Спецвыпуск журнала «Хакер» #47, октябрь 2004 г. - Хакер

Смирнов кивнул.

– Каждый, кто ворует, – продолжил заказчик, – делает это только по одной причине (я не беру в расчет клептоманов) – чтобы лучше жить. Я человек, немного поднявшийся над этим уровнем, я хочу, чтобы и другие люди пользовались плодами моего воровства и жили лучше.

Смирнов кивнул снова, понимая, что каждый вор в свободную от преступления минуту только и делает, что успокаивает свою совесть, находя для себя каждый раз все более диковинные оправдания. Его же собеседник воспринял кивок Смирнова как согласие с предложенной философией.

– Если мы успеем наладить производство, то уже через три-четыре месяца наши русские женщины будут пахнуть так привлекательно и сексуально, что французы удавятся оттого, что их обошли. Поэтому очень важно, чтобы следов не осталось – чтобы не было потом разговоров на тему, кто у кого украл атомную бомбу – у американцев или они у нас.

Смирнов присел на диван, сплел пальцы рук и крепко сжал их. Ему очень не хотелось сейчас дискутировать о пользе украденных технологий.

– Я уже сказал, что сделаю это, – вставил он свое слово в монолог. – Я готов приступить через час – как только доберусь до дома. Но если вы хотите надежности…

– Конечно-конечно, – торопливо сказал заказчик и вытащил из кармана пиджака несколько новеньких купюр с портретами давно почивших президентов. – Все, что вам нужно для вашей – и нашей – безопасности…

Смирнов взял деньги и спрятал в карман куртки. Можно было уходить.

В метро он, повиснув на перекладине и мерно раскачиваясь в так ходу поезда, разглядывал рекламные плакаты и машинально принюхивался к протискивающимся мимо женщинам – благо, в час пик их было предостаточно. Ничего достойного ему почему-то не попадалось – очень часто запах духов смешивался с запахом табака или бензина, создавая немыслимые гаммы; постепенно Смирнов проникся идеей заказчика подарить нашим женщинам что-то действительно стоящее.

Придя домой, он приготовил себе ужин, отхлебнул из банки ледяного пива, но не позволил себе выпить все – работа требовала ясности ума.

Компьютер ждал – Смирнов практически никогда не выключал его; лишь если уходил надолго, блокировал фаерволом все входящие и исходящие соединения. Он снял с полки пару книг, открыл в нужных местах, освежил в памяти все необходимые приемы (а также способы защиты от них, чтобы понимать, с кем может иметь дело).

Давно у него уже не было столь дорогой работы, и это несмотря на то что он был хакером очень высокой квалификации. Так уж получилось, что примерно полгода он был тише воды ниже травы – пришлось лечь на дно после одной удачной, но уж очень криминальной операции по добыче данных. Он чувствовал тогда, что уйти незамеченным не удастся, и испытал при этом жуткое разочарование: пришлось почти две трети гонорара пустить на то, чтобы быстро сменить место жительства. Сестра, которая тратила теперь на дорогу в институт в два раза больше времени, возмущалась, но недолго. Он едва избежал столкновения с теми, кого обидел, – и осторожность загнала его в убежище, где он не очень-то высовывался, старался не светиться и не напоминать о себе на онлайновых тусовках и форумах.

Денег хватило впритык – под конец своего вынужденного заточения, срок которого он определил себе сам и которого старался придерживаться очень и очень точно, он питался впроголодь и был уверен, что его вместе с сестрой скоро выкинут на улицу за неуплату по счетам.

Но он выдержал, а, закончив прятаться, рванулся на волю. Старые друзья были рады услышать о том, что он жив, что он на свободе и горит желанием работать. Ему быстро сосватали пару выходов в сеть, он срубил немного бабок, вздохнул свободнее, погасил все долги и даже кое-что прикупил для своего компьютера – пусть мелочь, но приятно.

Короче, былая слава захлестнула его с головой. Он снова принялся за книги, за изучение новых материалов, связанных со взломом, – брал их у друзей, в сети, где придется. Мозгов хватало и на то, чтобы искать новые пути самому. Некоторые собственные открытия оказались как нельзя кстати не только ему, но и соратникам по цеху.

Он выходил на новый виток своего творчества. Давно у Смирнова не было такой жажды деятельности, как после полугодового затворничества; он скупил практически все книги по нужным для него темам, подписался на кучу бумажных журналов и электронных рассылок (для страховки создав несколько почтовых ящиков, чтобы никто не заподозрил его в единоличном собирании подобного рода информации в недопустимо больших количествах).

