Охотничья луна - Лори Хэндленд

— Я видел, как погибли многие мои друзья. На побережье, во время наступления, в том лесу. Мне было двадцать три, и я не хотел умирать. Поэтому и попросил того оборотня меня пощадить. Ошибка, за которую расплачиваюсь снова и снова.

— Что тогда произошло?

— Тот оборотень больше не был голоден, поэтому исполнил мое желание, превратив меня в себе подобного.

В комнате повисла тишина, когда Дэмьен вспомнил значение этой фразы, и я тоже ее поняла. Скольких же людей он убил, если его обратили еще в сорок четвертом? От возможных цифр голова шла кругом.

— Я стал одержимым. Ты даже не представляешь, что такое жажда крови, особенно если ты новообращенный. Просто слетаешь с катушек. В то время в Германии было несложно утолить голод. И так же легко получилось исчезнуть, так как весь наш отряд уничтожили и буквально растерзали на клочки, рассеявшиеся по всей стране. Я числился в списках погибших. С семьей больше не встречался. — Глубоко вдохнув, он медленно выдохнул. — Да и как я мог, превратившись в это?

У меня в душе зародилось сочувствие, которое я тут же беспощадно подавила.

— Пока что я не слышу ничего такого, что отличало бы тебя от остальных кровожадных подонков, убитых моими серебряными пулями за последние годы.

— А я и не говорю, что я другой. Я убивал — сначала в Германии, потом в России и разных уголках Европы. Тогда это было легко: людей много, никто и не замечал. Будучи солдатом, я делал то же самое. Только теперь врагом был каждый человек, и не имело значения, какая на нем форма и каким флагом он махал. Поначалу жизнь оборотня мне нравилась. Я так долго боялся — ведь в армию попал еще совсем мальчишкой, а до войны работал в доках Нью-Йорка. — Дэмьен глянул на свои руки — грубые, все в мозолях и царапинах. — Это тяжелая работа, но война намного хуже. Я так боялся смерти, но должен был пойти на войну. Тогда у нас выбора особо не было. Мир в разрухе, и либо мы его спасем, либо навеки попрощаемся со всем и всеми, кого любим. У меня все равно так и вышло.

— Ах, бедняжка, — съязвила я.

Губы Дэмьена слегка растянулись в подобии улыбки — как обычно.

— Когда тебя кусают, ты меняешься. Я говорю не только о физической трансформации. Вирус — или что там так действует — превращает тебя в эгоиста. Все, о чем ты думаешь, — следующий прием пищи и как выжить и процветать. «Я, я, я» — неустанно стучит в голове, словно гимн. Вот этот демон, Ли: совершенный и тотальный эгоцентризм.

— Социопатия, — пробормотала я.

— Именно, — подтвердил Дэмьен.

Я сделала мысленную зарубку рассказать об этом Эдварду. Сомневаюсь, что оборотни повально обращались за психиатрической помощью по поводу своего психоза, но не помешает проверить каждого, у кого проявлялись социопатические наклонности.

— Я оставался в Европе, пока последний член моей семьи не умер. Не хотелось встретиться с кем-то знакомым. Как бы я объяснил, почему жив?

— Разве твоя мама не любила бы тебя наперекор всему?

— Несомненно. Но мне было наплевать на мать, на любовь, семью и все, что по-настоящему важно. Меня заботил только я сам.

Я нахмурилась: эти слова говорил не тот Дэмьен, которого я узнала поближе и полю... — то есть, возненавидела.

— Когда все, кто меня знал, умерли, я вернулся в Америку. Я скучал по ней, насколько это вообще было возможно. Кроме того, в Европе становилось небезопасно: все монстры, выпущенные нацистами…

— Ты знал об этом? — подскочила я.

— Ну конечно! У нас собственные сказки, легенды и история. Существа, которых Менгеле сотворил в своей лаборатории, начали создавать проблемы. Видишь ли, американцы не верят всему так, как европейцы.

— То есть?

— Люди, жившие возле Шварцвальда, столетиями наблюдали, как из чащи появлялись невероятные создания. Европейцы покупают серебряные пули так же легко, как мы — чизбургеры. А вот американцы — современная нация, ведь стране всего-то две сотни лет. Мы верим только тому, что можно увидеть, услышать и потрогать. Разве можно купить серебряные пули в «Уолмарте»?

Я понимала, куда он клонит.

— Когда я вернулся в США в шестьдесят восьмом, — продолжил Дэмьен, — мир сошел с ума. Люди вовсю путешествовали автостопом. В моде были свободная любовь и наркотики — замечательное время для монстров. Со всеми этими перемещениями по стране люди исчезали бесследно.

— А теперь? — спросила я.

— Теперь все сложнее. Но все равно есть пропавшие без вести, о чем ты знаешь не хуже меня.

Дэмьен был прав. Несмотря на компьютерные технологии, телефоны и другие прибамбасы, необходимые для сегодняшней жизни, люди все равно исчезали. И мы оба знали, почему.

— Пока что ты не привел ни одного стоящего довода, из-за которого у меня пропало бы желание пустить промеж твоих глаз кусок серебра.

— Теперь я убиваю не людей, а оборотней, — сказал Дэмьен.

Не уверена, что поверила ему, но все же предоставила право оправдаться.

— Почему?

— Кое-что произошло и заставило меня понять свои поступки. Заставило мучиться по поводу каждой отнятой жизни и не забывать всю боль, которую я причинил другим. Лица убитых преследуют меня, и есть только один способ заставить их померкнуть хоть на секунду — оборвать жизнь такого, как я.

— Никогда не слышала о совестливых оборотнях.

— Я тоже. Это либо проклятье, либо дар. — Дэмьен скривил рот. — Зависит от того, под каким углом посмотреть.

Я не была уверена, какой угол выберу, потому что эта история казалась чертовски неправдоподобной.

Глава 30

— Около года назад, — продолжил Дэмьен, — я очутился в Арканзасе.

— А ты не сидишь на месте.

— Приходится. Исчезновения людей — это одно, а вот когда пропадает целая толпа, причем в одном городке, — уже другое.

Я пожала плечами, соглашаясь с доводом.

— Оборотни жаждут человеческой плоти. Большинство выходит на охоту несколько раз в месяц, а то и чаще — если ранены. Но есть одна ночь, когда питаться обязательно.

— Полнолуние, — сказала я.

— Точно. Вот когда происходят разные странные события — спроси любого из работающих в ночную смену: копа, фельдшера скорой помощи, официантку или бармена. Полнолуние всегда равно бурной ночи. Так вот, год назад я очутился в горах Арканзаса. Там жила женщина… — Дэмьен умолк и снова уставился на свои ноги.

— Не переживай, ревновать не буду, — поддела я.

И тут же пожелала вернуть слова обратно, потому что так обычно говорят отвергнутые любовницы и жалкие барышни, требующие внимания. Никогда не хотела видеть себя в этой ипостаси.

Дэмьен пропустил колкость мимо ушей.