Море Имен - Ольга Онойко

— Я русский, — негромко сказал Ясень. — Маму мою Лазурь звали. Только страна моя не Россией называется, Геннадьич, а Росой, и столица у неё — Листва.

— Яська, но ведь Олимпиада была! Общая! — дядя Сёма вскинул глаза, стукнул кулаком по столу. — И Союз Советский был! И Победа! И Гагарин!

— Было, — согласился Ясень. — А города называются по-другому, и имена у людей другие. Нашего Гагарина Бураном звали. И Победа у нас не девятого мая.

Лицо Семёна Геннадьича горько искривилось. Секунду Инею казалось, что он сейчас швырнёт недопитый стаканчик в стену, и Иней осторожно отодвинулся, но дядя Сёма, наоборот, поставил стаканчик на стол очень медленно и осторожно. Иней пригляделся к пожелтевшей газетке, постланной вместо скатерти — «Труд», 1980 год…

— Ещё тридцать лет ехать буду и не доеду… — пробормотал Семён Геннадьич. — Как ты мне сказал тогда, что Союз развалился, я трое суток спать не мог. Думал, не сойти ли с поезда. Только куда идти-то, в чужую параллель? В прошлое? На кой оно сдалось, когда знаешь, чем всё закончится… Был я молодой, был я дурак, думал, я кремень-человек, пешком до Моря дойду. А вышло? Душа моя слабая и привязчивая, оттого все у меня наперекосяк и наискосок…

— Геннадьич, — предостерегающе сказал Ясень, — зря ты это. Хочешь — верь мне, хочешь — не верь. Это ты сам от себя отговариваешься. В том всё и зло. Как перестанешь — доедешь. Отговариваться перестанешь, а не Родину любить. Ты не обижайся, но, по-моему, ты Моря боишься. Потому и ищешь себе якорь, чтобы тысячу лет ехать и не доехать. А Море — оно светлое.

— А ты почём знаешь? — зыркнул на него дядя Сёма. — Ты его видел?

— Во сне видел, — серьёзно сказал Ясень.

Странно, но дядя Сёма ему сразу поверил, согласился и успокоился.

У Инея глаза лезли на лоб от этого разговора. Он совсем оробел и поэтому понемножку ел, чтобы не пялиться на папу и Геннадьича и не привлекать лишнего внимания. Сначала доел бутерброд, потом выпил чай, потом стал грызть, протерев рукавом, жёлтое яблоко… Всё это напоминало фантастический фильм. Небывальщина, красота нарисованная, сон сном. Но в живой Нефритовой Электричке стояла на столике дяди-Сёмина мутная водка и невкусные огурцы, да и сам волшебный поезд был абсолютно, непререкаемо настоящим — хочешь, нацарапай что-нибудь на облачной стене, хочешь, расковыряй пальцем синий бархат… Таинственная Электричка не казалась очень уж жуткой, гораздо жутче были сейчас дядя Сёма и папа, а вернее, то, как по-взрослому, просто и горячо они обсуждали волшебные дела, и какими невесёлыми эти дела были. «В сказку попал», — подумал Иней и тяжело вздохнул.

Он понял, что дядя Сёма Геннадьич происходит из другого мира. Он вспоминал, как играл в другие миры с Лёнькой, и начинал запоздало бояться за себя и друга. Что, если бы они в самом деле попали в другие миры? Плохо бы им пришлось.

«Хорошо, что папа рядом, — подумал он. — Папа всё может». Иней незаметно потрогал папин рукав и опустил голову.

А папа вдруг обнял его крепко-крепко и прижался носом к макушке.

— Где сходить будете? — спросил дядя Сёма.

— Давай на станции, — ответил Ясень.

Иней уже устал удивляться и только спросил мысленно: «Почему же мы на станции не садились?»

Папа положил гитару в кофр и встал.

— Геннадьич, — сказал он громко, — не последний раз видимся.

— Может, что и последний.

— Нет, — улыбнулся Ясень, — я тебя ещё на берегу подожду.

И дядя Сёма тоже улыбнулся, снова собрал лицо в лучики морщинок:

— Ну, держись, раз слово дал… А ты, Иней, не бойся ничего. Всё будет хорошо.

Иней молча кивнул.

Они с папой вышли в тамбур. За окном нёсся прозрачный зелёный лес. Уже не такой чудесно светлый, как там, где они шли пешком, обычный лес, но всё равно красивый. Только с мусором.

Вдали показался полустанок. Нефритовая Электричка замедлила ход, остановилась, отворила двери. Они вышли и подождали, пока она проедет — помахали руками дяде Сёме, высунувшемуся из окна. Потом направились к лестнице, спускавшейся с края платформы…

«Это ведь наша платформа, — настороженно примечал Иней. — Та самая. Зачем мы на неё обратно приехали? Столько ехали и обратно вернулись. Опять в палатке жить будем?» Он ничего не имел против палатки, просто странно всё было. Но к папе с вопросами он не лез. Папа сутулился и вздыхал, и понятно было, что думает он о дяде Сёме и всякой печали.

Прошли по лесной тропе, свернули в положенном месте, увидели просторное поле и далеко-далеко на высоком шесте фонарь фермера. Вскоре показалась и знакомая просёлочная дорога, под ногами захрустели камешки обочины. Иней крутил головой, узнавал места. Вот тропинка к пруду. Вот покрашенный жёлтой краской дом соседа с цветниками, теплицами и резной беседкой. Вот голубой дом другого соседа, а дальше третий сосед, дом каменный с красной крышей…

А за каменным домом стояла их дача.

Целая. Целёхонькая.

— Ой, — сказал Иней и остановился.

Папа потрепал его по волосам.

— Чего — ой? — поинтересовался он.

— Это же наша дача.

— Ну да. Я ж говорил — жить на даче будем.

— Она же сгорела!

— Где-то сгорела, где-то не сгорела, — Ясень рассмеялся. — Инька! Да ну что ты жмёшься, валенком прикидываешься. Ты парень умный, дошёл умом-то, я ещё в поезде заметил. Дача класс! Всю своими руками построил! И печь сам положил. А ты как думал? Твой папа через десять лет с того света вернулся — думаешь, у тебя обычный папа? У тебя волшебный папа! Ты чего, испугался? Инька! Щелбан за испуг!

Смерклось. Осень зажгла лампу. Жёлтый электрический свет казался мертвенным и словно бы душным, как туман. В белёсом плафоне лежали дохлые мухи.

— Алик, — ровно повторила Осень, — приди в себя.

Алей взглянул на неё исподлобья.

Они сидели на Алеевой кухне, и перед обоими уже остыл чай. Алей нервно теребил хвост металлической змеи, обвивавшей его шею. Пальцы точно приклеились к чешуе.

Несколько минут назад ему звонила мать, спрашивала, нет ли новостей. У него не было новостей. Весела кротко ответила: «В милиции тоже говорят, что глухо. Лёва говорит — надо искать частного сыщика, а я уж и не знаю…». Мама ни словом, ни вздохом не укорила его, но у Алея не было для неё новостей! Он взвинтил себя до дрожи и без посторонней помощи. Чуть ли не проклял себя, самодовольного идиота, прославленного на всю Росу лайфхакера.

Надо было работать. Действовать.

— Осень, — в который раз процедил он, — не держи меня. Я пойду. Надо найти Иньку. С ним может случиться что-то плохое.

От админа Алей с Осенью уехали вместе. Держались за руки. Её прикосновение не было прикосновением девушки к парню — наоборот, оно остужало… Осень бы добилась успеха, заставив в конце концов Алея мыслить рационально, но позвонила Весела, и её усилия пошли прахом.