– Нет в жизни ничего такого, чего нельзя было бы сломать – ведь так интересно узнать, что там внутри, – часто говорил он своим друзьям по команде. И на вопрос: «А как ломать, если уже сломано?» – отвечал со злорадной усмешкой:

– Значит, можно не ломать. МОЖНО УНИЧТОЖИТЬ.

И наглядно демонстрировал свои принципы, «добивая лежачего» – на спор убивая уже, казалось бы, безвозвратно потерянные ресурсы, взломанные опытными руками таких же, как он сам, хакеров.

«Путь есть всегда» – этот принцип практически всегда помогал ему в работе. Он никогда не брался за дело в пессимистическом настроении – знал, что ничего не получится. Именно поэтому он не отказывался от предложенных задач – лишь изредка по одному ему известным идейным соображениям. Но зато и соглашался достаточно непредсказуемо – будто бы уповая на черта и бога одновременно.

Одного он не любил – игры «в темную». Время от времени люди, нанимающие его, лгали, причем лгали грубо, не стараясь спрятать ложь за аккуратными формулировками. Таких людей он наказывал пропорционально объему лжи.

И еще никто не потребовал его извинений, ибо он был прав. Заказчики соглашались с его подходом к делу, находя его деловым и имеющим право на существование. Смирнов всегда доставал то, о чем его просили, но брал столько, сколько хотел.

Короче, он был едва ли не самым крутым хакером этого большого безумного города. Он был талантлив, умен, он грамотно рисковал и залихватски тратил заработанное.

И когда вместо формулы парфюма он слил для заказчика совершенно другую рецептуру, его умения и таланты проявились во всей своей красе.

* * * * *

Фильм оставил тягостное впечатление. Павел вышел на яркий свет улицы, прищурился, закрывая лицо ладонью от бьющих в глаза солнечных лучей, и сквозь зубы тихо выругался.

– Какой кошмар! – покачал он головой, не обращая внимания на то, что остановился практически на самом выходе из кинотеатра; десятки локтей и колен прошлись по нему, но он не заметил этого. – Это не может быть правдой, люди на такое не способны…

Впечатление было действительно ужасным – кровь и перекошенные лица безумцев, вопли толпы, дьявольские крики, любовь и предательство, ложь и истина… Павел вспомнил, что никогда не было так тихо в зале, как сегодня. Никто не шуршал попкорном, не выкрикивал глупостей с последних рядов, не шлялся туда-сюда перед экраном и не отвечал на звонки сотовых телефонов (наоборот, эти чертовы жужжащие машинки выключались словно с остервенением). Зрители были поглощены происходящим на экране полностью и безвозвратно – Павел понял это, когда зажгли свет.

Никто не собирался вставать.

Не потому, что ждали продолжения или были разочарованы финалом. Просто ни у кого не осталось сил на то, чтобы уходить. И только самые нетерпеливые сумели подвигнуть зал к тому, чтобы все пошли к выходу.

Люди шли молча, вынося с собой пустые стаканы из-под колы и кукурузы, тихо опуская в урны пивные бутылки; они будто бы приобрели во время просмотра фильма нечто тяжелое, неподъемное и одновременно стряхнули с плеч мрачные призраки собственных предубеждений и ошибок. Павел прочувствовал все это на собственной шкуре.

Он, как и все, с опущенной головой пробирался к выходу, потом увидел над головой солнце и наткнулся на него, как на невидимую стену. Солнце вернуло ему прежнюю жажду жизни – но он понимал, что уже никогда не будет прежним. Фильм изменил его навсегда.

Из транса вывел звук сирены. Он медленно, нехотя посмотрел по сторонам и увидел подъезжающую к кинотеатру «Скорую помощь». Где-то за спиной раздались торопливые шаги, кто-то просил расступиться; двое крепких мужчин несли на руках уже немолодую женщину с запрокинутой головой.

По толпе, выходящей на улицу, прокатился шепот:

– Прямо в зале… Стало плохо… Наверное, инфаркт… Еще бы, такое кино…

Павел смотрел вслед отъезжающей карете «Скорой» и чувствовал, как бесится в груди душа, пытаясь закричать на всю площадь. Эта женщина, у которой не выдержало сердце, она взяла весь негатив толпы, всю ее темную мощь, которой был насыщен зал перед началом фильма. Она пропустила все сквозь себя, чувствуя, как с каждым вскриком, с каждой слезой выходит из зрителей проклятие человеческого рода…