Калифорния на Амуре - Анонимус

Сказавши так, надворный советник увлек помощника за собой в ближайший же дом. Никого не встретив в сенях, они прошли в горницу. И тут, наконец, им улыбнулась удача. В горнице им навстречу поднялась со стула дородная русская баба лет сорока с тревожным лицом.

– Он здесь, – сказал Нестор Васильевич, глядя прямо перед собой.

Ганцзалин с изумлением поглядел на господина: как это он по одному виду женщины понял, что Ван Юнь живет именно здесь? Однако Загорский смотрел не на хозяйку, он смотрел вперед – туда, где возле дальней стены стоял теплый кан.

Хозяйка, которую звали Мария Александровна, рассмотрев пришельцев, перешла в наступление.

– Чего надобно? – сказала она с нарочитой суровостью. – Ходят тут всякие! Ходят и ходят, а чего ходят, сами не знают.

– Исполать, хозяюшка, – неожиданно елейным тоном заговорил Загорский. – Мы к вам по делу.

– Какому-такому делу? Не знаю никакого дела! – отрезала женщина. – Вот, как говорится, Бог, а вот порог!

– Мы с золотом пришли, – как ни в чем ни бывало продолжал надворный советник, не выказывая видимого желания покинуть дом. – Золото Ивану продать хотим. Знаем, что дает справедливую цену.

– Какое еще золото, не знаю никакого Ивана, – Мария Александровна нахмурилась: видно было, что разговор, которого она изо всех старалась избежать, с каждой секундой становится для нее все неприятнее.

Загорский любезно отвечал, что Иван – это китайский староста Ван Юнь, им известно, что он скупает золото и живет прямо здесь, в доме у доброй хозяюшки. Секунду Мария Александровна, прищурясь, разглядывала надворного советника, потом вдруг зычно крикнула.

– Андрей, подь сюды! Андрей Георгиевич, подь, говорю!

На зов из соседней комнаты выглянул мужчина. Только это оказался почему-то не Ван Юнь, которого ждали Загорский и Ганцзалин, а русопятый компатриот надворного советника. Это был человек выше среднего роста, мосластый, когда-то, вероятно, могучий, а ныне подточенный неведомой болезнью. Кудрявые светлые волосы, синюшное лицо, мешки под глазами, сами глаза мутно-желтые, как бывает при запущенной желтухе.

– Чего тут? – сказал он, окидывая незваных гостей быстрым недоброжелательным взглядом.

– Вот, Андрюшенька, явились, – кивнул в их сторону женщина. – Ивана ищут, золота им какого-то подавай.

– Никакого золота тут нету, проваливайте, – велел тот без всяких околичностей и для убедительности добавил еще пару матерных слов.

– Нехорошо вы гостей встречаете, неприветливо, – укоризненно заметил ему надворный советник.

– Как хотим, так и встречаем, – грубо проговорил Андрей Георгиевич, подходя вплотную к Загорскому и вызывающе глядя ему в лицо своими желтыми глазами. От ярости глаза эти сверкали и казались теперь не просто желтыми, а золотыми, словно отразились в них все соблазны Амурской Калифорнии.

Загорский с сожалением развел руками – хозяин, как говорится, барин. И если их не хотят тут видеть, и разговаривать с ними не хотят, им ничего другого не остается, как остаться в доме без разрешения хозяев.

В золотых глазах Андрея Георгиевича мелькнула злоба пополам с изумлением. Не тратя больше времени на пустые препирательства, он молча поднял над головой надворного советника могучий костистый кулак, однако опустить его не успел. Загорский произвел очень быстрое, едва заметное движение, вследствие чего строптивый Андрей Георгиевич беззвучно осел и мешком опустился прямо на руки подоспевшего Ганцзалина.

– Ох… – негромко охнула хозяйка, отступая, и глаза ее сделались совершенно круглыми. – Ой, люди добрые, что же это? Убивают?

Последнее слово она произнесла с вопросительной интонацией, как будто сама еще не была уверена в том, что же это такое на самом деле вокруг творится.

– Убиваем, – злорадно осклабился Ганцзалин, но надворный советник бросил на него укоризненный взгляд: никого они не убивают, им просто нужно поговорить с Ван Юнем.

– Кричать буду, – отступая назад, предупредила Мария Александровна.

