такие, придется полагаться на интуицию.

А не рассказать ли ему все, что я знаю? Что во всем этом замешан Игрок? Но раз уж вчера ночью я ему ничего не сказал, выболтать все сейчас было бы странно. Мелфорд подумает, что я от него что-то скрываю и что, возможно, мне нельзя доверять. Я решил, что в случае необходимости нужно будет как-нибудь исподволь подвести его к этому открытию: например, внезапно обнаружить что-нибудь, что выведет его на Игрока. А пока что, оставив это в секрете, я чувствовал себя спокойнее, несмотря на то, что утаивал важную информацию от парня, который, как мне было известно, время от времени разбирается со своими обидчиками посредством пистолета с глушителем.

– Ну ладно, а куда мы едем теперь? – спросил я.

– Если ты не забыл, у нас с тобой важное дело, – ответил Мелфорд. – Нам нужно выяснить, кто был третьим. Помнишь третье тело в фургоне?

– А как насчет денег? Они, похоже, ищут какую-то огромную сумму. Может, попробуем выяснить, о чем речь?

Мелфорд покачал головой:

– О деньгах забудь. Бесполезно. Давай лучше тело искать. Первым делом его надо будет осмотреть – мало ли что. Может быть, эти ребята такие идиоты, что даже не забрали документы. Я сам понимаю, что шансов мало, но попытаться стоит.

– Ну да, – сказал я. – Отличная идея. Надо как следует обыскать труп – вдруг найдется бумажник? Может быть, конечно, я чего-то не понимаю, но не надо ли нам сперва выяснить, куда они спрятали тело?

– Видишь ли, умник, так уж получилось, что у меня есть на этот счет одно подозрение, и очень даже правдоподобное. Ты заметил, как воняет в этом трейлерном парке? Знаешь, что это за вонь?

– Не знаю. Запах трейлеров, наверное.

– Это свиноферма, Лемюэл. Этот городишко под названием Медоубрук-Гроув – всего лишь трейлерный парк, который существует за счет поборов, взимаемых с проезжающих, которые якобы превышают скорость. Но кроме того, здесь есть еще небольшая свиноферма, а разведение свиней, как ты понимаешь, сопровождается выделением огромного количества отходов. И отходы эти должны куда-то деваться. Так вот, эта вонь, которая разносится по всему трейлерному парку, идет от отстойника, или «лагуны», как его здесь называют, – отвратительного месива из свиной мочи, свиного дерьма и гниющих свиных туш, отравляющего окружающую среду. Насколько я себе представляю, это единственное место в округе, где можно спрятать трупы. Вот туда-то мы и направляемся.

– И что, мы просто вот так спокойненько туда залезем и станем копаться в свином дерьме и всем будет наплевать? Это все-таки частная собственность.

– Не волнуйся, там никого не будет. Нет там никакого старого Мака.[54] Нет никакого «Хрю-хрю здесь и хрю-хрю там». Такие заведения практически не нуждаются в обслуживании. Достаточно, чтобы кто-нибудь приходил раз в день и кормил животных.

– А откуда ты знаешь, что там сейчас нет того парня, который их кормит?

Мелфорд пожал плечами:

– Потому что вчера я его убил.

У меня перехватило дыхание: для меня это было ударом.

– Ты что, поэтому убил Ублюдка? Потому, что он работал на свиноферме?

– Расслабься: в маразм я еще не впал. Дело вовсе не в этом: мне искренне жаль людей, которые работают в таких местах. Их эксплуатируют ничуть не меньше, чем животных. Они получают гроши и горбатятся на своих хозяев, которым плевать на их здоровье и безопасность. Эти люди – такие же жертвы. Здесь хозяева заслуживают смерти, а не рабочие. Не волнуйся: это было лишь случайное совпадение. – На секунду он задумался. – По крайней мере, почти.

Мелфорд свернул с трассы, объехал трейлерный парк, а затем резко свернул направо, на грунтовую дорогу, которую я бы скорее всего просто не заметил, даже если бы раз десять проехал мимо. Дорога шла сквозь плотную поросль тощих сосен, своенравно растущих тут и там, типичный для Флориды кустарник и россыпь белых валунов. По этой дороге мы проехали около мили, и по мере приближения к свиноферме плотный запах серы и аммиака становился все сильнее. В конце концов мне уже казалось, будто вонь стала материальна и осязаема, как будто какое-то злобное существо соорудило из нее ледоруб и принялось яростно раз за разом вонзать его в мои органы чувств. Наконец мы уперлись в забор. Мелфорд остановил машину, выпрыгнул из нее, достал из кармана ключ и отпер им висячий замок. Вернувшись в машину, он продолжал улыбаться.

