Бета-тест - Аннабет Альберт

не задумывался о том, что будет дальше. Вернее, задумывался, но не позволял себе зацикливаться на том, какие ужасные шесть месяцев ему предстоят.

— Это всего лишь одна из целого ряда причин, почему эта работа тебе не подходит, — его мать сделала пренебрежительный жест рукой. — Но мы с твоим отцом обсудили вопрос. Ты можешь работать над маркетингом моей кампании, а после всего этого у дяди Фрэнка, он сказал, что уже осенью у него появиться свободная вакансия.

— Я не хочу работать на бухгалтерскую фирму, или твою компанию.

— Конечно же, хочешь. Ты получил степень магистра делового администрирования в одной из лучших бизнес-школ в стране, а дядя Фрэнк является вице-президентом престижнейшей фирмы в Лос-Анджелесе. Это идеальный вариант.

Едва ли. И он получил эту степень только потому, что они на этом настаивали.

— Я не могу просто взять и бросить свою работу, — сказал Тристан вместо этого.

— Ох, ты, разумеется, подашь соответствующее уведомление, — сказал его отец. — Ты хороший парень, Тристан. Но тратишь свой талант на эту... компанию игрушек. Позволь нам помочь тебе.

— Я... я не... — пробормотал Трис. "Позволь нам помочь тебе". Именно поэтому он оказался в элитной частной школе, а не в обычной общеобразовательной, что находилась рядом с их домом, в Стенфорде вместо Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, а ведь он так мечтал туда попасть и именно поэтому поступил в аспирантуру, вместо того, чтобы попробовать попасть на стажировку в какую-нибудь фирму.

— Ты можешь обдумать, пока переодеваешься, — его мать указала на коридор, ведущий в спальни. У него здесь не было своей комнаты, лишь со вкусом обставленные гостевые апартаменты, в которых не было ни единой частички того уюта, который присутствовал в его спальне в детстве. Большинство вещей, что они перевезли из старого дома, были обезличены и не имели никакой ностальгической ценности, так что, под аккомпанемент тяжких вздохов, ему пришлось бороться за то, чтобы его любимые вещи упаковали в коробки и отправили на хранение.

На стенах в коридоре висело несколько семейных снимков, его фото с выпускного в школе, изображение их троих с его выпуска из Стэнфорда, ещё одна фотография с их захватывающего отпуска в Канаде. Боже, насколько же всё было проще тогда. Чуть дальше было фото с инаугурации его матери на пост федерального судьи и ещё одно, более раннее, на пост районного. Оно было единственным, где в кадре присутствовал Дерек, да и то, на самой его периферии, словно темноволосое размытое пятно.

"Я скучаю по тому, кем мы были". Его пальцы скользили по изображению более молодой версии матери, той, что, во время своих командировок на конференции вместе с ним и Дереком, тайком посещала музеи и пьесы, той, кто познакомила его с оперой и искусством. "Я скучаю по твоей улыбке, даже если она предназначалась не мне".

На кровати, в гостевой комнате, его мать оставила коробочку с бутоньеркой и значок её кампании с надписью: "Семья — на первом месте".

Переодеваясь, он раз за разом обдумывал эту фразу, одновременно с этим прокручивая в голове сообщение от Рави, и всё это вперемешку с разговором с родителями по поводу работы. Стоя около зеркала, Тристан пытался укротить свои волосы, зачесывая часть из них назад. В последнее время он перестал укладывать их подобным образом, оставляя причёску в естественном виде. "Всё это проделки Рави", - подумалось ему, но, как и в ситуации с татуировкой, он постепенно привык к более не формальному внешнему виду. Поправив манжеты, мужчина вышел из комнаты, обнаружив родителей там же, где видел их в последний раз — на диване. Отец вносил оперу в своё расписание, а мать перебирала бумаги, шёпотом репетируя свою речь.

— Эй, мам? — позвал он с кухни, из которой открывался вид на гостиную, взяв бутылку воды из холодильника.

— Да? — она оторвала свой взгляд от бумаг, очки для чтения болтались у неё на кончике носа. К тому моменту, как она будет зачитывать свою речь, они, разумеется, испаряться, будто их никогда и не было.

— Ты действительно собираешься включить программу, направленную против геев, в свою предвыборную кампанию.

— Против геев? — она подтолкнула свои очки на прежнее место.

— Ту, благодаря которой предприятия и учебные заведения получат возможность безнаказанно подвергать людей дискриминации и о твоей поддержке внесения поправок в закон о "свободе вероисповедания", в других штатах.

— Ах, это. Да, партия очень настаивала на том, чтобы программа целиком и полностью опиралась на традиционные ценности, и я согласна с тем, что это именно то, что нужно штату.

Каждое слово ударяло по нему, словно кусочки гравия, вылетающие из-под колес грузовика, увозящего все его надежды и идеалы.

— Я...я не могу стоять на сцене позади тебя и слушать, как ты говоришь подобные вещи против людей, которых я... которые мне не безразличны. Против меня. Ты говоришь, что у меня должно быть меньше прав...

— Ничего подобного я не говорю, — его мать издала звук, похожий на кудахтанье. — Большая часть пунктов моей программы — это призыв к возврату традиций, которые на данный момент утеряны из-за чрезмерной либеральной активности. Ничто из этого не направленно персонально против тебя.

— Но, по факту, выходит именно так. И если бы верховный суд не вынес решение о легализации однополых браков, в твоей программе по-прежнему был бы пункт против них.

— Но он его вынес, и я не спорю с тем, что страна движется в определённом направлении. Но те люди, которые хотели, чтобы я участвовала в выборах, выступают против этого...

— Почему ты не можешь выступить против них самих?

— Тристан. Помощи твоей матери в этом деле просили довольно влиятельные персоны. Не стоит так переживать и принимать всё близко к сердцу, — отец отложил свой телефон в сторону. Его волосы, которые когда-то были тёмными, теперь стали почти полностью седыми, но голос звучал твёрдо, как никогда.

— А фраза, на том значке, который ты хочешь, чтобы я надел, имеет ко мне хоть какое-то отношение? — его сердце колотилось так, что звенело в ушах.

— Что ты имеешь в виду? — мать сморщилась.

— Я смогу завести семью? Партнёра? Иметь возможность жить в любом районе? Усыновить детей, если мы того захотим? Право стоять с вами на сцене вместе со своей семьёй?

— Тристан, — голос его матери был холоднее,