Загорский отвечал, что кричать она может, сколько угодно, вот только на крик ее в дом ворвутся манегры, которые перевернут тут все вверх дном, и найдут Ван Юня. И уж они с ним церемониться не станут: отвернут ему голову, а за компанию и самой хозяюшке, и знакомому ее, Андрею Георгиевичу. Они же с помощником – вполне мирные люди и никого не тронут. Им нужно просто поговорить с Ван Юнем – и, может быть, разговор этот спасет ему жизнь.

Но хозяйка, видимо, получила строгие указания и решила стоять насмерть. Немного ободренная мягким голосом Нестора Васильевича, она подбоченилась и в очередной раз заявила, что никакого Ван Юня она знать не знает, а за избиение человека придется им отвечать по закону.

– Ответим, если случится, – не возражал надворный советник и, решительно отодвинув с дороги хозяйку, перешел в соседнюю комнату, пока Ганцзалин вязал бесчувственного Андрея Георгиевича и затыкал рот ему кляпом – разумеется, из самых лучших побуждений.

Оказавшись во второй комнате, Загорский сначала просто обвел ее взглядом, а уж потом приступил к быстрому, но тщательному осмотру. Он заглянул под кровать, обревизовал стоявший в углу шкаф, и осмотрел даже шторы на окнах. Не найдя тут ничего для себя интересного, надворный советник приступил к большому сундуку, который располагался в дальнем углу и был накрыт красным домотканым покрывалом.

– Думаете, он внутри? – спросил помощник.

– Уверен, – отвечал Нестор Васильевич.

Ганцзалин решительно сдернул покрывало с сундука, хозяйка ойкнула, но препятствовать не решилась. Сундук оказался заперт на висячий замок.

– Замок, – раздумчиво проговорил Ганцзалин. – Если внутри человек, зачем запирать сундук на замок?

– Чтобы остальные не догадались, что внутри – человек, – пожал плечами надворный советник. – Ей же Богу, Ганцзалин, ты меня удивляешь, это же так очевидно.

– Но как же он дышит?

– Если бы ты мог увидеть заднюю стенку сундука – ту, которая ближе к стене, ты бы заметил там небольшие отверстия для поступления воздуха, и лишний раз убедился бы в правоте нашей догадки…

Но Ганцзалин не стал ворочать сундук и косвенным образом убеждаться в правоте их отгадки. Он просто протянул руку к хозяйке ладонью вверх.

– Ключ, – сказал он.

Та по обыкновению пыталась было противиться, но, когда Загорский в двух словах объяснил ей, что, если они начнут ломать сундук топором, тому, кто находится внутри, придется очень несладко, быстро выдала Ганцзалину ключ.

Ганцзалин открыл сундук, а надворный советник немедленно заглянул внутрь. На дне сундука, слегка прикрытый одеждой, скрючившись в три погибели, лежал китайский да-е Ван Юнь.

– Добрый день, Ван-ся́ньшэн, – по-китайски проговорил Загорский с самым любезным видом. – Давненько мы с вами не виделись, не так ли? Вылезайте, побеседуем.

Видя, что прятаться дальше бессмысленно, Ван Юнь с робкой и приниженной улыбкой полез наружу. Выбравшись, он с упреком поглядел на хозяйку. Надворный советник, однако, заметил, что Мария Александровна тут не при чем, она держалась до последнего. Поняв очень скоро, что ни бить, ни убивать его, кажется, не собираются, китайский староста немного приободрился.

– Я ни в чем не виноват, – заговорил Ван Юнь, и в голосе его даже послышалась некоторая претензия.

Надворный советник осведомился, зачем же, в таком случае, он залез в сундук, что бы там делать ни в чем не повинному человеку? Ван Юнь отвечал, что он прятался от манегров, которые по всему Амуру вылавливают китайских старателей, бежавших из Желтуги.

Пока он переговаривались, за стеной послышался легкий шум. Услышав его, хозяйка дома попыталась выйти в соседнюю комнату. Однако попытка эта была немедленно пресечена Ганцзалином.

– Куда? – сказал он, как обычно без особенных церемоний заступая дорогу женщине.

– Мне до ветру, – отвечала та с легким возмущением.

Китаец только ухмыльнулся в ответ, однако Загорский заметил, что нельзя заставлять женщину терпеть физические неудобства.