– Где ты взял этот ключ? – спросил я.

– Места надо знать, – отвечал Мелфорд.

Проехав еще некоторое время по лесной дороге, мы в конце концов выбрались на поляну. Перед нами возникло огромное, шаткое на вид строение без окон, высотой примерно два этажа. Это сооружение, сваренное из листов алюминия, отчасти походило на склад, но его странное местоположение делало его отличной декорацией для ночного кошмара. Кроме того, оно чем-то напоминало тюрьму. Эта ассоциация заставила меня предположить, что, возможно, я начинаю понимать мысль Мелфорда.

Он остановил машину за соснами, чтобы скрыть ее от любопытных глаз. «Береженого Бог бережет», – объяснил он. Мы вышли из машины и направились к зданию. Пока я сидел в машине, мне казалось, что снаружи и так уже вонь невозможная, хоть я уже и начал к ней потихоньку привыкать, но теперь запах усилился и стал резче. Казалось, что вонь эта наполняет воздух, словно некая тяжелая взвесь: от этого он становился плотным, и каждый шаг нам давался с трудом. Мне казалось, будто я иду по аэродинамической трубе. Как можно работать в таком месте? Да еще и жить неподалеку? Даже самим свиньям… Но об этом я даже думать не хотел: у меня и так было проблем по горло, и я решил раз навсегда, что эта придурь Мелфорда не имеет ко мне никакого отношения.

Позади склада трава и низкий кустарник отступали под натиском густой черной грязи, из которой то здесь, то там пучками вырывались травяные побеги. Эта грязевая полоса простиралась метров на десять в ширину, а затем обрывалась в отстойник, или «лагуну», – обрывалась столь внезапно, что я сперва подумал, будто берега этого отвратительного водоема не просто обтесаны человеческими руками, но еще и выложены бетонными плитами. Отстойник оказался маленьким – гораздо меньше, чем я себе представлял. Само слово «лагуна» ассоциировалось с пышностью тропиков, сочной растительностью, туманными водопадами, стаями тропических птиц, которые вдруг срываются с веток и устремляются в небо, но оказалось, что в данном случае слово «лагуна» – не более чем эвфемизм. Это был самый настоящий отстойник – по-другому не назовешь. Это была канава метров тридцати в диаметре, самая мерзкая, грязная и отвратительная, какую только можно себе представить. По берегам ее не росло ничего, кроме нескольких рваных пучков самых невзрачных колючек, – как ни странно, за единственным исключением одинокого почерневшего мангрового дерева, узловатые корни которого вились и сплетались, вырываясь на поверхность и вновь уходя под землю или в темные воды отстойника.

Когда мы подошли к отстойнику, я думал, что ботинки мои испачкаются в черной жиже, но, к моему удивлению, грязь оказалась сухой и рассыпчатой, как поверхность лунной пустыни. Однако вонь с каждым шагом все усиливалась – причем, похоже, в геометрической прогрессии – и в конце концов стала невыносимой. Как ни странно, у меня возникло такое впечатление, что вонь оказывает определенное воздействие на человеческое сознание: у меня появилась странная легкость в мыслях, а ноги едва слушались. Я растопырил руки, чтобы хоть как-то удержать равновесие.

Я опасливо поглядывал на отстойник, будто ожидая, что оттуда вот-вот вылезет чудовище и пожрет нас. Сперва я решил, что это зрительный обман, игра светотени, но оказалось, что содержимое этой канавы не просто погружено во мрак – оно и само имеет темно-коричневый цвет. Это было озеро вязкой, густо-коричневой слизи, зловонные волны которой плескались о склизкие берега. Мысли мои затуманились, и ассоциации увлекли меня в область школьной программы. Отстойник отличается от озера тем же самым, чем зомби – от живого человека. Над отстойником, как и над зомби, вьется и угрожающе жужжит рой насекомых-мутантов.

По периметру озера, неподалеку от края воды, на небольшом расстоянии друг от друга из грязи торчали металлические пруты, между которыми была натянута веревка, украшенная яркими ленточками из цветного полиэтилена, вяло трепещущими на ветру. Немного не доходя до этой ограды, Мелфорд остановился.